Литературная Газета 6327 (№ 23 2011)

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 4,0 Проголосовало: 1 чел. 12345

Комментарии:

Сон об отце

Литература

Сон об отце

ПИСЬМА ИЗДАЛЕКА

Я не помнила отца, пропавшего без вести на войне, но часто думала: пропал без вести – не значит погиб. Я не могла забыть детскую заветную мечту, что отец непременно вернётся, он лишь задержался по непонятным причинам в чужих краях. И всю жизнь жила в предчувствии встречи. Однажды мне привиделся сон. Хотя прошло много лет, он, как яркая вспышка, по-прежнему хранится в памяти. Стою на обычной опушке леса, день по-особому светел, но удивительно: иным, внутренним зрением вижу, скорее, чувствую, как ласково безмятежное небо, как безмерен и вечен его покой. Всем существом явственно осознаю, как облака, земля, каждая былинка пронизаны благодатью, и ею одной всё дышит, живёт. Неожиданно слышу внутренний голос, словно ему ведом во всей полноте язык любви: «Остановись… здесь сокрыто твоё самое родное». Всё вокруг замерло, как будто боясь помешать мне понять важность происходящего. Трава, листья не шелохнутся, ни звука, ни шороха. А голос, для понимания которого не нужны слова, продолжает: «Эта земля для тебя священна, здесь покоятся останки твоего отца»…

Вмиг исчезли мечты и надежды, горечь и боль обрушились непомерным грузом. Их тяжесть была невыносима. Безутешно рыдая, я упала на землю, прижалась к ней, как к отцовской груди. Смешались мои слёзы с землёй, где злая воля оборвала жизнь отца.

Окончательно пробудилась, сердце продолжает сжиматься от жалости, сострадания к такой короткой человеческой жизни. Трагедия, что произошла с отцом, стала моей собственной болью. О чём были его мысли, как он уходил? Как угасал: от ран или голода? Я предполагала, что отец в свой смертельный час остро, как никогда, осознавал, как бесценна жизнь, стремился её сохранить, до последнего биения сердца надеялся, что будет жить. Он погиб, и лишь берёзы оплакали его шелестом листьев, отпели при тихом мерцании угасающих предутренних звёзд…

Вновь нахлынули воспоминания… Как мне отца не хватало, особенно в детстве, в юности. Порой казалось: душа может задохнуться, погибнуть без его любви, как всё живое без воздуха. Неумолимое время уносило последние надежды, а душа жила по своим неписаным законам, не желала смиряться и ждала отца или какую-нибудь весточку о нём, словно чуда.

Как и у других, у меня войной украдена, урезана часть жизни – безмятежное детство. Отсутствие отцовской ласки, чувство одиночества, незащищённости оставили отпечаток на наших характерах, да и судьбы у многих могли сложиться иначе. Наши отцы могли бы дарить нам тепло своих сердец, но их сегодня, к величайшему прискорбию, нет…

Страшное испытание, которое выпало на их долю, представить невозможно живущим в мирное время. Нам остаётся хранить память о тех, кто явил миру образец верности исполнения долга, получил право на бессмертие, познав сполна всю боль нечеловеческих страданий, и оплакивать тех, кто нам дорог.

Мы бережно храним воспоминания близких, мысленно воскрешаем образы безвременно ушедших. В трудную минуту, глядя на снимки в фотоальбоме, ищем в них утешения и радости.

Вот фотография отца, сделанная перед самой отправкой на фронт. Казалось, он чувствовал, что уходит от родных навсегда. Отцу 20 лет; ранят его глаза, полные грусти, боли, тревоги. Это глаза человека, способного глубоко страдать и нежно любить.

Вот последняя фотография военных лет: как же он молод, всего 21 год. Высокий лоб, открытый, смелый взгляд. Он был командиром мотороты разведчиков. Остались его письма в стихах. Он любил жизнь, но погиб, чтобы жили другие.

Я верю: человечество медленно, но меняется к лучшему – через трагический опыт войн, заблуждений и горечь испытаний. Наступят времена, когда люди не ввергнут себя более в пучину горя и слёз. И тогда наконец воцарится на Земле долгожданный мир.

Фаина НЫРОБЦЕВА, г. ЧАЙКОВСКИЙ, Пермский край

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 1 чел. 12345

Комментарии:

«…никаких не хватит слёз»

Библиосфера

«…никаких не хватит слёз»

ПАМЯТЬ

Игорь ПАНИН

Сегодня, когда вышел этот номер «ЛГ», исполнилось девять дней со дня смерти замечательного поэта Александра Александровича Роскова. Он попал под колёса мотоцикла на одной из центральных улиц Архангельска. Врачи диагностировали у него повреждение головного мозга и обильную кровопотерю. Несколько суток комы, и – смерть. Можно было бы пуститься в бесконечные разговоры о том, что трагическая гибель поэтов в России давно уже стала обыденным явлением, возмущаться тем фактом, что за рулём мотоцикла сидел человек без прав на вождение, или же досадовать на то, что Росков легкомысленно переходил улицу в неположенном месте, хотя и в пределах видимости пешеходного перехода. Теперь бесполезно искать виноватых и прикидывать – что было бы, если бы… Всё уже случилось.

Гораздо важнее, на мой взгляд, вспомнить о том, каким человеком, каким поэтом был Росков. Биография его ничем особенно не примечательна. Родился в 1954 году в деревне Диковской Каргопольского района Архангельской области. Окончил среднюю школу и техническое училище в Каргополе, служил в армии, долгое время работал плотником и печником. В 1989 году на Всесоюзном совещании молодых писателей в Москве был принят в Союз писателей, заочно окончил Литературный институт им. А.М. Горького. В последние годы редактировал несколько областных газет, часто публиковался в местной и центральной прессе, становился лауреатом различных премий. Он не был особенно известен в столице, но что тут поделать – мы ленивы и нелюбопытны, как заметил классик.

Впервые я познакомился со стихами Александра Роскова в начале 90-х, когда сам только-только пробовал рифмовать и увлечённо читал всё, что хоть как-то было связано с поэзией. Мне попался в руки поэтический альманах «Истоки» 88-го года выпуска, в котором Росков явно выделялся на фоне других стихотворцев. Его большую подборку «Стихи из деревни» предварял текст редколлегии – в нём говорилось, что этот никому прежде не известный поэт, безусловно, является открытием. И это было правдой… Такие тексты, как «Брёл апрель по задворкам России» или «Меня крестил наш каргопольский поп», запомнились сразу же, без какого-то усилия с моей стороны. В его стихах проглядывало что-то нетипичное для поэта-деревенщика, хотя написаны они были вполне в традиционной манере:

Всю эту осень я всё ждал чего-то…

И вот, под невесёлые дожди,

пришла Беда… И я открыл ворота.

Промолвил, усмехнувшись: «Заходи…»

Примерно через пятнадцать лет я случайно наткнулся в Интернете на знакомые мне стихи. Оказалось, что Росков жив и здоров, активно работает, издал несколько книг и хотя всероссийской славы не стяжал, но в своём крае считался непререкаемым авторитетом. Периодически мы обменивались с ним письмами, условились при случае встретиться в реале. Не довелось…

Наверное, Росков, вслед за Есениным, мог бы назвать себя «последним поэтом деревни». Только писал он не об «уходящей» деревне, но об ушедшей, позабытой всеми, спившейся, состарившейся, главным событием в которой становятся очередные похороны:

Вот деревня моя. Вот я.

Вот чужая стоит семья.

Вот покойника бледный лоб.

У избы незакрытый гроб.

/…/

Дни проходят. Летят. Бегут.

Фотографии берегут

искажённые горем лбы

и покойника у избы.

Над усопшим с тех самых пор –

синий крест, земляной бугор.

На погосте трава, трава

да ольховые дерева…

Это, кстати, из подборки в «Литературной газете» (№ 11, 2010). Невесёлые строки, но разве жизнь современной деревни может подвигнуть к написанию стихов, дышащих оптимизмом? Он искренне переживал за провинцию, стараясь увидеть положительное даже в самом обыденном, малоприглядном. Подразумевалось: если не плохо – уже хорошо. Особняком стоят стихотворные портреты его земляков – выдающихся в своём роде людей, народных умельцев, которые не только крышу перекрыть могут, но и блоху подкуют, если понадобится, да только вот не нужны они «большой» России, прозябают в нищете и уходят до срока. И получается, что писать о деревне сегодня – значит писать о погосте: