Литературная рабыня: будни и праздники

…А потом я опять смотрю в черное небо конца августа. Радуюсь полновесной ночной тишине и запаху выгоревшей за лето травы. И вижу звезду, которая все разгорается и разгорается. И делается все ближе. И начинает слепить меня. И тогда я слышу голос:

– Ну, вот, все и закончено…

И мне почему-то совсем не страшно.

* * *

– Ну, вот, все и закончено.

Я открываю глаза. Молодая докторша протягивает салфетку, чтобы я вытерла лицо. А я и не заметила, как она вынула меня из моей грохочущей домовины.

Голова кружится от долгого неподвижного лежанья. Докторша помогает мне подняться. Проводив до коридора, просит:

– Посидите, пожалуйста, минут тридцать в холле. Я обработаю результаты обследования.

По длинному пустому коридору я прохожу в холл. Там тоже пусто. Пусто, тихо и прохладно. Как-то никак. Вне времени, вне пространства. Вне всего.

В углу, за конторкой, девушка-регистратор отрешенно смотрит на экран монитора. Гулкое помещение залито ровным, из ниоткуда идущим светом.

Я сажусь на диван, без всяких мыслей и чувств. Откинулась на спинку и смотрю в пустой потолок. Потом включаю мобильный. Уйма неотвеченных вызовов. Подруги № 1, Маня, несколько звонков от Ванечки, а все остальные – от Ираклия.

Нажимаю Ванечку.

– Мам, ну, ты чего отключилась так надолго? Папа сто раз звонил. Я ему сказал, что ты в больнице.

– С ума ты сошел, Ванька? Какая еще больница! Всего лишь обследование. Зачем напугал человека?

– Зато он теперь послезавтра прилетает. Так он сказал.

Ванечка дает отбой, и я опять выключаю телефон, потому что вижу, как в конце длинного коридора замаячил белый халат моей докторши.

Она идет не спеша, и бумаги в ее руках тихо колышутся в такт шагам. Она идет, а я пытаюсь понять по ее лицу, что меня ждет. Но лицо ее красиво и бесстрастно.

Она приближается ко мне. На миг я вжимаюсь в спинку дивана и отвожу взгляд. А потом заставляю себя встать ей навстречу.