Литконкурс 'Тенета-98' (сборник рассказов)

– Я... Да мне... Да... Я убью тебя!
– Пока глаза Охо рыскали по сторонам в поисках чего-нибудь тяжелого, Пирс юркнул за дверь, и захлопнул ее, предварительно прихватив с собой ключи, оброненные Охо на пороге.

В сопровождении боя тамтамов, которыми хозяин дома награждал дверь лаборатории, Пирс побросал вещи и пирамиду в чемодан и, не попрощавшись с Диной, готовящей на кухне завтрак, бросился к выходу их дома. Уже в гостиной по прекратившемуся стуку он понял, что Охо покинул лабораторию через окно, и неминуемо встретиться с ним на пороге дома. Поэтому, открывая парадную дверь, он уже занес ногу для пинка, и стоявший там с молотком в руке Охо, отлетел от удара в грудь, не успев даже замахнуться.

Доехав до излюбленного обрыва, Пирс по привычке остановил машину. Ему было ясно, что Охо не может сделать тех выводов, которые даны ему, поскольку незадачливый ученый не обладает для этого необходимой информацией. Это успокаивало, явно указывая на тактическое преимущество. Он начал перебирать четки. Ясно, что после того, как он выключил пирамиду, ничего особенного не произошло, то есть все, что было сделано прибором до сих пор, не вернулось на свои места. Второй вывод был не менее важен: прибор увеличивал ауру своего действия, как бы включая в свое поле материализации всех существ, на которых ему указали. Об этом говорило появление монстра в лаборатории Охо после того, как тот отдал приказ о подчинении всей долины себе. Однако, Пирс был убежден, что это не все. Монстр был безусловно порожденьем не только астрального мира, но и разума. И вот этого-то Пирс боялся больше всего, ибо было совершенно неясно как, почему, а главное зачем, прибор начал думать, накапливая, сортируя и оформляя эмоции, страсти и чувства в единый клубок.

Ведь его этому никто не учил, а привести это могло к созданию целой астрально-материальной, живой планеты, копирующей все астральные импульсы с настоящей Земли. Появление такого тела рядом с ней или на ее поверхности грозило совершенно непредвиденными событиями, а ситуация, выпущенная из под контроля, контролирует того, кто ее выпустил. Это и означало, что человечество вполне могло оказаться под колпаком этой самой "небывальщины", как мысленно окрестил ее Пирс.

После столь плачевного вывода, Пирс энергично встал, потянулся и снова уселся за руль автомобиля. Не приняв окончательного решения, он избрал простое ожидание, пока Охо сам чего-либо не предпримет. А в том, что это произойдет, Пирс был уверен абсолютно.
– ==ПЕРВЫЙ СОН АЛЕКСАНДРЫ.==

Свет померк, затихли и звуки. Ночь накатывалась волной человеческого небытия. Уплывали вдаль мысли и чувства, слабо пахнущее духами тело упало в никуда вместе с памятью. Нет меня, нет его, нет мира - не было ничего. Лишь тьма, объявшая наконец свет, окружила мое "Я", а оно - маленькое и беспомощное пред этой Довселенской Никчемностью все же билось и пульсировало бессознательно, отчаянно, упрямо.

Тьма и "Я" - кто осветит, кто потушит. Сгущающаяся ночь отбирала последние ощущения-отражения, словно поставила себе целью не дать, не позволить, пресечь любую точку опоры, в которой могло бы увидеть, осознать себя "Я". Одна пустота - до разрыва, до смерти, До Забвения - начало паники, ужаса, Страха.

Страха...?

Тьма свернулась в кольцо, в спираль, в жгут, скрученный из клубов туч разноцветных, мрачных, бездумных. Вращающийся мир Тьмы звал, обволакивал, затягивал в эпицентр-центр, гипнотизируя медлительностью-мерностью своего вращения.

"Неужели в Ничего? Неужели в Никуда?" - замерло в оцепенении "Я", забыв о последней своей принадлежности - пульсе.

Теперь "Я" было лишь Страх.

Страх...?

Из центра спирали Абсолютного Ничего поверх клубящихся, но неколебимых туч Тьмы, появился цветок. Он приближалсяраспускался, занимая собой все пространство Пустоты. Пестики-дыры и лепестки-туманы - сизые, коричневые, серые длились-текли, образуя Легионы Тьмы, Легионы Ничего, и было лишь "Я" - Страхиллюзия и Тьма-ужас-иллюзия - Сон!

Сон...?

Клубы-тучи-туманы втянулись туда, откуда взялись - в Ничего, и предстало небо - бездонное, лазурное, неподвижное. Ни облачка для ищущего взора, будто чудесный летний день, но ... солнца не было. Лишь однородная, ясная Беспредельность до горизонта и за ним.

За ним, за горизонтом небо сливалось с морем. Океан Вечности состязался с небом в Беспредельности и их жгучие объятия покидали неподвижную реальность. Даже штиля не было в этом единстве, но вот корабль...

Посреди океана и неба, прямо на границе меж ними высилась, парила, вздымалась величественная бригантина. Полыхают на палубе блики золота, раздуваются паруса, увлекая корабль в путешествие по Океану Покоя, и начертано на борту Имя Его.

Имя?..

Корабль "Вечность" разрезал воды Океана Жизни, и округлые паруса указывали на стремительный его бег. Но корабль оставался недвижим, ибо на всем горизонте и за ним не было даже точки, чтобы узнать, сравнить, понять маршрут, скорость, курс. А за, под кормой застывший как слеза янтаря океан - бездонный и все такой же неподвижный как небо - хранил свои тайны. И было совершенно неясно куда и зачем глядят глаза красавца-рулевого.

Рулевого...?

Высокий брюнет в капитанской треуголке, красном камзоле, ботфортах и при шпаге твердо сжимает позолоченные рукоятки штурвала, не глядя на компас. Что видит он в безбрежной дали покоя? По каким ориентирам прокладывает маршрут необычного судна?

Или не кораблем вовсе правит брюнет?

Не кораблем...?

Быть может, он управляет тем, что вокруг корабля.

Вокруг...?

Неожиданно я оказываюсь на палубе в виде красивейшей из женщин, одетой в бальное платье, сливающееся оттенком с небесами, солнце-волосы убраны на верх, а голову венчает диадема из черных алмазов, наибольший из которых спадает на лоб.

Брюнет в красном камзоле изящным движением закрепляет румпель и направляется ко мне. Он чрезвычайно любезен, что-то рассказывая мне о Вселенной, о Вечности и своей власти. Он говорит, что корабль, где мы находимся, ни что иное как центр мира и вокруг него в Океане Жизни разбросаны мириады миров-планет и звезд. Он рассказывает так, что я ощущаю на себе гипнотическое воздействие его власти и силы, и напрягаю до предела свое сознание, чтобы не оказаться подчиненной, раздавленной, обольщенной брюнетом в красном.

– Не изволит ли мадмуазель дать свое согласие на то, чтобы стать моей женой?
– обволакивает баритон, - наш союз послужит Вселенной.

– Вы слишком торопливы, сударь, - отзываюсь я в лихорадочном поиске ответов: зачем я ему? кто я? что я значу во Вселенной, если Его Величество Сатана предлагает мне брак? Кто, кто, кто? Зачем?

– Не желает ли мадмуазель взглянуть на маленькую часть моих владений, хозяйкой которых может стать и она, если конечно согласится на первое предложение?
– ни лести, ни улыбки, ни жестов повесы - все сдержанно и с достоинством, будто во всем происходящем нет никаких чувств, но какая-то высшая необходимость ... для него. Вот только я этой необходимости не знаю, что и означает игру в темную.

– С удовольствием, - надеясь на получение дополнительной информации, произношу я, и мы взлетаем.

С высоты оказывается, что корабль действительно венчает центр океана жизни, и от него расходятся концентрические волны до горизонта, за горизонт. Я выхватываю глазами какие-то острова на поверхности.

– Это - мои миры, - отзывается на мои мысли спутник, - я их князь.

Через некоторое время он произносит:

– Спустимся.
– Мы устремляемся вниз.

Я с удивлением вижу разбросанную на десятки километров золотую решетку, в провалах которой зияют водовороты Океана Жизни. По лентам решетки в сопровождении классической музыки движутся танцующие пары. Все сверкает и блестит в этом мире. Надушенные, одетые в невообразимо-роскошные платья, в еще более дорогих украшениях дамы застывшими улыбками одаривают своих кавалеров, изредка бросая цепкие взгляды на наряды, прически и внешность других дам. Мужчины - чопорные и развязные одновременно - что-то нашептывают в ушки, украшенные бриллиантами. Все это похоже на театр, где главными действующими лицами являются куклы, если бы ...

Изредка одна из пар, как бы случайно, проваливается в проемы между золотыми лентами решетки, но и в этот момент - миг смерти выражение их лиц не меняется, будто они думают, что и это игра, но водоворот Океана Жизни уносит их, разлагая, растворяя без остатка и следов для того, чтобы позже использовать этот отработанный материал при создании других, более совершенных форм.

– Печально!
– произношу я.

– Закономерно!
– отзывается брюнет.

– А как же сострадание и любовь?
– не сдаюсь я.