Литконкурс 'Тенета-98' (сборник рассказов)
Шрифт:
Катька была ужасно красивая, на нее заглядывались все мужики. Ну вот, каждый обязательно должен вперить свой похотливый взгляд. Скоты! Я попробовал ее подколоть несколько раз, но она вся ушла в себя, и мои колкости облетали ее, как огненные флюиды.
Слава шведам, если только это они придумали шведский стол! Завтрак стоит 1 р. 2б коп., обед - 4,50, ужин - 3,90.
Гости накинулись на еду, как какие-нибудь троглодиты. Какая уж тут к чертям воспитанность! Плевать, уплачено.
– Забор, - начал я, подняв фужер с шампанским, - ты заметил, что та система ценностей, которую мы себе создали за последние годы, стала давать сбои. В
Я уже забыл об имениннике, когда в пылу демагогии стал использовать праздничный стол в ресторане "Калинка" как трибуну для выражения своих политических взглядов.
Я уже забыл об имениннике, когда в пылу демагогии стал использовать праздничный стол в ресторане "Калинка" как трибуну для выражения своих политических взглядов.
– ...но мы выкрутимся. Я верю, Забор, в нашу рациональность и наш прагматизм. Я желаю тебе побыстрее преодолеть тот замкнутый круг, в котором мы волею судеб все оказались.
Эта оптимистическая концовка напомнила мне приход долгожданного подкрепления в финальной сцене спектакля, когда все участники драмы уже перебиты.
К этому времени приглашенные выпили принесенную, естественно, с собой, водку и купленное (ладно уж) в баре шампанское. Стали просить еще.
Шкатулка, съев штук пять желе, начала доказывать Забору, что звери в цирке - звери, а не переодетые в шкуру люди. В возникшем споре большинство присутствующих, наплевав на юбиляра, приняло сторону Кати. Решив реабилитироваться, Забор притащил на стол вазу с кукурузными хлопьями человек на сорок. Слово взяла Юля большеглазая подружка Заборовской жены. Я отметил, что у нее чувственный рот и положил на нее глаз. Юля стала рассказывать, как один ее знакомый приглашал домой девочек, обещая показать им говорящего то ли попугая, то ли крокодила -я уже точно не помню. Помню, мне показалось, что про крокодила в ванной я уже где-то слышал.
Когда гости обожрались до такой степени, что стали стряхивать пепел в чужие тарелки, я понял, что надо вставать. Не знаю, выполнила ли в этот день план "Калинка", но мы сделали все возможное, чтобы нет. Что-то сегодня должно было произойти.
Я взял Забора и пошел с ним в "Орбиту" заказывать коктейли. В бар мы прошли уже порядочно окосевшие, сели в самом центре, и к нам, как тьфу ты, черт, чуть не написал "как мухи на говно", - стали слетаться иностранцы.
Ну, не к нам, а к нашим бабам, но это неважно. "Два мужика с четырьмя бабами - куда им столько?" - наверно, решили гости Союза.
Слева и справа подсели какие-то то ли арабы, то ли французы и стали угощать шампанским. С этого момента я уже плохо соображал, потому что стал с ними говорить по-английски. Музыка гремела на весь бар, и я постукивал ногой в такт челентановской "Сюзанне". То ли французы, то ли арабы не знали ни слова по-русски, но были коммуникабельны, как народовольцы.
– Девочки хотят Champaign, - говорю.
– И айсу побольше, -добавила Катя.
Я выпил коктейль и налил шампанское. Один франко-араб уже усадил Лену на колени, обещая что-то привезти ей из Марселя. По-моему, он был летчик. Или говорил, что летчик. Второй арабофранцуз почему-то по-русски спросил у Юли во время танца, коренная ли она москвичка. Потом
он подсел ко мне и долил еще шампанского.Он был настоящий друг, этот франкофон, и по-русски говорил, как бог, но глаза у него все равно были хитрые. Я уже не удивился бы, если сам заговорил по-арабски.
– А ты был в "Буревестнике"?
– спросил меня хитрый араб.
– Да, да! Был я в "Буревестнике"!
– воскликнул я, вспомнив всех знакомых арабов, латинов и негров вместе взятых.
– Я сто раз был в "Буревестнике"!
– А может ты знал Саида?
– Саида? Конечно знал! Он был моим молочным братом.
– А что с ним сейчас?
– Убили, убили Саида. Под Саброй и Шатилой убили.
– Не может быть?
– Может! Подожди, я расскажу тебе про Саида. Дай мне потанцевать с любимой девушкой!
Я уже не боялся танцевать с Катей, хотя она занималась хореографией всю жизнь, а я имел такое же отношение к танцам, как зять египетского фараона к Бородинской битве. Я танцевал с ней первый раз в жизни. Это был наш первый танец, и я чуть не рехнулся от счастья. Я готов был облобызать весь свет и даже больше. Ансамбль пел Yesterday лучше, чем Beatles! Я был так счастлив, как никогда в жизни. О, Боже! Я хотел, чтобы танец никогда не кончался. Я поцеловал Катю в ухо.
– Катя, Катя! Я люблю тебя! Шкатулка улыбалась, чуть опустив краешки губ. Я уже был совершенно пьян.
Вместо хитрого араба появился другой - интеллигентный, в очках -аспирант. Он сразу заверил меня в своей преданности до гробовой доски:
– Друг моего друга - мой друг!
– провозгласил подвыпивший аспирант. А это кто - твоя подруга?
– Чужая, -говорю.
– Разве она не хочет на тебе жениться?
– Не хочет, получше ищет.
– Если она не будет на тебе жениться, я ее убью!
– Спасибо!
– Не за что. Это для меня сплошной пустяк!
– араб прекрасно говорил по-русски.
– Кстати, если ты учился в МХТИ, ты обязательно должен был знать Хамида.
Я допил шампанское и услышал над ухом голос Пугачевой: "Знаю, милый, знаю, что с тобой!" Я вскочил, как ужаленный. Но не тут-то было. Катя уже кружилась со стройным, одетым во все черное французом. Я обалдел!
Слева лепетал араб о Махмудах, Саидах и Рашидах. Все поплыло. Я проклинал Паулса и Резника, которые пишут такие длинные песни. "Сколько раз спасала я тебя!" Никогда в жизни я еще не испытывал такой ревности. В тот момент я ненавидел всю Францию во главе с Франсуа Миттераном. Я не мог встать, потому что все вертелось перед глазами в какой-то дикой пляске: Юля, на которую я положил глаз, Лена, падкая на иностранцев, Катя с молодым, стройным западноевропейцем, Забор, раскручивающий гостей Страны Советов, его жена в виде омута с чертями, проститутки, комитетчики, конторщики, разносчики, фарцовщики, валютчики, поручики.
– Знаю!
– заорал я интеллигентному арабу прямо в очки. Знаю я Хамида, Халеда, Мустафу, и Ибрагима я тоже знаю! Знаю я полковника Каддафи, а с Гамалем Абделем Насером я вместе посещал кружок по вышиванию. Я знал всех арабов, учащихся в совке за последние пятьдесят лет! Идиот! Ты видишь, у меня бабу увели!
– Не расстраивайся, дорогой! Ты же должен знать, если она не будет твоя жена, я ее прирежу.
На этот раз его речь показалась мне не лишенной смысла.
– Режь.
Европеец доводит Шкатулку до кресла - галантный, скотина.