Литконкурс Тенета-98
Шрифт:
Кресло перед телевизором, в которое я хлопнулся, только закряхтело.
Вот верим всякой чухне — любовь там, лямур всякий, дружба! Сказки это все,
развеститая лапша! То, что внутри у нас, никому не нужно — главное фейс и … Ладно.
Хлебнув «Колы», включил до грохота телевизор и постарался вникнуть в кривляние
размалеванных клоунов. Клоуны были хроническими дебилами.
А вот тут… А вот тут мне стало стыдно… Почему то…
Побрел к окну.
В холодных узорах окна угадывалиь прекрасные силуэты. Аленка
Я смотрелв окно и ждал. Чего? А кто ж его знает!
Тихо так. Там далеко, в другой жизни, пел, гремел и кривлялся телевизор.
Мне вдруг до боли захотелось, что бы появился Дед Мороз. Вон там, в самом
дальнем конце улицы, сквозь танцующие снежинки, в свете фонарного столба. Он вот сейчас
махнет мне рукой, усмехнется в бороду… И тогда все будет хорошо!
Если ждать и верить, то это всегда случается!
Пойду к Алешке, извинюсь, что ль, а то наглупил я что-то.
Нам есть ЧТО ждать.
И дождемся! Будьте уверены! Правда-правда…
— --------------
1998, Орск
Орск, 10.5.98
— --Женщина, которая поет-------
— -сказка о Малиновом Кролике-----
— Бабуля! А ты сказку про Кролика Малинового перед сном расскажешь?
— Да я же тебе эту сказку много раз уж рассказывала! Давай лучше…
— Не-е-е! Лучше про Кролика — я очень его лублю!
— Ну хорошо, Светулек! Расскажу я тебе эту сказку. Давай беги играй,
а меня еще вон какая гора посуды ждет!..
1.
Воскресные теплые вечера Мария Ивановна Сереброва любила проводить на кладбище
у могилки своего мужа. При надобности, сначала выдергивала мелкую травку, бурную
и нежно-зеленую, вокруг памятника. Потом садилась на скамеечку у оградки
и, теребя какой-нибудь цветок-лепесток, тихо мурлыкала незатейливую
печальную мелодию.
Мария Ивановна пела, а мысли ее летали неизвестно где. В мелодию
вплетался шелест ветра среди старых ветвей деревьев, да чириканье птиц. В мелодию
вплетались и воспоминания…
С самого, наверное, рождения Мария Ивановна, тогда еще просто Маша, мечтала петь.
Нескладно сложенная, озорная девчонка-пацанка часто в ванной комнате пела во все горло.
Можно даже сказать, вопила от счастья — непонятного детского счастья.
Но однажды дверь в ванную тихо открылась и на пороге, сложив руки на плоской груди,
возникла мама. Ее черное платье на фоне белого кафеля четко врезалось в память Маши. Мама,
почти не разжимая ниточку тонких губ, произнесла:
— Мария! Перестаньте терзать мои уши!
И так же тихо исчезла, притворив за собой дверь.
С того момента Маша никогда не пела. А почему — и сама не могла объяснить.
Нет, она конечно пела в школьном, например, хоре, но что бы сама — никогда.
Даже прожив многие годы, вырастив сына, похоронив мужа, она позваляла себе только
тихо мурлыкать под нос — кому ее пение нужно?
Оказалось, что нужно…
2.
По
утрам в будни Ася, невестка Марии Ивановны, подхватив сонную дочку Светочку,улетала на работу. Сын все время был в загранплаваниях и дома оставалась одна бабушка
глава семьи. Она тихо убирала квартиру, готовила обед, надевала праздничное платье и шла…
… в кладовку.
Неяркий свет вспыхивал на мнгновение, брызнув по половицам коридора, и гас.
Квартира погружалась в дневную дремоту.
А Мария Ивановна Сереброва оказывалась в длинном коридоре, где матовые стены,
пол и потолок светились мирно и успокаивающе.
Вот и сегодня, как всегда, первым на встречу Серебровой выскачил Дейи — странное
существо ярко-малинового цвета. Его Мария, просебя, и окрестила Малиновым Кроликом
очень уж похож был.
— Мария! Как здорова! Вы снова к нам вырвались?
— Я же обещала, Дейи!
— Мы помним, помним! Вас уже ждут! Идемте! Сегодня нас ждут пааны!
— А они на что похожи? — старая женщина улыбнулась.
— На шарики! На простые шарики! Да вы и сами увидите! — Дейи подпрыгивал на месте,
как настоящий кролик…
Мария Ивановна, оправив платье, двинулась за Малиновым Кроликом. Через несколько
секунд они вошли в огромный зал, и вправду наполненному миллионами воздушных шаров, всех
цветов и размеров. При виде вошедших, пааны зашумели, загудели. Когда женщина, увлекае
мая Дейи, прошла в центр зала и села в старинное кресло, приготовленное по ее просьбе,
все стихло. Мария шепнула Дейи:
— У них хоть есть чем слушать?
— Ага! Есть — они сами одна большая мембрана!
Потом Дейи испарился, буквально.
Женщина устроилась поудобнее, закрыла глаза и запела. Нет, она не пела голосом
мелодия звучала у нее в голове, а хитроумные устройства передавали ее слушателям.
Земля, деревья, осенние листопады, пение птиц, смех внучки Светочки — все было
в этой мелодии. Мельком открыв глаза, Мария могла бы увидеть, что под потолком зала
непостижимым образом, созвучно ее мелодии, появлялись образы ее внучка, ветви деревьев,
могилка мужа, прощание с сыном, уплывающим в очередной рейс. Она не могла предугадать как
сложится мелодия — она просто жила ею. Каждый раз, когда приходила сюда Мария Степановна,
мелодия получалась разная — то грустная, то веселая. И всякий раз слушатели-зрители, по
окончании, высказывали свое бесконечное восхищение. Как могли лапами, крыльми, светящейся дымкой
или бульканьем они благодарили женщину.
Вот и эта мелодия закончилась. Шары загудели, запорхали по залу в возбуждении.
Откуда-то вынырнул улыбающийся Дейи:
— Они в восторге, Мария! Вы сегодня презвошли себя! Они благодарны Вам!
— Спасибо, Дейи!
Мария Ивановна повернулась к мелькающим шарам: