Литконкурс Тенета-98
Шрифт:
Бесконечная война… Мать готовила свежего хлеба.
Солнце силится ей улыбнуться.
Где же ты — патриот мой с победой?
Сколько их, которые уже не вернутся…
Бесконечная война… Губы Тигры искривились в жесткую усмешку. Потом вдруг глаза его яростно блеснули: — Сукины дети!!! У меня одноклассника забрали в Чечню… вернулся оцинкованный. А они… как будто так и надо! Гады все эти политики! Сволочи!!! — Тигра вдруг словно очнулся, посмотрел на Тина: — Коська, прости… Елы-палы, да классная песня просто, вот я и… Извини. — Да нет, это ты меня извини. Меня по ночам тянет на оптимистическое. — Все ништяк. Спой еще. — Как ты относишься к Моррисону? — Люблю. — Ну, тогда… People are strange When you are stranger. Faces look ugly When you`re alone…
Когда уже собрались спать, а в окно робко пробирался рассвет, Тигра вспомнил: — А что за девушка,
Далеко не каждый человек
имеет правильное понимание
хорошей музыки.
Toshka.
Была суббота, и от осознания того, что завтра не надо рано вставать и ехать учиться, душа Юльки ликовала. Тем более Юлька шла на день рождения Кая, так что жизнь была вообще прекрасна. А если учесть, что там вполне может оказаться Тин…
Юлька шла по вечерней улице и читала стихи. Вслух. Прохожим и себе, людям и птицам, и вообще этому миру, в котором все так замечательно:
Это был неясный вечер; клочья снов соткали воздух, В дыры черных подворотен уползали страхи дня. И бродячие собаки с шерсти стряхивали звезды, Чтобы было все прекрасно у тебя и у меня… — Эй, девочка, где тут дом номер 118? — спросили за спиной. Юлька обернулась. Трое «пацанов» в спортивных костюмах и кепках с интересом разглядывали ее. — А почему ты оборачиваешься? Ты что, и правда все еще девочка? — они заржали. — Вам в другую сторону, — сухо сказала Юлька. «Пацаны» уже начали ей надоедать. Она развернулась, чтобы идти дальше, и почувствовала сильные цепкие пальцы на своем плече. — Подожди-ка, девочка, это же невежливо. Что значит "в другую сторону"? Ты что, не хочешь составить нам компанию? — Сударь, я спешу. Извольте отпустить мою руку. — Надо же, как мы изысканно выражаемся! Какие мы воспитанные! — парень издевательски ухмыльнулся, совсем не собираясь отпускать Юльку. Она дернулась, но он лишь крепче сжал ее руку. — Девочка, почему у тебя три сережки в ухе? — спросил второй. — И что это у тебя на руках? — заинтересовался третий, зацепил пальцем одну из фенечек и внезапно дернул. Фенька порвалась, а Юлька свободной рукой дала ему пощечину. Он развернулся и наотмашь ударил ее по лицу. — Спокойно, Вадик, — первый удержал его руку, замахнувшуюся для второго удара. — Ты сам был виноват, вот и получил. А девочка еще не ответила нам на вопросы, и он снова повернулся к Юльке. — Так почему у тебя три сережки? Ты что, неформалка?
Юлька уже поняла, что ее просто так не отпустят, и решила сказать им все, что она о них думает: — Слушайте, вы, братья наши меньшие по разуму! У вас свои понятия, у нас свои… — Вот за понятия… — спокойно сказал первый и ударил Юльку в солнечное сплетение…
…Юлька сидела, привалившись спиной к дереву, и пыталась понять: уже поздний вечер или у нее в глазах темно? Голова кружилась, страшно болел правый висок и… наверное, это называется «почки». Юлька уже несколько раз пыталась встать, цепляясь за дерево левой рукой, которая не была сломана, но на нее тут же наваливалось такое головокружение, что она почти падала.
При очередной неудачной попытке встать она нечаянно задела тополь сломанной рукой, и ее пронзила такая боль, что она тут же провалилась в черную бездну, потеряв сознание… — Юля!..
Детвора смеется — в детских лицах ужас
До смерти смеется, но не умирает…
Это чтобы связь была крепче… чтобы узаконить…
Чтобы было все прекрасно у тебя и у меня… — Юля, очнись, пожалуйста!..
А за дверями роют ямы для деревьев,
Стреляют детки из рогатки по кошкам,
А кошки плачут и кричат во все горло… — Юля!!!
Юлька очнулась. Она увидела над собой знакомое лицо и прошептала: — Тин..? — Господи, я уже думал, ты никогда ничего не скажешь, — Тин облегченно вздохнул. — Как ты? Сейчас приедет «скорая». — А почему… — Юлька обвела взглядом то, что находилось вокруг. — Где мы? — У поста ГАИ. Я не хотел оставлять тебя одну, а надо было звонить в
«скорую», вот я и решил отнести тебя сюда. Тут полквартала всего. Ну, ты как?— Насколько я понимаю, сломана рука… левая… нет, это называется «правая»… ужасно болят почки, и еще голова…
— У тебя рассечен висок. — Это они меня, кажется, об дерево… Но я тоже собой горжусь. Один из них, по-моему, еще долгое время не захочет общаться с женщинами.
Тин успокоенно улыбнулся и коснулся ладонью Юлькиной щеки. — Юля… Это так здорово, что я успел тебя найти… Ты не представляешь, как это здорово.
Юлька слабо улыбнулась, и вдруг на нее обрушилась дикая головная боль. — Тин! — Что случилось? Что?! — крикнул Тин, увидев, что она резко побледнела. — Я тебя не вижу… — прошептала Юлька. — Я вообще не вижу ничего. — Юля, солнышко, держись, пожалуйста. Слышишь, уже едет «скорая». Ты только не умирай, ладно? Пожалуйста!.. Господи, пойми, я не смогу второй раз потерять любимого человека, едва найдя его!.. Юля, скажи что-нибудь. Юля! — Не уходи. Только не уходи… — Я никуда не уйду. Я не могу тебя бросить.
У Юльки перед глазами прыгали и метались разноцветные шары, они сталкивались и рассыпались на множество искорок. Голос Тина звучал все слабее, потому что в ушах звенело, но Юлька, собрав все силы, вновь и вновь возвращалась в этот мир, где снова все было прекрасно… * * * * * На лестнице было темно. Алька вскарабкалась на свой девятый этаж, выжимая по дороге совершенно мокрую рубашку; отдышавшись, достала ключ, и тут к ней пришла совершенно закономерная мысль: "А почему так тихо? Почему не слышно "Орбита без…" — чего там? Соли? Хлеба? Страха и упрека?.. — разносящегося по всему подъезду, несмотря на первый час ночи? Неужели эта… создание — младшая сестра — опять существует в наличии отсутствия?.. А, ну понятно. Спасибо, записку оставили. Чего?.. Ну и почерк!.. Ах, «ушла». Надо же, я и не заметила. "Не вернусь". Что, вообще никогда в жизни? А чего ж не забрала свою любимую клетчатую рубашку — вон на диване валяется, — как ты будешь без нее жить? Плохо будешь жить, поэтому, наверное, вернешься… Кто в холодильнике? Какой серп?!. Ах, суп. Феерично. У нас есть еда. Сейчас мы будем есть еду. Кай, конечно, абсолютно дивный человек, но вот с едой у него в квартире некоторый напряг".
Алька надела сухую рубашку ("А дождь все-таки замечательный! Люблю дождь"), прошлепала к холодильнику, по дороге включив БГ, и вытащила кастрюлю. "Надо же, почти половина! А еще… еще у нас есть две сосиски, хлеб и майонез. Да это же просто рай! Это же можно жить!..". Она поставила кастрюлю на плиту, плюхнулась на стул и соорудила себе бутерброд. Отъев половину, она задумчиво уставилась на него. "Боже, видела бы мама, чем я питаюсь!.. Нет, лучше не надо, ей бы стало плохо. Интересно, Кай когда-нибудь ест? Как ни придешь к нему, в холодильнике пусто, как у Тигры в голове… Наверное, он не ест вообще, он только пьет. Поэтому такой худой. А мне еще везет. У меня есть еда, какая-никакая… скорее никакая". Алька сосредоточенно откусила сосиску.
"А куда, интересно, отправилась Люська? Опять на день рождения с ночевкой? Господи, как заставить этого ребенка жить дома хотя бы неделю? Видела бы мама…" — Алька вздохнула и отложила бутерброд. Мама… Как она там, одна?..
Полтора года назад Алька приехала из своего маленького городка в Тюмень. Она очень хотела учиться в каком-нибудь университете или институте и не хотела замуж за Сережку, который почему-то считал, что в нем — смысл ее жизни. Наверное, от него-то она и сбежала, а еще от тягомотины почти деревенской жизни, когда каждый день — одно и то же, в клубе крутят только «Иванушек» и "Золотое кольцо", а единственная радость в жизни — театральная студия приказала долго жить, потому что руководитель Андрей отказался работать "там, где ему вообще не платят"…
Были папа и мама, но вместе Алька помнила их очень смутно. Папа был милиционером и однажды не вернулся домой с работы… Мама осталась одна с двумя дочерьми (Альке было пять, Люське — три).
Жили дружно. Вместе дурачились с псом Шариком, обедали вместе с тремя котами — Барсиком, Мурсиком и Гимли (имя предложила Алька, начитавшаяся Толкиена). Мама учила детей русскому и литературе и находила в Альке поэтический талант. Она ходила за дочерью по пятам и записывала все ее рифмованные строчки, и говорила: "Когда ты станешь знаменитой и кто-нибудь захочет издать полное собрание твоих сочинений, я продам все это за бешеные деньги и попрошу, чтобы в книжке, в уголочке, скромно упомянули и мое имя…". Люська страшно завидовала и кричала: "Я тоже талант! Вы только посмотрите, как я чищу картошку!".