Литораль (ручная сборка)

Поймав его взгляд, мужчина сказал:

— Пропердели.

И тихо засмеялся, довольный своей шуткой.

Анатолий кивнул, не смог заставить себя улыбнуться, но все же протянул руку перед тем, как сесть:

— Анатолий.

— Старший следователь такой-то, — пробубнил себе под нос следак, не отрывая глаз от бумаг на столе, среди которых Анатолий заметил свое заявление. — Значит, пропала жена ваша?

Анатолий кивнул.

— Когда видели крайний раз?

Анатолий подумал, что это очень гуманно — не говорить «последний», но все-таки звучало странно.

— В последний раз я видел ее в субботу, — сказал Анатолий. — Точнее в ночь с пятницы на субботу. Мы поругались, и она ушла.

— Так-так. Поругались, значит.

— Я ее не убивал, — на всякий случай сказал Анатолий — так, чтобы не тратить время на глупые версии.

— Да ну что вы, — весело откликнулся следак. — Мы не в штате Миссури. Я вас пока не подозреваю. Хотя вы правы, мужья часто бывают убийцами, я бы сказал, чаще, чем все остальные. У вас есть алиби?

— Да. Я был дома с сыном.

— Ну вот и закрыли с вами. Расскажите, почему она ушла.

— Это сложно объяснить коротко, но сначала у нас пропал сын…

— У вас что, все по очереди пропадают, как в той истории?

— В какой истории?

— Ну, в детской страшилке. Спит семья ночью. Вдруг слышат — на кухне что-то капает. Папа пошел на кухню и не вернулся. Мама пошла на кухню и не вернулась. Старший брат пошел и тоже не вернулся…

— Сын вернулся. Мы его нашли. Это не имеет отношения…

— Ну как вам сказать. Все имеет отношение. Просто так ведь люди не исчезают.

Анатолию начало казаться, что стены сжимаются, что прямо сейчас ему предстоит оправдываться, что все у них было в порядке…

— У нас все было в порядке. Нормально. Как у всех.

— У всех по-разному все-таки. Добро, вернемся к вашей жене. Почему она могла уйти?

Анатолий молчал и смотрел в стену, на ней кривыми разводами лежала краска вторым или третьим слоем. У следака были желтые пальцы с под корень обрезанными ногтями.

— Я не знаю, — наконец, выдавил Анатолий. — Я правда не знаю.

Чего у нас были за отношения… Нормальные, говорю, как есть. Мы познакомились двадцать лет назад, с моей стороны это была любовь, с ее тоже вроде бы. Потом сын, мы сюда переехали из Мурманска. Потому что у меня работа здесь, а ей ведь все равно где, школа и в Африке школа. В последние годы, конечно, не так все было безоблачно, но ведь и пятнадцать лет уже, иногда раздражение. Я не бил ее, ваши уже спрашивали, никогда не бил, и мысли такой не было. Да, бывало, кричали, скандалы были, скрывать не стану, но чтоб до рукоприкладства — нет, такого вот не было. Мы прожили столько времени вместе, я не верю, что она не сказала бы мне, если бы просто решила уйти, я думаю, что-то случилось.

Анатолий помолчал. Было слышно, как трещит в коридоре холодная лампа накаливания.

— Она была счастлива с вами?

Все время спрашиваю себя, что я сделал не так.

6

Пятьдесят оттенков серого. Нет, сто восемьдесят. Скоро закончится полярная ночь, и на несколько часов в сутки покажется низкое графитовое небо. Потянется вниз мокрый увесистый снег, и снегоуборочные ночные машины будут шаркать по бугристому асфальту, имитируя шторм в океане. Ш-ш-ш-ш-ш. Ш-ш-ш-ш-ш.

Анна ждет звонка с урока, урывками смотрит в окно, по нему ползут жирные, словно нефтяные, капли. За окном какое-то Макондо, Анна помнит эту цитату из «Ста лет одиночества», она думает, что и ее сто лет одиночества будут длиться вечно. Или наоборот — ни минуты покоя, ни минуты свободы, вечером приедет свекровь, даже вздрогнула, вспомнив.

Антонина Борисовна — неплохая, если подумать, простая женщина, но иногда, знаете, простота хуже воровства. Женщина прямолинейная и не замечающая ничьих границ, она не просто рассказывала Анне, как это часто случается, что та все делает неправильно, но еще и молча делала по-своему. Если Анна просила не давать Науму конфет, когда тот был маленьким, то Наум, конечно, весь был в конфетах и усыпан диатезом, если она просила не сбрасывать в стиральную машину все вещи одновременно, свекровь все равно стирала черное с белым, то есть, что бы Анна ни просила, все происходило ровно наоборот. Антонина Борисовна могла войти в комнату без стука, и входила, и любое ее вмешательство всегда имело благовидный предлог — она хотела как лучше. А уж какое это «лучше», свекровь, само собой, знает побольше твоего, жизнь прожить — не поле перейти.

На перемене после второго урока Анна пишет в ватсап список для Толи, что купить на вечер в супермаркете: фарш, овощи, колбасу и горошек на оливье, из фруктов что-нибудь, красную рыбу и сыр. Селедку — только филе, без добавок. Сок еще, может быть, и вино. Две бутылки. Потом Анна стирает «две» и пишет «четыре».

— Куда столько? — спрашивает Толя, перезванивая.

— Так и народу, — отвечает Анна.

— Мама не пьет, — удивляется Толя, и это почему-то очень, очень Анну раздражает, даже бесит.

— Ну, мир не крутится вокруг твоей мамы, — цедит сквозь зубы Анна, а Толя невидимо пожимает плечами.

— Возьми что-нибудь приличное только, — просит Анна, собравшись. — Чтоб не совсем уж рублей за триста.

И вешает трубку.

Утром Толя хотел обнять ее, когда уходила, но Анна почему-то отшатнулась, даже сама не ожидала, чуть все пальто не порушила с вешалки.

— Ты чего? — растерянно спросил Толя. — Ты в порядке?

Анна идет по школьному коридору и думает: непонятно вообще, что это и как с этим теперь жить — и с чем «этим» она тоже не совсем понимает, просто нужно какое-то время не трогать Толю руками. И заодно не видеть его мать, а она тут как тут — приезжает вечером.

— Все нормально, — ответила Анна утром, надевая шапку. — Извини.

И протянула ему руку в перчатке, как в дешевом романтическом кино, и он ее легонько сжал, и она зафиксировала против своей воли, что это единственно доступная ей сейчас степень близости с мужем — на расстоянии вытянутой руки.

Что, скажет Антонина Борисовна, вижу, Наум так и питается полуфабрикатами.

Вижу, скажет она, у вас тут обои отошли уже. Переклеить не думали?

А что я вижу! — скажет она. — Ты по-прежнему много работаешь, Анечка, а работа женщины — муж и ребенок.

И на очередное «вижу» Анечка не выдержит и гаркнет: вы что, ясновидящая? Это не вы победили в «Битве экстрасенсов» за прошлый сезон?

А Антонина Борисовна ответит, не пропустит ход: между прочим, хорошая программа, я часто смотрю. А потом отвернется к плите, где она, безусловно, тут же наведет свои порядки и Анну туда не подпустит ни на шаг, и смахнет слезу, а потом Толя скажет жене: ну Ань, ну ты опять что ли, ну я же просил тебя быть терпеливее.

Но Анна устала терпеть.

Устала терпеть и на работе: Сусанна Валерьевна (как все-таки можно жить с таким именем, Анна уже не спрашивала — скорее интересовалась, как завуч с таким характером вообще до сих пор выжила) по кличке Усатая, что не требовало особенной фантазии, а просто заставляло отводить глаза, постоянно приходила с проверками на уроки, в частности уроки о важном.