Лия Брайнс – профессор магзоологии

Ночами он тяжело и печально вздыхал, проклиная тот день, когда дал слово о своего рода воздержании, но обещанного он не нарушал и то самое слово держал, даже несмотря на мое проснувшееся невыносимое желание и ехидное подначивание.

Сеймур ограничивался невероятными ласками, поцелуями, объятиями и просто временем, проведенным вместе. Мне было мало, но ничего с этим сделать я уже не могла. Гровейнец был непреклонен.

Я подметила, что и в быту мы вполне уживаемся и лишний раз не ссоримся из-за пустяков. Сеймуру можно верить и, главное, что рядом с ним я хотела быть, и даже капельку переживала о том, что он может и не задать мне волнующий вопрос повторно. Что будет со мной дальше, если так случится… об этом я думать избегала.

Идеальная Леди больше меня не задирала. Она попыталась еще пару раз открыто пофлиртовать с Сеймуром, но после недавнего откровенного интереса с ее стороны он стойко ее игнорировал и лишь изредка отвечал на ее прямые вопросы. Как только Клео осознала происходящее, то даже подходить к нам перестала. Я втайне молилась всем Стихиям, чтобы женская месть обошла меня стороной.

Серхио иногда проводил время в нашей компании, больше он никаким образом не намекал на возможную любовную историю с бедным профессором, то есть со мной, и это мне нравилось. Дружить с ним было интересно и весело, особенно, когда он переставал быть аристократом.

В очередное жаркое утро, когда уже не было страстного желания уловить хоть малейшие изменения в поведении жителя яйца, а наблюдения за ним стали чем-то обыденным, Лазур начал нервничать и беспокойно слоняться вокруг опекаемого. На мои успокоительные слова и поглаживания Лазур слегка отвлекался, но все равно продолжал метаться. Не обнаружив видимых различий со вчерашнего состояния в яйце (скорлупа была цела, без повреждений), я начала привычные измерения. Все размеры яйца остались прежними. При прослушивании я отметила учащение сердцебиения и новые шумы, не относящиеся к сердцу, означающие начало активных движений, а вкупе с тревогой и волнением Лазура стало понятно, что период досозревания подошел к концу и стартовал период вылупления, который должен протекать не так долго.

— Детеныш скоро появится на свет! — громко сообщила я Сеймуру свое заключение. — Я останусь здесь.

Он согласно кивнул, даже не собираясь со мной спорить. Сеймур чувствовал, что я была готова чуть ли не к войне за время своего нахождения рядом с яйцом.

— Значит поставим «временный дом» и тут, — со смешком ответил он, разряжая обстановку и мое напряжение.

Сеймур отправился к лесоходу. Он предусмотрительно хотел отослать Роя донести новость до Серхио. В моем рюкзаке, который неизменно сопровождал меня всюду, находилась моя крошка-палатка, но в ней вдвоем мы, естественно, не поместимся. На этот случай в лагере есть резервный, уже собранный, рюкзак и место для ночевки, обустроенное ребятами, которые вели ночные дежурства. Даже некий запас еды имелся, который регулярно пополнялся. Да и Гровейнец полностью успел подготовиться к тому моменту, когда я сообщу о желании остаться здесь.

Тянулось время суматошного и нервного ожидания для меня и Лазура. Пока Рой ездил до лагеря и возвращался, детеныш начал простукивать скорлупу изнутри в поисках необходимой точки. Природа одарила яйцо непробиваемой защитой — прочной скорлупой, разбить ее легко можно было только изнутри и в самом слабом месте, а как только появится первая трещина, так и дело приблизится к финальной точке.

Когда Лазур услышал первое постукивание, он засуетился еще больше, передавая свою тревогу и мне. Ящерица стучала и карябала яйцо, сообщая таким не хитрым образом, что «ребенок» долгожданный и его ждет «мамочка».

Рой, вернувшийся из основного лагеря, застал нас с Лазуром в виде «куриц-наседок», мельтешащих около огромного яйца. Сеймур все это время наблюдал за нами с выражением «лишь бы дитя не тешилось…» на его лице. Нервозность и постоянно прослушивание не давало мне возможности предложить помочь ребятам с бытовыми делами, и, если уж быть честной, я просто не могла оторваться от бесперебойного наблюдения, контроля за удивительным процессом и состоянием здоровья жителя яйца.

Гровейнец отвлекся от созерцания моей суеты и занялся обустройством лагеря, а Рой развел костер и приготовил ужин. Убедить меня поужинать Сеймуру дорогого стоило, но он смог своего достичь, хоть и был скрыто недоволен мои поведением.

— Да, — согласилась я наконец на предложение Сеймура. — В погоне за знаниями мне сложно остановиться.

Я зачерпнула ложку ароматного рагу и отправила ее себе в рот. Я признавала свое абсурдное стремление, но в этом моя особенность. Сеймур засмеялся и сказал:

— В этом нет ничего страшного, но себя надо беречь.

— Какой ты умный… — проворчала я, а в груди у меня растекалось теплота от его слов.

Он принимает меня настоящей — это удивительно приятно и правильно. Сеймур послан мне всеми Стихиями, такого мужчину отпускать никак нельзя.

Мы еще немного обсудили о предположительных сроках появления первой трещины, но я не могла дать точного ответа, были только лишь догадки и неточные расчеты.

Сейчас детеныш устал и спит. При прослушивании его движений не было слышно, а сердце билось ровно и спокойно. Малышу нужно было отдохнуть перед тем, как с новой силой начать пробивать свою алмазную броню.

В эту ночь выспаться мне толком не удалось. Только я прилегла, как мне хотелось снова пойти и послушать все ли в порядке с жителем яйца, нет ли каких-либо отклонений в процессе. Из-за беспокойных мыслей и метаний я отбросила затею лечь спать. В этом даже уговоры и шуточные угрозы от Сеймура не помогли. Он смирился с поражением, расстелил два спальника прямо на земле рядом с яйцом, чтобы у меня была возможность передохнуть, находясь между бесконечными измерениями и исследованиями. Когда детеныш снова приступил к попыткам пробиться, что такое сон — я и вовсе забыла.

К позднему утру заветный час настал. «Хрупнула» первая трещина, чуть не вызвав у Лазура обморок от экстаза. Дальше началось еще более тяжелое время. Я следила за сердцебиением и за новыми разломами, не переставая.

И завтрак, и обед в меня впихнули силой. Я была вся погружена в процесс появления на свет неизвестного магживотного.

Когда детеныш наделал достаточно трещин, то он воздушной волной снес крышку яичка и явился перед нами…

Под алмазной скорлупой скрывалось настоящее чудо! Понять, какая именно из теорий была верна, сейчас не представляется возможным, но перед нами был живой и здоровой детеныш дракона лазурного цвета, весь покрытый околоэмбриональной слизью. Его маленький любопытный носик забавно подергивался, впитывая новые запахи и исследуя обонянием новый мир, а оранжевые глазки презабавно лупали, рассматривая окружающую его реальность.

Лазур моментально оказался рядом с крохой и принялся выразительно шипеть на дракончика, побуждая его раскрыть свои крылья в первый раз. Но пока что они висели слепленным кулем за спиной у дракончика. Первый инстинкт у новорожденных Драконовидных Ящериц — способность летать, от которой зависит безопасность малыша.

Малыш услышал зов природы и аккуратно расправил свои синие кожистые крылья. Они выглядели целыми, без каких-либо дефектов и до невозможности прекрасными.

Прямо из остатков скорлупы одним взмахом он поднялся над землей и завис, разглядывая природу леса, а затем стремительно улетел. По печальной морде моего Лазура было понятно, как он страстно жаждал присоединиться к только что появившемуся на свет детенышу.

Полностью погруженная в рождение дракончика, я не заметила, как к нам присоединился еще один лесоход. Он привез Серхио, который умудрился застать самый красивейший этап вылупление маленького дракона.

Его голос заставил меня дернуться от неожиданности.

— Он еще вернется? — спросил Серхио.

— Не знаю… — пожимая плечами, прошептала я и продолжила смотреть туда, куда скрылся настоящий дракон, которого до этого момента считали вымершим магживотным.

Ни у кого из здесь присутствующих не вызывало сомнений, что это было именно это мифическое создание Стихий. Кажется, я еще не до конца понимала, свидетелем каких невероятных событий я стала.