Лодки уходят в шторм

— Спасибо, господа офицеры, спасибо, — затряс головой Ильяшевич. Он сел в глубокое кресло, провел рукой по письменному столу, будто проверяя, нет ли на нем пыли.

Подошел Могилевский с бумагой и карандашом.

— Ваше превосходительство, надо издать приказ о вашем вступлении на пост.

— Да, да, сейчас…

Но тут в гостиную шумно ворвалась дородная Кузьминишна и с причитаниями бросилась к Ильяшевичу:

— Батюшка ты мой! Жив, слава богу. Уж моя-то душенька как изболелась. Видит бог, ночи не спала, все глаза проплакала. А отощал-то, отощал как, господи милосердный! Небось изголодался на комиссарских-то харчах…

— Ну будет, Кузьминишна, будет, — засмущался Ильяшевич неподдельной радости своей немолодой сожительницы в присутствии лукаво ухмыляющихся офицеров: "Ай да "батюшка"! Седина в бороду — бес в ребро".

А Кузьминишна не унималась:

— Что же ты, батюшка мой, сразу и за дела. Поедем домой, попаришься в баньке, отдохнешь на перине. Уж я тебя попотчую пирогами! И наливочки припасла, твоей любимой…

— А что, господа, разве что в самом деле… — с мольбой посмотрел Ильяшевич на офицеров.

…Хасиева втолкнули в пустую камеру № 10, полутемную, с земляным полом, на первом этаже круглой башни-тюрьмы. Еще недавно здесь содержались офицеры-деникинцы. Часть из них была освобождена, другая — переведена на остров Сару и теперь вышла на волю.

На следующий день из пришибской временной тюрьмы перевели арестованных в Привольном Ломакина, Пономарева, братьев Матвеевых…

В просторной камере становилось все теснее.

О падении Муганской Советской Республики в Баку знали уже от пассажиров "Милютина". А когда пришла весть о занятии Ленкорани беломуганцами, мусаватское правительство спешно назначило в уезд особоуполномоченного, решило ускорить отправку отряда генерала Салимова. Но распоряжению правительства градоначальник Баку Гудков командировал в Ленкоранский уезд сто учащихся школы городовых и пеший резерв полиции: семь обер-офицеров, восемь прапорщиков и четыреста семьдесят пять нижних чипов.

Управление особоуполномоченного Джавадбека Мелик-Еганова и штаб войск расположились в селе Горматук. Между мусаватскими частями и беломуганцами завязались затяжные бои.

Тем временем и мусаватисты и муганцы кинулись за поддержкой к своему "высокому покровителю" генералу Томсону.

Томсон успокоил министра-иредедателя Усуббекова, обещал принять все меры к защите законных прав азербайджанского правительства и бескровному подчинению ему Ленкоранского уезда.

Через день из Ленкорани в Баку прибыла делегация муганцев во главе с полковником Ильяшевичем. Она не сразу нашла резиденцию Томсона: генерал то и дело переносил ее с места на место. Вначале он обосновался в гостинице "Метрополь", потом уступил ее мусаватскому правительству, а сам перешел в трехэтажный дом бывшего генерал-губернатора на набережной, а теперь перебрался на пароход "Президент Крюгер", на котором развевался флаг командующего "британским флотом на Каспии" коммодора Норриса.

Томсон принял Ильяшевича в кают-компании, отделанной красным деревом, устланной дорогими персидскими коврами. Поджарый, стройный, выбритый до синевы, он прямо держался в кожаном кресле, будто аршин проглотил. Позади кресла, чуть склонившись, стоял его переводчик.

— Генерал, — волнуясь, заговорил Ильяшевич, — мы уполномочены ходатайствовать перед английским командованием, перед вами лично об оставлении на Мугани власти за краевой управой, вплоть до созыва Учредительного собрания.

— Вы имеете в виду Учредительное собрание в Петербурге? — спросил через переводчика Томсон.

— Да, генерал.

Томсон хмыкнул, помолчал, потом ответил:

— Я высоко ценю заслуги муганцев и ваши личные в борьбе с местными большевиками, полковник. И не позволю ущемлять интересы муганцев. Я решил послать в Ленкорань чрезвычайную миссию, чтобы она на месте урегулировала вопрос. Кстати, ее возглавляет ваш старый знакомый и добрый друг полковник Ролсон. Надеюсь, вы получите удовольствие от общения с ним и все уладится.

Услышав фамилию Ролсона, Ильяшевич сник — ничего хорошего от этой встречи он не ждал.

В тот же день делегация муганцев отбыла из Баку.

По возвращении в Ленкорань Ильяшевич узнал, что английская миссия уже прибыла и расположилась в селе Герматук, и сразу понял, на чьей стороне симпатии генерала Томсона.

Миссия не замедлила нанести визит Ильяшевичу.

Полковник Ролсон удобно расположился в том же кресле, что и в марте, и так же дымил черной массивной трубкой, вынимая ее изо рта только для того, чтобы произнести слово. Полковник долго молчал, оглядывая комнату. Сколько воды утекло с тех пор! Где эта красивая девочка, что подавала чай? Говорят, Мамедхан зарубил ее. И этого долговязого учителя Сухорукина нет. Как он возмущался, когда Мамедхан назвал его большевиком! И что же? Бежал вместе с большевиками, Ну, далеко им не уйти, их участь решена, уже принято решение… А Ильяшевич, как он обрюзг и вылинял!

Ролсон ткнул трубкой в сторону Ильяшевича:

— Дорогой полковник, как говорят русские, вы родились в белой рубашке.

— Сорочке, — машинально поправил Ильяшевич.

— Благодарю вас. Я счастлив видеть вас… э-э… на лошадке.

— На коне, — снова поправил Ильяшевич. Лицемерная любезность Ролсона начинала раздражать его. — Э, батенька; я такого натерпелся!

— Пеняйте на себя! Помните, еще в марте в этой же комнате я передал вам приказ генерала Томсона; объединитесь с мусульманами и совместно боритесь с большевиками. А вы? До сих пор воюете с ними.

— Так они ж… — попытался было возразить Ильяшевич.

— Прошу не перебивать! — сухо оборвал его Ролсон. — Британское командование поручило нам положить конец кровопролитию. — Он ткнул трубкой в сторону капитана Кональ-Рояла и снова задымил.

Капитан извлек из папки крокодиловой кожи плотный лист бумаги и принялся читать:

— "Британские власти, следуя постановлению союзников и адмирала Колчака, вынесенному их представителями в Париже, решили, что Муганская область и Ленкоранский уезд, как территория, находящаяся внутри границ Азербайджанской республики (при этом Ролсон высоко поднял руку с трубкой, как бы подчеркивая смысл прочитанного), должны управляться властями вышеупомянутой республики, имеющими быть водворенными в указанных местах". — Капитан вежливо протянул бумагу хмурому Ильяшевичу, он передал ее командующему фронтом подполковнику Ляшенко, а Ляшенко — штабс-капитану Могилевскому.

Чтобы подсластить горькую пилюлю, Ролсон, тыча трубкой в Ильяшевича, поспешно добавил:

— Заверяю вас, мы обяжем законные власти уважать интересы муганского русского населения.

— Русское население Мугани не согласится с таким ущемлением его интересов, — ответил Ильяшевич. — Ваша бумажка мира не установит. Дайте нам срок, надо подготовить массы, доложить муганскому съезду о решении союзников.

Ролсон согласно замотал головой, не вынимая трубки изо рта.

5 августа в Пришибе состоялся общемуганский съезд. После долгих и жарких споров решили выразить принципиальное согласие о признании власти азербайджанского правительства, но оружия не сдавать, так как оно может понадобиться для защиты от разбойных банд, якобы наводнивших уезд.

Согласие согласием, а бои продолжались, муганцы освобождали Ленкорань не для того, чтобы здесь обосновались мусаватские правители.

На этот раз Ильяшевича посетил заместитель Ролсона майор Тори.

— Если вы не сложите оружия и не признаете азербайджанского правительства, боевые стычки могут принять нежелательные размеры. Должен вам сказать, что со стороны Сальян идет отряд генерала Салимова и мы ничего не сможем сделать, чтобы защитить вас от него.

Это была явная угроза.