Локи все-таки будет судить асгардский суд?

— Предположим. Но почему после битвы за Мидгард все миры признали Одина Всеотцом?

Хагалар скривился, но все же решил, что крутые времена требуют крутых решений.

— Благодаря тебе, в первую очередь. Ты ведь якобы родился сразу после Тора, чего не бывает у асов, и это восприняли как проявление божественное силы Одина, особенно учитывая, что ты родился магом, а считалось, что магия Одина не передается по наследству. Ни один из сотен его детей не был магом вне зависимости от сил и умений матери.

— Так вот зачем меня взяли в Асгард, — прошептал Локи. Лицо его выражало большую сосредоточенность. — Я считал себя артефактом, который должны применить в будущем, а меня, оказывается, уже применили. С самого начала!

Хагалар не позволил ему уйти на очередной круг самобичевания и саможаления.

— Дело было не только в тебе. Что ты знаешь о Вальгалле?

Недосын Одина повернул голову, нахмурился. Хагалар сбил его с мысли своим нелепым вопросом. По крайней мере, со стороны вопрос казался нелепым.

— Что это второй загробный мир наравне с Хельхеймом, — медленно ответил Локи, продумывая каждое слово, словно щупал болотную почву. — Туда попадают воины, погибшие с оружием в руках. Асы только после смерти оказываются там, а живых туда не пускают. Кроме отца.

— В общем, верно. Когда Один покусился на работу Хель, на мертвецов, то она поставила жесткие условия, мол, Один будет забирать только тех воинов, которые призвали его в бою. Но постепенно правила смягчились, и валькирии стали отбирать павших воинов собственноручно. Сотни, тысячи, миллионы духов пребывают в Вальгалле, пируют, борются друг с другом и ждут Рагнарек. Об этом ты знаешь. Именно из-за предсказания Вельвы у Одина обязательно есть сын Тор и страж моста Хеймдаль, повелительница мертвых — всегда Хель, как и царь Муспельхейма — всегда Суртр. Но ведь необязательно ждать страшного конца нашего мира. Понимаешь меня?

— Прекрасно понимаю, — глаза Локи опасно сверкнули. — То есть Вальгалла — это не чертог для Рагнарека, а огромная дополнительная армия Асгарда, превышающая численностью население всего Девятимирья!

— Официально — да, — Хагалар поспешил спустить Локи с небес на землю. — Так все считают, но это блеф.

— Блеф?

— Увы, да, — Вождь понизил голос до шепота. — Все дело в том, что наши многомиллионные войска действительно мертвые. А дух не может причинить живому никакого физического вреда, только напугать или проклясть. Можно, конечно, запустить дух в чье-нибудь тело, но тело должно быть подходящее, сильное, а где ты наберешь миллионы подходящих тел? Так что войско эфемерно. В Рагнарек мертвые пойдут сражаться с мертвыми, и это будет настоящая битва, а сейчас всё иначе. Но отдельно ни Муспельхейм, ни Свартальвхейм не выступят против нас открыто — боятся, скорее будут подтачивать нас изнутри.

— Подожди, — Локи нахмурился, обдумывая какой-то план. Хагалар милостиво не мешал.

— Говоришь, что духа можно вселить в сильное тело? Много поколений асов и прочих существ будут защищать Асгард, если дать им тела. Много сильных тел.

— И? — Хагалар легонько дотронулся до плеча Локи. Царевич закрыл глаза и медленно заговорил:

— Семь миллиардов людей. Вторая по численности раса Девятимирья — альвы — их два или три миллиона, из них едва ли пятая часть — взрослые мужчины, способные держать в руках оружие. Семь миллиардов людей. Анабиоз. Армия мертвых в телах сильных людей — Асгард станет непобедимым.

То, что вначале показалось Хагалару преступной глупостью, через пару минут обрело смысл. Конечно, ни о каких семи миллиардах речь не шла, но увеличить численность живой армии Асгарда за счет людей-химер теоретически возможно. Нужны длительные исследования, ведь никто прежде не пробовал так использовать одержимость. Впервые за два года Хагалар слышал от ребенка разумную мысль, но для ее воплощения нужно время, а его катастрофически не хватало. Ближайшие конфликты точно придется разрешать по старинке, а вот в будущем возможно всё.

Последние недели Тор пребывал в благодушном расположении духа. Началась летняя половина года — прекрасное время для покорения новых вершин в компании верных друзей. Сиф во время похода поймала парочку самых обычных птиц, на которых раньше и внимания не обращала — кулика-сороку с бекасом — и радовалась своему везению как ребенок. Для нее восхождение стало отличной возможностью ненадолго сбежать от консервативного мужа, с которым она не сошлась характерами. Разногласия обнаружились в первую же ночь: Гринольв женился ради наследников, а Сиф не собиралась рожать в ближайшее время.

— Как только починят Радужный Мост, грянет война, — объяснила она свою позицию сразу после свадьбы. — Я должна сражаться, а не заботиться о младенце.

В медицинские или магические средства Сиф не верила, поэтому огородилась от детей древним, как мир, способом — воздержанием.

— У Гринольва куча недостатков, — рассказала она друзьям по секрету, — но он не насильник.

Величайший полководец прошлого действительно не был насильником и уважительно относился к женщинам даже побежденных народов, во многом поэтому о нем время от времени ползти гадкие слухи, которые он пресекал на корню. Но он компенсировал следование своим моральным принципам такими громкими скандалами, что слышал весь Асгард, и только Сиф оставалась глуха к его ярости.

— Я его не слушаю, — хвасталась она. — Думаю о своем. Если ему что-то не нравится, пусть разводится. В Фенсалир я уже всё равно не попаду.

— Он может поступить как все мужчины, — забеспокоился Вольштаг.

— Если он посмеет меня ударить, я отрублю ему кисти обеих рук или вспорю брюхо, — на полном серьезе ответила Сиф. — Он брал в жены воина, а не служанку. Я подарю ему наследников, когда в Асгарде настанет мир.

— Я узнаю в тебе себя прошлую, — походя заметила Фригг, ставшая невольным свидетелем дружеского разговора. — Надеюсь, ты справишься с усмирением Гринольва.

Но усмирить Гринольва было невозможно, поэтому Сиф старалась не бывать дома, когда он возвращался со службы. Они жили вместе, но почти не встречались. Это был странный брак, обсуждать который никто не смел — боялись тяжелой руки Гринольва и острого копья Сиф.

Тор радовался, что боевая подруга не покинула команду, а наоборот стала чаще тренироваться. Да еще и Фандрал вернулся, как только научился немного контролировать свои силы. В дружеских поединках он больше не участвовал, но в остальном остался таким как раньше, а женщин вокруг него увивалось даже больше, чем прежде. Он так уставал от их навязчивого щебета, что первым поддержал идею Тора о походе, только бы не рассказывать в очередной раз красочную байку о том, как он стал одним из самых могущественных воинов Асгарда.

Друзья провели несколько незабываемых дней и ночей вдали от столицы, от Одина, от своих прямых обязанностей и веселых пирушек. В начале летней половины года Асгард был особенно красив: из-под снега пробилась ярко-желтая прошлогодняя трава, на фоне которой елки приобретали особую ярко-зеленую окраску, а вода — не менее ярко-голубую. Пожухлая трава у подножья горы собиралась в кочки, скрывавшие под собой мелкие ручейки. Промокнуть в них было невозможно, а вот подвернуть ногу запросто. На самой горе желтая трава сменялись молодыми побегами, которые постепенно переходили в мох, лишайники, а потом в голые валуны, щебень и гальку: скользкую, хранившую на себе остатки льда и снега. Отдельные овцы бродили у подножья горы, поедая первую травку, стаи дроздов-белобровиков сидели на лиственницах и кипарисах, поднимая крик и слетая с места при приближении чужаков. Из-под ног разбегались не то паучки, не то мошки, очнувшиеся после затяжной зимы. А, главное — безоблачное небо, которое обеспечила царица по просьбе сына, сопровождало воинов всё время. Ни одного дождя, ни одной тучки, разве что промозглый ветер, иногда дующий прямо в лицо. Толстые плащи спасали от холода, а запасы трески — от голода. Что может быть лучше, чем обжаренная на костре вяленая рыба? Только пожаренный на костре вепрь, но они не водились в Асгарде. И рыбу, и уголь для костра взяли из дворца, чтобы не зависеть от редких деревьев, и правильно сделали: елки остались далеко внизу, а на вершину не залезли даже стелющиеся березки.