Локи все-таки будет судить асгардский суд?

Он думает о своих словах в хранилище оружия и, пожалуй, только сейчас осознает, что говорил ему Один. Да, Лафей ему не родня, Лафей ему никто. Как же жаль, что он понимает это лишь сейчас, когда уже поздно что-либо исправить, когда отца уже не вернуть… Наверное, это и к лучшему, что прощение он попросит у него лично…

— Мама, — Фригг вздрогнула, услышав слабый голос. Кого он сейчас зовет? Очередное видение, или он и в самом деле обращается к ней?

— Да, сын мой, — она тепло улыбнулась ему, провела рукой по спутанным волосам.

— Я умру, да?

Фригг мысленно поставила очередную галочку. Этот вопрос Локи задавал каждый раз, когда болел. Не всегда при светлом сознании, но следовал он неизменно. И на него всегда следовал один и тот же стандартный ответ.

— Нет, конечно, — она всегда наклонялась к нему, заглядывала в глаза: так она поступала с совсем маленьким ребенком, который смерти дико боялся. В его глазах она читала тот ужас, который могут испытывать от неизведанного только дети. Сейчас никакого ужаса она не увидела, только усталость от болезни. Детство слишком давно миновало.

— Если я выживу, — а это уже что-то новенькое, обычно, получив ответ на свой вечный вопрос, Локи замолкал или проваливался в сон. — Упроси отца показать мне мою мать.

Рука Фригг замерла на мгновение. Вот о чем он просит, стоя на краю могилы. Вот, о ком он помнит. Фригг закусила нижнюю губу до крови, но даже не заметила этого. «Чем я тебе не мать, неблагодарный полукровка?» — Вспышка гнева едва не разрушила с трудом сохраняемую после всех бессонных ночей концентрацию, которая требовалась для поддержания нужной температуры. Царице очень хотелось озвучить свои мысли, но она понимала, что сейчас сын её слов не воспримет. Она лишь кивнула, но, судя по взгляду, кивок Локи тоже не увидел. Опять безумные грёзы мешаются с моментами просветления. Быть может, и просьба была адресована не ей материальной, а кому-то другому? Фантомному образу? И уж не свою ли настоящую мать он видит в кошмарных видениях?

— … твоя смерть пришла от руки Лафея!

Узловатые пальцы тянутся к горлу беззащитного правителя Асгарда.

Яркая вспышка на миг озаряет покои злобно-белым светом. Изумлённый, царь ётунов делает неуверенный шаг назад и, будто споткнувшись, падает навзничь, гулко ударяясь о гладкий пол.

— А твоя смерть пришла от руки сына Одина!

Сжимая странно горячее копьё, Локи смотрит в неподвижные алые глаза. Переполненный гордостью и радостью, буквально рвущимися изнутри, он смеётся, не замечая, как трескается нижняя губа. Слизнув кровь, поворачивается к спящему асу.

— Видишь, отец? Я сделал это! Я, а не Тор! Благодаря мне угрозы больше нет! Когда ты проснёшься, ты всё-таки скажешь, кто из нас на самом деле достойный наследник!

С резким смешком принц оглядывает комнату, всё ещё сжимая пылающий Гунгнир. Улыбка исчезает, когда становится ясно, что что-то не так.

Тихо. Так тихо…

Где же?..

— Мама? Мама! — зелёные глаза расширяются при виде царицы.

Застывший взгляд. Гнев на лице. Разметавшиеся локоны. Изящная рука, сжимающая меч.

— Нет… нет…

Локи, не выпуская копья, бросается к Фригг, понимая, что уже поздно.

Нет смысла подбегать к ней, хватать за плечи, прижимать к себе ещё тёплое тело и звать, срывая голос.

Осколок льда, пронзивший сердце, понемногу уступает крови, которой начало пропитываться платье асиньи.

— Локи! — ало-золотой вихрь по имени Тор врывается в покои.

Оглушённый, принц даже не шевелится, когда тяжёлые двери с грохотом распахиваются, едва не слетев с петель. Сквозь какую-то странную пелену он наблюдает, как ас подходит ближе и опускается рядом с Фригг на колени.

— Как… — старший сын протягивает к ней руки, но не прикасается.

— Он убил её, — в сухом, чужом голосе Локи не сразу узнаёт свой собственный. — Это он во всём виноват.

— Кто?! — рявкает Тор.

— Лафей. — Больше всего на свете хочется заснуть и никогда не просыпаться. — Это из-за него она погибла.

— Правда?

Братья вздрагивают и оборачиваются.

Свет, исходящий от купола, накрывающего Одина, закрывает огромная тень.

Это царь ётунов. Огромный ожог покрывает его грудь, глаза подёрнуты плёнкой, которая появляется у мертвецов его народа.

— Может быть, это ты виноват? — голос сухой и мёртвый.

Всё, что может младший принц — это смотреть на него и молча качать головой, что есть сил вцепившись в тело царицы.

— Ты во всём виноват, — неожиданно вторит Тор, поднимаясь и снимая с пояса молот.

— Ложь… — хрипит Локи, глядя, как старший брат замахивается.

Жар в груди превращается в нестерпимую боль.

— Идём со мной, сын, — синяя рука, покрытая шрамами, тянется к царевичу.

— Нет! — Гунгнир взлетает словно сам собой и окутывается пламенем.

Но почему-то в этот раз вспышки нет. Вместо этого огонь переходит на руку Локи и окутывает всё его тело.

Пронзительный крик вырывается из его груди, и последнее, что чувствует царевич — это ледяное прикосновение шершавых пальцев к своему лбу.

— Прекрасная Фригга, может, хватит издеваться над больным ребенком? — царица отняла руку от горячего лба сына и подняла усталые глаза. Был только один ас, который называл её полным именем.

— Здравствуй, Тень, — вздохнула она, даже не оборачиваясь. — Не думала, что мы встретимся вновь в таком месте и в такое время.

— Я тоже, — Хагалар обошел кровать и положил руку на голову Локи. — Ребенку срочно нужен целитель, а ты что делаешь?

— Спасаю ему жизнь.

— Калечишь! — в приглушенном вскрике слышалось и раздражение, и отчаянье, и сожаление об упущенном времени на нормальное лечение.

Фригг недовольно сощурилась: интонации мага не предвещали ничего хорошего тому, кто посмел бы встать против него. Он уже нацелился на жертву, которую ждал семь столетий, и свое не упустит. Пускай она и женщина, но не отдаст своего ребенка на растерзание никому, даже старому другу!

– … Твоя смерть пришла от руки Лафея!

Именно в этот момент в палатах Одина появляется его приёмный сын. Локи вскидывает копьё, а через секунду понимает, что уже слишком поздно: он замечает рукоять кинжала, торчащую из груди Одина. Кажется, грудь сжала стальная рука, царь не может вдохнуть. Слабым, сделанным из последних сил движением, он кидает Гунгир во врага.

Но происходит невероятное: копьё, выкованное цвергами, копьё, которое не должно промахиваться… пролетает мимо. Лафей смотрит на своего отпрыска и, зловеще ухмыльнувшись, выпрыгивает в окно.