Лондон в огне

В первый раз Тиффани (тогда еще не Тиффани) по-настоящему устала, когда отправилась в прогулку на Ислингтонское кладбище. Это случилось на второй день после похорон матери. Тиф-не-Тиф было пять лет, она точно знала, где ее ждет мамочка, хотя и не присутствовала на церемонии. Если мама почему-то не приходит, значит нужно идти к ней, ведь так? Тетка, задержавшаяся после похорон, спала, крепко всхрапывая широко открытым ртом с жутковатым сломанным клыком. Девочка (не забыв взять шляпку) спустилась по лестнице, благополучно прошмыгнула мимо играющего на улице брата, и отправилась в сторону старого кладбища. Это было недалеко: три перекрестка, потом вдоль забора — у маленькой Тиф-не-Тиф была хорошая память. Она дошла, вошла в ворота, смутно полагая, что кладбище нечто вроде церкви — болеющие люди там лежат и ждут, когда Бог их заберет на небо. Людей много, там, конечно, очередь и теснота, возможно, маме надоело ждать и ее можно увести обратно. А если она все еще спит, можно будет посидеть рядом.

На старом Ислингтонском[3] кладбище действительно было тесно. Люди Лондона все умирали и умирали, а их все хоронили и хоронили, втискивая в десятки раз больше трупов, чем принимала возмущенная кладбищенская земля. По сути, кладбище служило многолетним бездонным рвом. Весьма вонючим. Двое могильщиков утаптывали рыхлую землю на краю огромной, не слишком ровной сплошной грядки. Крайние покойники не очень-то хотели утаптываться, и лысый могильщик ударами каблука выпрямлял окоченевшие колени и локти. Его товарищ присыпал скорбных упрямцев землей и лопатой утапливал поглубже в землю лохмотья саванов…

Кажется, Тиф кричала и кто-то пытался ее увести, девочка вырвалась, бежала по улице, заблудилась, нашлась… Когда кто-то из соседей привел ее в квартиру, на затрещины тетки потрясенная Тиф-еще-не-Тиф просто не реагировала. Прикрывая локтями голову, взобралась на постель, на которой еще два дня назад лежала мама, и заснула…

Странная эта память. Больше никогда в жизни Тиффани не приближалась к Ислингтонскому кладбищу, но помнила тяжелый запах, усталых могильщиков, серую стену небольшой церкви. Тиффани знала, что ни за что в жизни туда не вернется. Но почему-то было приятно иной раз заглянуть на какое-то иное, чужое, правильное кладбище. Пройтись между старых и новых могил, прочесть надписи и убедиться, что всё не так страшно. Имей деньги, и после смерти тебя не станут утаптывать. Возможно, родственники (если они вдруг будут) в благодарность за оставленное наследство даже закажут прочувственную эпитафию на надгробной плите. Все может быть, Бог неизмеримо добр, мир светел и прекрасен. Если не заглядывать за ограду Ислингтонского кладбища.

Отец исчез примерно в те же дни, когда маленькой девочке взбрело в голову собственными глазами убедиться в бренности всего живого. Тетка уехала, а Тиф-не-Тиф осталась под опекой деда. Иногда в гости заходил брат, девочка изо всех сил старалась расти очень хорошим, смирным и заботливым ребенком. Любящим, черт бы его побрал. Училась, работала по дому, дед был добр…

…Тиффани обнаружила что держит в руках стакан и хереса осталось на один глоток. Пришлось накинуть шаль и сходить за добавкой…

О деде вспоминать не хотелось. Вроде бы он потом сдох как собака рядом с оградой какой-то церкви — Тиффани не приходило в голову уточнять. У самой забот хватало. Наверное, для Тиффани дед умер задолго до того, как умер. Он был очень добрым человеком и искренне любил Тиф. Но Он был слабым.

— Какая польза от любящей блевотины? — спросила Тиф у стакана. Херес тактично молчал, часы в лавке настойчиво утверждали — нет пользы от слабых людей.

Дед хотел только хорошего. Но у него имелась слабость. Грешок, перевесивший все благое. Дед, обожавший свою милую-милую внучку, потерял доход, магазин и дом, уважение людей. Он потерял будущее и наверняка гниет в какой-то скверно утоптанной яме. Но тогда Тиф-не-Тиф ему верила. Оставшись без пристанища, дед с внучкой ушли из Лондона, ушли почти без одежды, с несколькими шиллингами в кармане, без планов. Держась за руки как два слабоумных идиота, а Тиф все верила и верила…

Собственно, о тех днях она не жалела. Это было единственное путешествие, выпавшее ей в жизни. Дороги и фургоны, настоящие луга и леса, пение птичек, маленькие городки и тихие деревушки… Люди, доброжелательные прямо на удивление. Девочка дышала чистым воздухом, улыбалась добрым людям и старалась заработать. Ту Тиф-еще-не-Тиф часто называли ангелом, улыбались ей в ответ и давали честно заработать. Пенни за пенни, шиллинг за шиллингом… Получалось ведь, будь оно проклято!

В один далеко не прекрасный вечер, вернувшись в жалкую комнатушку придорожного трактира, она не обнаружила денег. Всё скопленное за эти недели исчезло! На ослабших ногах девочка поплелась к деду — бедняга, он такой ранимый, он будет абсолютно раздавлен…

Он сидел за столом, бледный, с сияющими глазами и считал деньги, пришлепывая от восторга синюшными губами. Черт, он считал краденые деньги! Старый седой обманщик, как последний воришка, пробрался в ее комнатку, спер эти пять фунтов три шиллинга и теперь сладострастно мусолил добытые денежки. В ту минут он убил ту девочку. Ту милую безропотную дуру с добрым сердцем и совершенно пустой башкой-

Нет, девчушка не превратилась в Тиффани во мгновение ока. Тогда она робко прикрыла дверь, попятилась. Не помня себя, оказалась в своей комнатке, упала на колени и обратила свои помыслы к Богу. Она молилась недолго, но никогда и ни к кому та девочка не обращалась столь страстно и искренне.

Бог промолчал. Наверное, был занят более важными делами. Что ему пять фунтов три шиллинга? Внизу смеялись завсегдатаи трактира, во дворе фыркала лошадь. Бога там не было…

Тиффани не стала никому ничего говорить — что смысла в словах? Девочка прошла по коридору трактира, остановилась у лестницы. Ужасно, густо и обильно, харкнула на ступеньки — так делают возчики грузовых фургонов. И, наверное, могильщики Ислингтона. Люди без иллюзий.

Тиффани еще раз вернулась в комнату, ощупью нашарила плащ и ни о чем не думая, вышла из проклятого трактира. До Лондона было сорок миль, Тиф проехала это расстояние на фургоне и впервые расплатилась с кучером так, как подобает девушке без иллюзий. Бог и деньги (все, до последнего пенни) остались у человека, который еще недавно был «милым-милым дедушкой». Впрочем, оплатить проезд было не так уж сложно: ангельская улыбка и ритмичные движения девичьей руки кучера вполне удовлетворили.

По возвращении Лондон оказался совсем другим городом. Для начала Тиф чуть не издохла от какой-то горячки, что подцепила по приезде. Но если человек не надеется на дедушек, божьи помыслы и справедливость, он живуч как кошка. Тиф цеплялась за жизнь и мир ей поверил, пусть небескорыстно, пусть в долг. Девочка отлежалась, ее даже поили молоком и трижды приводили доктора. У миссис Гамиджж имелся большой опыт и цепкий глаз — оценить девчонку она смогла, вложила в неофитку несколько фунтов и не прогадала. Тиффани выздоровела, получила это самое имя и очень важные уроки. Достойная мисс Гамиджж принимала самое активное участие в поддержании существования нескольких развлекательных заведений (не самых дорогих, но имеющих постоянную клиентуру). Очень опытная дама. Чрезвычайно опытная. Под ее покровительством Тиф трижды продала свою девственность. Что позволило расплатиться с долгами и заработать почти тридцать фунтов. Довольно гадкие воспоминания Тиффани тоже обрела. Впрочем, дурных воспоминаний и так хватало — чуть больше, чуть меньше, — велика ли разница? Зато у девушки появилась уверенность в своих (пусть и скромных) актерских способностях и в несомненном мужском скудоумии. Эти основополагающие знания и твердая решимость сохранить тридцать фунтов, позволили Тиф действовать разумно. Никаких новых платьев и пирожных. Тиф сняла угол в недорогой, но чистенькой комнате. На улице она работать не собиралась: невинный вид, ангельское личико и бедное, но чистенькое платье — товар не для буйного ночного Ист-Энда. Приходилось просить советы у миссис Гамиджж — платные советы, о, несомненно, платные, но стоящие вложенных денег. Тиффани спешила — ангельская мордашка и свежесть — скоропортящийся товар.

Лондонская девушка не медлила, но сохраняла благоразумие. Осторожность прежде всего. Тиф помнила, что разминулась с Богом в том трактире, посему надеяться можно только на себя, на свои предчувствия и на то, что один из очень образованных клиентов назвал латинским словом «интуиция». Если девушка желает очаровывать, она должна слушать мужчин, какие бы заумности они ни болтали…

Тиф слушала, очаровывала, ублажала, обманывала, блевала шампанским, училась экзотическим глупостям, когда нужно развращалась, когда было угодно клиенту, развращала. Пять лет: шиллинг за шиллингом, гинея за гинеей — ручеек денег тек неровно, но не пересыхая. Интуиция помогала избегать больных клиентов — порой Тиф отказывалась от баснословных сумм, за упрямство ей разбивали лицо, дважды ломали руку. Приходилось исчезать из работы и залечивать синяки, нести ужасающие расходы, но Тиффани никогда не тратила больше, чем необходимо. Приходилось лучше питаться — она была от рождения бледна и по-детски изящна, что было модно, но склонна к кашлю, что отнюдь не пользовалось популярностью у мужчин. Что ж, ангел понемногу распродался, но еще оставалась хорошенькая и очень способная в деликатных развлечениях девушка…

У Тиффани имелась записная книжечка с набором бессмысленных фраз, проб пера и забавных двустиший, между которыми прятались вполне осмысленные цифры. Девушка ежедневно позволяла себе потратить полпенни на газету: разумнее читать не только политические и светские новости для поддержания приличествующей беседы с клиентами, но и частные объявления, пусть и напечатанные самым мелким шрифтом.

Тиффани следила за денежным ручейком, ценами на услуги и недвижимость, считала, работала и иногда ездила в парк Сент-Джеймс. Утром там было зелено и свежо, шелестели кроны деревьев, у пруда плескалась уйма птиц (если верить Орнитологическому обществу — «более двадцати видов»). Считается, что рай похож на сад. Ну и к чему тот рай нужен, если существует утренний Сент-Джеймс? Тиф ужасно не хотелось бывать здесь вечером и разочаровываться Она нередко бывала с клиентами в других парках, но работа порядком отвлекала — любой мужчина требует полного внимания.