Лондон. Темная сторона (сборник)

— Ах ты пидор гнойный! — заорал один из них и вскочил, чтобы дать сдачи, и только тут сообразил, что обидчик и так валяется на полу в отключке.

Мак смотрел на происходящее, не шевелясь, словно окаменев. Его внимание целиком было приковано к Розе. Она спокойно опустилась на пол рядом с Люком, прижала его к себе и принялась гладить по голове. Плоскогрудая Мадонна с огненными волосами и ее непутевое чадо.

Позже, сидя в своем такси, вернувшись к жизни взрослых людей, которые зарабатывают на жизнь тяжким трудом, он никак не мог решить, какое слово лучше подходит для случившегося: «проклятие» или «благословение».

* * *

Назавтра Мака в полдень разбудил звонок. На проводе был Этеридж. Мак на миг примолк, размышляя, что сказать. Он и сам не был до конца уверен, что его волнует судьба Люка, но почему-то мысль о вознаграждении за то, что он выследил приятеля, казалась ему грязной. Как будто деньги делали его причастным к учиненному Люком дебошу. С другой стороны, легкие деньги так манят…

Он так и не успел принять решение, Этеридж заговорил первым:

— Слушай, можешь больше не заморачиваться с поисками старины Люка.

— Что, передумал выпускать его на сцену?

— Нет-нет, вовсе нет, — стал объяснять Этеридж, — ведь люди любят драматические эффекты. Нет, со мной связался его менеджер, и мы все утрясли. Я просто решил поставить тебя в известность.

— Менеджер? — переспросил Мак.

— О да, судя по голосу — очаровательная юная дама, зовут Розой. Кажется, она держит его в ежовых рукавицах. Так что вот оно как. В общем, еще раз спасибо.

— Не за что, — ответил Мак и повесил трубку.

На следующее утро он нарочно управился с работой пораньше, добрался до дома вовремя и застал Джеки еще в постели. Они занялись сексом, и Мак с радостью отметил, что за все это время ни разу не вспомнил про Аню.

Джерри Сайкс Остров пингвинов

(Jerry Sykes

Penguin Island)

Джерри Сайкс дважды удостоился за свои рассказы литературной награды от Ассоциации писателей, работающих в криминальном жанре. Его рассказы публиковались в различных изданиях по обе стороны Атлантики, а также в Италии и Японии. Он родился и вырос в Йоркшире, но живет в Лондоне уже свыше двадцати лет. Его первый роман был опубликован осенью 2006 года.

Место действия — Кэмден-таун

Эймонн Кохлан всю жизнь прожил в Кэмден-тауне, и, сколько он себя помнил, по улицам болтались шайки юнцов: от банд военного времени, промышлявших уличными грабежами по вечерам, до хиппи в шестидесятые… от панков в семидесятые до… Ладно, он не знал, как они зовутся теперь, но, как бы они ни звались, он никогда прежде не сталкивался с тинейджерами, которые метили свои территории с такой решительностью, как нынешний приплод. Разумеется, он знал, что граффити в обиходе с тех самых пор, как неведомый пещерный человек впервые подобрал осколок кремня и нацарапал на стенах своей пещеры изображения убитых им с утра пораньше зверей. Но, похоже, за последние несколько лет чуть ли не каждое здание в Кэмден-тауне было помечено какой-нибудь многоцветной надписью или знаком. Он знал, что это как-то связано с непрекращающейся войной за сферы влияния, и эти знаки беспрестанно меняются, отмечая победы в бесконечной битве за право снабжать наркотиками тысячи туристов, каждые выходные стекающихся к Кэмденскому шлюзу, но тонкие различия знаков от него ускользали.

Последние полтора года основным элементом граффити на стене у лифта в его доме был большой замок, намалеванный красной и синей красками. Но когда Кохлан протиснулся в парадную тем весенним утром, он увидел, что замок замазан черным, и пара юнцов творит на его месте новый мотив. Этот новый замысел был даже чем-то несколько большим, нежели рисунок, он почти разобрал три большие буквы, обведенные красным и оранжевым — что-то вроде ТТТ, — но, прежде чем Кохлан успел приглядеться, один из парней уловил чужой взгляд, повернулся и задрал в его сторону тяжелый подбородок.

— Эй, че пялишься, думаешь, что тут тебе, — рявкнул парень, и шея его вытянулась из воротника. Ему можно было дать не больше тринадцати-четырнадцати лет, если бы не глаза — холодные и жесткие, состарившиеся раньше времени. Засаленные, ровно остриженные волосы делали его похожим на маленького Цезаря, а кожа вокруг уголков рта была усыпана угрями. Другой парень продолжал рисовать, голова его дергалась в такт музыке, никому другому не слышной.

Кохлан покачал головой и отпустил дверь. Отводя глаза, он зашаркал к лифту, а Маленький Цезарь пыхтел и хрипел, не спуская с него прищуренных глаз. Когда Кохлан нажал кнопку вызова лифта, другой парень повернулся узнать, куда смотрит его приятель, и Кохлан сразу узнал Пита Уилсона, мальчишку из этого дома, которого он знал с тех пор, как тот стал делать первые шаги. Насколько мог вспомнить Кохлан, сейчас ему должно было быть около двенадцати.

Когда Пит узнал старика, у него забегали глаза, а руки потянулись за спину, пряча баллончик с краской.

— Да ты понимаешь, что делаешь, Пит? — спросил Кохлан, но, как только слова вылетели изо рта, он тут же почувствовал, как напряглись его плечи. Он был не из тех, кто поднимает шум, и такая вспышка напугала его почти столь же, сколь удивила.

Пит колебался, разрываясь между узами детства и новыми отношениями едва обретенной и грядущей независимости.

— Уверен, что твоя мать не знает, что ты тут вытворяешь, — продолжил Кохлан, вдруг осмелев. — Думаешь, что она скажет, узнав, как вы тут гадите в собственном доме?

Осознав, что старый пень знает его приятеля, Маленький Цезарь повеселел, ухмыльнулся и стукнул Пита в плечо. Пит хрюкнул и, довольный поддержкой, дал сдачи. Откуда-то сверху донеслась ругань и звуки ударов по двери лифта.

— Надеюсь, ты не забудешь убрать всю эту грязь, прежде чем отправишься домой, — сказал Кохлан, указывая скрюченным пальцем на стену.

— Я же просто замазал замок, — возразил Пит.

— Черной краской по белой стене? А что это за красные и оранжевые буквы? Зачем они?

— Это ТТТ, — ухмыльнулся Пит. — Ты Тоже Торчишь.

— Не понимаю, — нахмурился Кохлан.

Пит не успел рта раскрыть, как Маленький Цезарь снова стукнул его в плечо:

— Ты же знаешь, что мы никому не должны об этом рассказывать.

— Это не секрет, — возразил Пит, хватаясь за место, куда попал Маленький Цезарь.

— Вот долбаный младенец, — рявкнул Маленький Цезарь, вырвал у Пита банку с краской и бросился к выходу. Пит посмотрел на него, потом на незаконченное граффити и последовал за приятелем. Уже у двери Пит обернулся на старика, и Кохлану показалось, что на нервически дрожащих губах он распознал намек на извинение.

Он проследил за тем, как дети скрылись за углом дома; Пит бежал за приятелем, словно младший брат, стремящийся угодить старшему. Кохлан подождал несколько секунд, чтобы убедиться, что они не вернутся, и с шумом перевел дух. Он не сознавал, что стоит, затаив дыхание. Потом он повернулся к лифту и снова нажал кнопку.

Пару минут спустя на нижней площадке лестницы появилась старуха, пыхтевшая так, будто она не спускалась, а поднималась.

— Надеюсь, вы не ждете здесь лифт, — с трудом выдохнула она вместе с облаком дыма, затянулась сигаретой и тоже скрылась за дверью.