Лондон

Могущественная гильдия бакалейщиков контролировала город. К ним принадлежали и мэр, и главные олдермены. Ее предводители, как заведено во всех успешных организациях, смотрели в будущее. Взглянув на зятя Булла, они остались довольны увиденным. Его деятельность в последнее время произвела на них впечатление. Многие второстепенные члены гильдии, входившие в круг, сорвали неплохой куш. «Вдобавок он унаследует огромное состояние Булла», – отметил один олдермен. «Не ровен час, переметнется к торговцам тканями», – напомнил кто-то еще. «Это недопустимо», – ответил тот. Как всякий политик, он знал, что богачей надлежит обхаживать. «Коли так, нам лучше ему угодить», – сказал он.

Таким образом Джеффри Булл, некогда Дукет, обнаружил себя произведенным в члены правления гильдии бакалейщиков – замечательный взлет для человека всего двадцати шести лет от роду. Через две недели, когда открылась вакансия, он оказался еще и советником в своем городском уорде.

– Ну, ты понимаешь, что это первый шаг на пути в олдермены? – восторженно спросила Тиффани.

И все же, несмотря на удачу, была одна вещь, которой он оставался недоволен. Джеффри испытывал из-за этого угрызения совести, так как первым признавал, что без женитьбы не добился бы ничего. Но заноза сидела. «Что бы я ни свершил в жизни, – думал он, – я буду всегда зваться Буллом. Только Буллом. И никогда – Дукетом».

Однако не он, а Тиффани заговорила об этом в один прекрасный день.

– Тебе, должно быть, ненавистно это?

Парень стал отнекиваться, но она помотала головой:

– Да нет же, не спорь. – И затем удивила его, объявив: – Мне тоже.

Это была чистая правда. Тиффани гордилась именем Булла, равно как и богатством. Но втайне ее нередко раздражало, что для друзей она оставалась девушкой, которая вышла за человека низшего положения. Однажды она подслушала слова молодой женщины: «Муж Тиффани? Так это тот, у которого белая прядка и смешные руки. Буллы не нашли ей никого подходящего и выудили его из реки». Услышанное потрясло ее. «Нет, – хотелось ей закричать, – это он спас меня из реки!» Она хотела ударить девицу по лицу, но решила взамен: «Я тебе покажу. Ты увидишь, что моим мужем можно гордиться и как мужик он будет получше твоего».

Геральдическая палата в Колдхарборе была местом, внушавшим трепет. Булыжный двор за воротами мели дважды в день. Главное здание, обращенное к воротам же, было каменным в нижней части и бревенчатым в верхней. Огромную дубовую дверь навощили и отполировали до тусклого блеска. Слуга в роскошной ливрее с гербами провел Джеффри Булла, некогда Дукета, в красивый зал, под деревянным потолком которого висели цветастые штандарты многих лордов и рыцарей. После недолгого ожидания служащий, тоже в ливрее, проводил его через другие две комнаты в величественную квадратную палату, посреди которой за темным столом сидел сам королевский герольдмейстер Ричард Спенсер, Гербовый король Кларенсо [45] и графмаршал Англии. Тот жестом пригласил молодого человека изложить свое дело, что Джеффри и сделал после секундного колебания.

45

Штат палаты делился на три ранга. Высшим являлись Короли гербов, которые в свою очередь делились на три категории: Подвязка (Garter), Кларенсо, Норрой и Ольстер. (Склизкова Е. В. «Геральдика в аристократических культурах Британии и России», автореферат. М., 2000.)

– Я хотел справиться, – заключил он, – возможно ли мне иметь герб. – И залился краской.

Простой купец, ничтожный малый без клочка земли к своему имени, испрашивает герб, подобно рыцарю благородного и древнего рода? Торгаш, дерзнувший вторгнуться в святая святых геральдической палаты, стоящий средь знамен баронов, графов и принцев династии Плантагенетов? Абсурд. Непозволительная наглость.

Если не брать в расчет того, что в Англии все обстояло иначе.

Точно так же как лондонские купцы могли стать сельскими джентльменами, а младшие сыновья джентри – заняться торговлей, атрибутика феодального общества в смысле почетных знаков, присуждавшихся оным, нередко скрывала действительность более практичного свойства. Даже вожделенное рыцарство не было неприкосновенным. Столетием раньше Эдуард I настоял на производство в рыцари богатых купцов, чтобы взимать с них феодальный налог для оплаты наемников. А в том, что касалось геральдики, система оказывалась еще гибче.

В конце концов, то было творение искусственное. Многие аристократы и слыхом не слыхивали о гербах до рыцарских турниров, популярных в годы правления Ричарда Львиное Сердце. Но вскоре гербы превратились в моду. Они стали яркими, исполненными достоинства, героическими и даже романтическими. И, как во всех областях средневековой жизни, были предприняты шаги, имевшие целью придать новому веянию надлежащий порядок. Геральдическая палата, руководимая герольдами, превратилась в огромную королевскую гильдию с условиями членства, установлениями и собственным секретом – правилами и искусством геральдики. Неудивительно, что достойные гербы стали предметом вожделения. Человек с гербом, кем бы он ни был, втайне причислял себя к рыцарям короля Артура. Его предки, сколь бы ни были заурядны, превращались в невоспетых героев. Все его семейство, вписанное в геральдические свитки, причислялось к сонму бессмертных.

Герольдам было естественно признавать гордецов, которые по сей день продолжали именовать себя баронами Лондона. Лондонский мэр или олдермен получали герб. У Булла он тоже был – достался от отца. Член правления крупной гильдии заслуживал внимания. Поэтому графмаршал взирал на Джеффри не гневно, но лишь удивленно.

– Вы слишком молоды для таких почестей, – резонно заметил он, затем добавил: – Но тем не менее вошли в правление гильдии бакалейщиков и стали советником уорда. Как вам это удалось?

Ни слова не сказав о своих делах с Уиттингтоном, Дукет объяснил, что женился на дочери Булла и выбился в высшее общество. Он также признал свою низкорожденность.

– Полагаю, мне не следовало приходить, – сказал он.

– Хоть низкорожденность против вас, она не является препятствием к обретению герба, – произнес герольд. – Нас больше интересует почет, который вы снискали. Одно мне все-таки непонятно. Чего вы хотите: разрешения пользоваться родовым гербом вашей супруги или обзавестись собственным?

– Я хочу вернуть свое прежнее имя, сэр, – ответил тот. – Мне нужен родовой герб для Дукетов.

В этом заключалась самая суть. Если он добьется своего, то даже Булл не сможет отобрать у него имя.

Герольд смотрел на него и размышлял. Величие Колдхарбора обычно вселяло чувство известной неуютности и в самых гордых купцов. Он мог вообразить, какой отваги стоило Дукету войти в эту дверь. Насколько можно судить, юнец не был выскочкой. В нем угадывалось смирение. Однако одна загадка оставалась без ответа.

– Простите за вопрос, – проговорил он кротко, – но как, помилуйте, вам удалось жениться на дочери такого богатого купца, как Булл?

Дукет объяснил. Герольд смотрел на него во все глаза.

– Вы нырнули в Темзу под Лондонский мост в самое полноводье? – усомнился он и мягко предупредил: – Вы сами понимаете, что это можно проверить.

– Да, сэр, – ответил молодой человек.

И тут графмаршал Англии расхохотался:

– В жизни не слышал ничего подобного! – Затем сказал, одобрительно улыбаясь: – Что же, советник Дукет, вы явно намереваетесь подражать в своих поступках рыцарям Круглого стола. Посмотрим, что можно сделать. Сейчас ступайте с моим клерком, – велел он, – и тот все объяснит.

Через несколько минут молодой купец очутился в длинном людном помещении с рабочим столом посреди: наполовину монастырская библиотека, наполовину – мастерская художника, рисующего вывески.

– Сейчас, добрый мастер Дукет, – начал клерк, – вы познакомитесь с чудесным секретом геральдики. Во-первых, – пустился он объяснять, – у вашего герба должен быть цветной фон. Правда, – улыбнулся он, – в геральдике говорят не «краска», а «тинктюра». – Он произнес это слово на французский манер. – Главные тинктюры [46] суть голубая, которую мы зовем Лазурью; зеленая – Зелень; красная – Червлень; черная – Чернь; фиолетовая – Пурпур. Имеются две металлические тинктюры: золото, которое есть Or, и серебро – Argent. Мы также изображаем некоторые меха, предпочитая горностаевый. Фон именуем Полем. Его можно разделить линиями пополам и на четыре четверти. Можно превратить его в шахматную доску или пустить ленты, которые мы называем полосами. Все, что вы пожелаете добавить, именуется нагрузкой. [47] Можно поместить, например, крест или мечи, топоры, стрелы, подковы, банты, арфы. Вот этот рыцарь выбрал таран. А можно деревья, цветы, звезды.

46

Они же – финифти и эмали.

47

Charge – устоявшегося русскоязычного варианта нет; помимо «нагрузки» используют слова «символ», «фигура» и даже «чардж».