Лондон

Был жаркий летний день. Хозяин ушел спозаранку, и Нед сторожил дом на Уотлинг-стрит. Нед надеялся, что хозяин скоро вернется. Прохожих было много, как всегда, но один незнакомец псу не понравился. Мужчина стоял перед дверью соседнего дома. Когда Нед пошел разобраться, чужак попытался огреть его длинным посохом. Пес взвизгнул и после этого держался подальше. А примерно час назад в тот дом вошла женщина. Он учуял ее запах, когда она проходила мимо. Пахло не пойми чем, но неприятно. Недавно же из того самого дома донесся плач. Сомнений не было: люди вели себя странно.

И в тот самый миг пес увидел чудовище.

Семейство Дукета собралось. У ворот ждали два экипажа и повозка. Сэр Джулиус окинул всех удовлетворенным взглядом: жена, сын и наследник, жена сына, двое детей. Их также сопровождали слуга и две служанки, которым предстояло ехать в повозке, груженной сундуком с одеждой и прочим скарбом.

– Осталось место для одного, – сказал он. – Я без него не поеду.

Уже в третий раз за утро он вышел на улицу. Где носят черти этого парня?

Сэр Джулиус Дукет, достигший шестидесяти двух лет, был совершенно доволен жизнью. Ныне он преуспевал и был в почете, друг короля. Дружить же с королем Карлом II было весьма приятно. Отец был малого роста – этот вымахал. Карл I держался серьезно и чопорно – сын вел себя непринужденно и сыпал шутками. Больше же прочего впечатлило то, что он оказался великим сердцеедом, чего не скрывал, тогда как родитель, в чем бы ни были его прегрешения, отличался исключительным целомудрием. Король Карл II прекрасно постиг изнанку жизни. Он делал все необходимое для сохранения трона, заверив всех: «Я не желаю снова скитаться».

Двор Карла в Уайтхолле слыл развеселым местом. Банкетный зал, где был казнен его отец, никогда не пустовал, и подданные приходили туда взглянуть на королевскую трапезу. Бесхозное лесистое пространство сразу к западу от Уайтхолла превратилось в новехонький Сент-Джеймс-парк, где короля часто видели выгуливающим милейших спаниелей, от которых он был без ума, или в длинной аллее, что в северной части парка, играющим с придворными кавалерами в пэлл-мэлл – смесь крокета и примитивного гольфа – забавную игру, в которой он был искусен. Приподнятое настроение воцарилось во всем Лондоне. Вернулись спортивные состязания и майские деревья. Открывались театры, включая новый близ Олдвича, на Друри-лейн, где выступала личная труппа короля и только что дебютировала пышнотелая юная актриса по имени Нелл Гвин. Подданные его величества, все еще склонные к пуританству, были шокированы веселой безнравственностью и экстравагантностью двора, но никому из них не хотелось вернуться к скорбям и тяготам Содружества.

Главное, у этого нового Карла не было никаких иллюзий. Он понимал, что занял свое место не волей Божьей, а потому, что так решил парламент.

– Мы с парламентом друг другу нужны, – сказал он однажды Джулиусу.

Палаты лордов и общин были восстановлены в том же виде, что полвека назад, и Карл извлекал из них посильную пользу. Но властью никогда не злоупотреблял. Так же обстояло с религией. Его молодая жена-португалка была католичкой, как и сестра, породнившаяся с французским королевским домом, но он знал, что многие его подданные – пуритане.

– Я буду счастлив отнестись к ним со всей возможной терпимостью, – заявил он.

В отличие от парламента. Поэтому ситуация более или менее уподобилась той, что была при доброй королеве Бесс. Все обязывались подчиняться Англиканской церкви с ее обрядами и епископами. Тех, кто не хотел, подвергали мелким ограничениям и не допускали к государственной службе. Да и только. Намек короля был прозрачен: «Храните верность, а в остальном молитесь или резвитесь, как вам угодно». Это соглашение с королевским двором назвали Реставрацией.

Сам веселый монарх не горел желанием мстить. Пришлось казнить пару убийц его отца. Труп Оливера Кромвеля откопали и повесили в Тайберне.

– Теперь он выглядит лучше, чем живой, – желчно заметил Джулиус.

Но Карл не преследовал своих недругов. Друзей, однако, помнил и привечал сердечно, в том числе сэра Джулиуса Дукета.

– Парламент не разрешит мне выкупить для вас Боктон, – извинился он. – Но я могу назначить вам пожизненную государственную пенсию. Так что живете подольше, мой друг.

Пенсия была щедрая. Не имея нужды бояться круглоголовых, следивших за каждым его шагом, Джулиус смог и расходовать остатки сокровища. Он пустился торговать. Год назад сумел выкупить Боктон по скромной цене, так как дом находился в плачевном состоянии. За несколько месяцев он привел поместье в порядок.

Воистину, вся Англия исполнилась оптимизма и воодушевления. Торговля росла и крепла, колонии приносили солидный доход. Даже недавний брак короля с католичкой стерпели легко, когда выяснилось, что в приданое ей был дан ни много ни мало Бомбей – богатый индийский торговый порт! Укрепилось и морское владычество Англии. В прошлом году она вытеснила из ряда колоний конкурентов-голландцев, в том числе из весьма перспективного американского поселения. Джулиус слышал, что колония называлась Нью-Амстердам.

– Ну, так наша эскадра назвала ее Нью-Йорком!

По мнению сэра Джулиуса Дукета, Англия еще никогда не переживала такого подъема.

Или, по крайней мере, так было дней десять назад. Сейчас уверенность поугасла. И с некоторой тревогой сэр Джулиус озирался: куда, черт его побери, запропастился молодой Мередит?!

Нед ощетинился. Он зарычал, оскалил зубы и сделал два шага вперед. Чудовище так и плыло по улице. Нед заворчал еще яростнее. Он в жизни не видывал такой твари. Монстр был ростом как минимум с человека. Из вощеной кожи. Туловище имело форму огромного конуса, достигавшего земли. У него были две руки с кожаными лапищами. Оно держало короткую палку. Но самой страшной казалась голова. Между большущими стеклянными глазами торчал здоровенный кожаный клюв. Венчалась голова черной широкополой кожаной шляпой.

Нед гавкнул, заворчал, гавкнул еще и попятился. Но монстр заметил его, свернул и двигался теперь прямо к нему.

Еще часом раньше доктор Ричард Мередит был счастливейшим человеком в Лондоне. Честь, которой он удостоился накануне, была велика, особенно с учетом его юного возраста. Он вышел спозаранку окрыленный, но в Гилдхолле ему предъявили документ.

Случись Реставрация на несколько лет раньше, молодой Мередит мог стать священником. Но он не хотел быть пуританским министром, [60] а старик-отец предостерег: «Посмотри, на что мне пришлось пойти, чтобы выжить». Поэтому в Оксфорде он решил стать врачом – еще один способ послужить ближнему. Это было и по уму, так как он от природы отличался пытливостью и склонностью к анализу.

60

Министр – священнослужитель у пуритан.

Медицина оставалась занятием грубым – смесью классических знаний и средневековых мифов. Врачи продолжали верить в существование четырех соков: ставили пиявок и отворяли пациентам кровь, полагая, что та нуждается в разжижении. Кроме того, они опирались на традиционные травные средства, иногда действенные, здравый смысл и молитву. Иное чудо считалось обычным исцелением: ни один врач не отваживал многочисленных золотушных от стояния в очереди к королю, прикосновение которого, как уверенно полагалось, могло излечить сей недуг. Естественные науки пребывали в зачаточном состоянии. Образованные люди по-прежнему спорили, обладает ли волшебными свойствами рог единорога. Однако в последние десятилетия стал укрепляться новый дух рационального исследования. Великий Уильям Гарвей показал, что кровь на самом деле циркулирует в организме; он же взялся за изучение развития человеческого плода. Роберт Бойль в ходе тщательных экспериментов сформулировал законы поведения газов. И разумеется, из мест, где мог проживать Мередит, лучше Лондона было не найти, так как здесь разместилось Королевское общество.