Лорд и королева
Шрифт:
Порой Роберт заявлялся в ее опочивальню, шокируя фрейлин, а однажды, поцеловав ее руку, он осмелился поцеловать королеву еще и в щеку… на глазах у всех.
— Милорд! — возмутилась она с наигранным чувством оскорбленного достоинства, но при этом глаза ее сияли, а он был не в том настроении, чтобы потакать ее так называемому «гневу».
— Я поцеловал вас у всех на глазах, — сказал он. — Я и дальше буду служить вам, не обращая внимания на других людей… и днем… и ночью… и до конца моих дней.
— Вы только послушайте его! — воскликнула она. — Что бы было,
— Им не следует даже пытаться переступить порога этой опочивальни. Я проткну их всех своей шпагой.
Она посмотрела на своих фрейлин, призывая их восхититься поведением шталмейстера. Она знала, что среди них находилось немало тех, в чьих мыслях неизменно присутствовал лорд Роберт Дадли. Однажды он осмелился забрать ее сорочку из рук одной из фрейлин, но Кэт выхватила ее у него, заявив, что мужчине не положено знать, что у королевы есть такая принадлежность туалета.
Как же ей нравились подобные игры! Она сидела и властно взирала на него, потакая своим прихотям и находясь под защитой своих фрейлин.
— Ни в коем случае не оставляйте меня с лордом Робертом! Я боюсь этого человека! — воскликнула она.
Его ответ был следующим:
— Если я правильно понял, что ваше величество имели в виду, то вам действительно следует бояться его… хотя он будет защищать вас даже ценой своей собственной жизни.
— Я это знаю, — произнесла она с нежностью. — Но все-таки я вам запрещаю подобным образом являться в мою опочивальню.
Однако он проигнорировал ее предупреждение, ибо знал, что если не придет, то она расстроится. Кэт сказала, что все это напоминает ей историю с милордом адмиралом. Помнит ли ее величество? Создавалось впечатление, что эти высокие красивые мужчины находят громадное наслаждение в том, чтобы врываться в ее опочивальню.
Кэт получила ласковую пощечину, и на протяжении всего утра Елизавета была чрезвычайно весела.
Встретившись с ним в другой раз, она шепотом сделала ему выговор, когда ее слова заглушала игравшая на балконе музыка.
— Милорд, вы зашли слишком далеко.
— Нет, — сказал он, — недостаточно далеко.
— В моей опочивальне! И осмелились протянуть мне мое нижнее белье!
— Я твердо верю, что вскоре буду находиться возле тебя и днем, и ночью.
— Ах, если бы только так могло случиться!
На его лице промелькнуло раздражение, и красиво очерченные брови нахмурились.
— Так могло бы произойти… очень просто.
— Нет, Роберт, пока еще нет.
— Пока еще нет! — воскликнул он с надеждой в голосе и чуть было не схватил ее за руку, но она остановила его.
— Будь осторожен, глупенький мой. Неужели ты хочешь, чтобы при дворе снова разразился скандал?
— А они никогда и не прекращались.
— Как же ты осмеливаешься утверждать, что с моим именем связаны какие-то скандалы? Ты забываешь, что я — королева!
— Как бы мне хотелось забыть это! Если бы все было иначе… тогда…
— Тогда бы я была тебе не нужна?
— Даже если бы ты была служанкой, ты бы все
равно была нужна мне.Она засмеялась и отпарировала с присущей всем Тюдорам грубоватой прямотой:
— Да, на пять минут под забором.
— На пять минут под забором и на всю оставшуюся жизнь.
— Роберт, когда ты так на меня смотришь, я верю, что все так и случится. Но нас разделяет огромная пропасть.
— Ее можно преодолеть.
— Так и будет, мой милый.
Но впоследствии, когда перед ней на стол легли документы на присвоение Роберту Дадли титула графа и возврат его брату Амброузу графства Уорвикского, она заколебалась.
Он постоянно находился рядом с ней, и теперь она переводила взгляд с него на эти документы. Если Роберт станет графом — а графство, которое она дарует ему, будет одним из тех, что ранее предназначались исключительно персонам королевской крови, — то в этом случае, как она ясно понимала, она окажется близка к тому, чтобы заключить с ним брак. Королева не могла не заметить яркий блеск его глаз, она вспомнила, как страстно она сама жаждала корону. Елизавета представила, что станет покорной, ведь уже бывало не раз, когда, несмотря на всю свою решимость, она проявляла перед ним слабость. Иногда она даже не отваживалась принять его наедине. Она была сильной, но ведь и он тоже сильный. Дадли казался ей совершенным созданием, а значит он неизбежно должен был побеждать, следовательно, на его капитуляцию рассчитывать не приходится. Только благодаря короне она и может противостоять ему.
Нет, пока еще он не получит свое графство. Ему следует оставаться ее веселым лордом Робертом. И королева нахмурилась и к величайшему изумлению всех присутствующих попросила, чтобы принесли нож. Когда ее приказание было выполнено, она провела острым лезвием по бумаге, разрезав ее пополам.
— Как же я могу осыпать милостями этих Дадли! — воскликнула она. — Разве они не предавали на протяжении трех поколений нашу корону!
Роберт посмотрел ей прямо в лицо, глаза его метали молнии. Как же страстно она все-таки его любит!
— Мадам, — сказал он. — Я вас не понимаю. Почему это, черт побери, Дадли не смогли послужить вам?
— Зачем так шуметь? — спросила она, улыбаясь ему. — Как же я могу, милорд, осыпать Дадли почестями? Разве вы забыли, что мой великий отец имел весомое основание отправить вашего деда на эшафот? Разве вы станете отрицать, что ваш отец поднял руку на корону и попытался сделать королем вашего брата?
— Если мое служение вашему величеству называется государственной изменой…
Она взмахнула рукой и дала ему легкую пощечину — самую нежную из всех возможных пощечин, — выставляя напоказ свои близкие отношения и даруя ему прощение.
Те, кто был рядом, заулыбались: это всего лишь ссора двух влюбленных. Все они подумали, что королева любит Дадли так же сильно, как и прежде, просто он недавно оскорбил ее, когда окинул оценивающим взглядом красивую молодую фрейлину. Королева всего лишь дает ему понять, что в жизни Роберта Дадли должен быть только один-единственный роман.