Лорд и королева

Роберт крепко сжал ее руки, и, когда она ощутила его мощь и силу, сердце у нее забилось еще сильнее.

— Моя возлюбленная, — сказал он, — что-то нужно предпринять. И как можно скорее. — Она вопросительно посмотрела на него и он продолжал: — Если бы мы могли пожениться, наши тревоги были бы уже позади. Когда у нас родится сын, любой примирится с нашим браком.

Она кивнула, не сводя с него полного страха взгляда.

— Ничто не должно стоять между нами, — сказал он, — ничто!

— Роберт, но…

— Я знаю… я знаю, о чем ты думаешь. Мы не должны поставить крест на нашем счастье только потому, что сейчас оно кажется невозможным. Самая важная вещь на этом свете — чтобы мы были вместе… важная для нас и Англии. Никто, кроме меня, не должен дарить тебе сыновей!

Она робко проговорила:

— Все так, мой милый Робин. Но как это может осуществиться?

— Оно осуществится… и немедленно.

Она увидела, как упрямо сжались его губы, и все поняла.

Дни Эми Дадли были сочтены.

Елизавета приказала Роберту оставить ее, почувствовав, что больше не вынесет этого напряжения. После его ухода она без сил опустилась на скамью и осталась сидеть в полной тишине. «Что значит смерть одного человека для государства?» — спрашивала она себя. Сколько раз она сама оказывалась близка к тому, чтобы расстаться с собственной жизнью? Но теперь она была королевой, и тот, кто встанет между нею и сыновьями, которых ей предстоит выносить от Роберта Дадли, неизбежно должен погибнуть.

Уильям Сесил вернулся из Эдинбурга, где подписал удачный договор с французами. Он ликовал. Англия с честью вышла из этой заварушки. Теперь ему наверняка перепадет благодарность королевы, которую он надеялся облечь в практические формы, потому что его семья постоянно росла, а он был примерным семьянином, который смотрит в будущее.

Сесил был, безусловно, самым умным человеком в Англии, он удачно пережил смутное время. Хотя он и служил протектору Сомерсету, но не погиб вместе с ним, а затем он подарил свою преданность Нортумберленду, и когда Нортумберленд перестал являть собой огромную силу на этой земле, он стал служить Марии, не забывая оставаться другом Елизаветы. А так как, ко всему прочему, по своему характеру Сесил оказался спокойным и дерзким одновременно и никогда не медлил высказать свою точку зрения по поводу политики страны, то он имел успех, и Елизавета — более, чем кто-либо из ее предшественников, — ценила его достоинства.

Итак, он явился к королеве, чтобы принять от нее такую приятную для себя благодарность.

Двадцать седьмой день рождения королевы приходился на седьмое сентября, и двор переехал в Виндзорский дворец, чтобы отпраздновать там это знаменательное событие.

Поэтому Сесил отправился в Виндзор, кроме того, ему было необходимо обсудить с Елизаветой некоторые приготовления к приезду эрцгерцога Карла.

Сесил вполне мог быть доволен, во-первых тем, что война благополучно закончилась, а во-вторых, Елизавета приняла решение вступить в брак. Он верил, что как только у его госпожи появится муж, который станет управлять ею, тогда станет легче управлять и делами государства. Когда королева начнет вынашивать детей, она должна будет передать государственные дела на попечение своего мужа. Карл, конечно, примется укреплять дружбу с Испанией, и, учитывая претензии французов насчет Марии Шотландской, из этой дружбы Англия могла извлечь значительную выгоду и укрепить свою безопасность.

В хорошем настроении Сесил переступил порог королевских покоев. Он стал перед Елизаветой на колени, и уже в тот самый момент понял, что все обстояло далеко не так прекрасно. Королева выглядела старше своих лет, и в ее чертах отражалось владевшее ею напряжение. Она даже не поздравила его с умной политической игрой, которую он вел при заключении договора, что было вовсе на нее не похоже. Сесил сообщил ей, что с ним в Виндзор прибыл испанский посол, и теперь он ожидает аудиенции, чтобы обсудить приготовления к свадьбе.

— Что-то слишком большая спешка с этими приготовлениями, — отрезала она.

— Слишком большая спешка, ваше величество? Вы меня простите, если я замечу, что именно эрцгерцог проявил невероятное терпение в этом вопросе.

Она его перебила:

— Я не в том настроении, чтобы принять посла.

— Ваше величество, если вам не удастся закончить приготовления в срок, то вы навлечете на себя гнев короля Испании.

— Какое мне до него дело! Меня совсем не заботят его чувства.

— Мадам, они имеют чрезвычайное значение для Англии.

Она топнула ногой.

— Имели! Имели! Разве мы — вассалы его всекатолического величества, каковыми мы являлись во времена моей сестры?

Сесил понял, что положение дел не изменилось ни на йоту. У нее был вид глубоко любящей несчастной женщины, а это значило, что она все еще жаждет заполучить лорда Роберта и твердо намерена принять либо его, либо никого.

Дальнейшее можно было бы легко угадать. Ее личные чувства, ее эмоции подвергнут опасности страну. Было бы намного проще, если бы она была королем, то взял бы себе любовницу — и ничего бы не случилось. Но она была королевой, и уж никак нельзя было избежать скандала, связанного с ней и Дадли.

«Чтоб ему сдохнуть!» — подумал Сесил. В следующий момент он уже знал, как ему поступить. Сесил неизменно достигал успеха благодаря своей вызывающей откровенности. И если он когда-то служил и протестантам, и католикам, то независимо от этого он никогда не переставал служить своей стране. Ему представлялось, что для Англии неизмеримо важны хорошие связи с другими державами, и в настоящий момент самым могущественным союзником была Испания, и поэтому Филиппа ни в коей мере нельзя оскорблять.

— Мадам, — холодно молвил он, — я вижу, вы зашли так далеко в своей любви к лорду Роберту Дадли, что манкируете своими обязанностями, которые заключаются в том, чтобы управлять страной, и если будете продолжать в том же духе, то погубите свою страну.

Елизавета едва пришла в себя от удивления. Первым ее порывом было отправить Сесила в Тауэр, но она тут же осознала всю глупость такого шага. Что станет она делать без Сесила? Королева высоко ценила его, и у нее был такой характер, что даже в момент гнева она понимала, что он говорит правду и он тот единственный человек, которому она может доверить все свои проблемы.

— Вы забываетесь, господин Сесил, — произнесла она холодным тоном. — Смею вас уверить, что никто не сможет помешать моему браку, если я приму такое решение.

— Вы ошибаетесь, мадам, — скривился Сесил. — Вам мешает жена лорда Роберта.

— Что у вас еще? — холодно спросила она, и в ее словах прозвучал вопрос: «Разве только это?»

— Мадам, — сказал Сесил, — если бы лорд Роберт был в состоянии стать мужем вашего величества, то ваши министры, без всякого сомнения, не возражали бы, раз уж у вас лежит к нему сердце, а нашей стране нужен наследник.