Лоуни

— Нет, преподобный отец.

— Ты?

— Конечно нет, преподобный отец.

— Конечно же не мисс Банс, — сказал он.

— Это не мисс Банс.

— Она последние несколько недель все делает второпях. Говорит о том, что покидает Сент-Джуд. Переезжает.

— Преподобный отец, это не она.

Отец Уилфрид остановился и сел в деревянное кресло. На столе у него лежала одна из его старинных шпаг.

— Что бы я ни делал, все идет прахом, — сокрушался он, взяв в руки шпагу и осматривая лезвие. — Почему Маккаллоу не может измениться?

— Не знаю, преподобный отец, — вздохнул я.

— Я наказываю его, а он все равно грешит. Когда он поймет, что я стараюсь спасти его?

— Не знаю, преподобный отец.

— Я страшусь за его душу, как за свою собственную.

— Да, преподобный отец. Я знаю, что вы страшитесь за него.

Священник переключился на изображение Иисуса над умывальником:

— Когда он осознает, что я даю ему уроки из любви к нему? Потому что я люблю его. Если я могу кого-то спасти, пусть это будет он.

— Преподобный отец, ваш дневник.

— Да, что с ним?

— Я говорил вам, что я знаю, где он.

— Кто взял его? Маккаллоу?

— Нет, преподобный отец.

— Где же он тогда?

— На колокольне.

— На колокольне? Как он туда попал?

— Не знаю, преподобный отец. Может быть, вы забыли его там по ошибке.

— Да, возможно. Я не помню…

— Хотите, я принесу его вам, преподобный отец?

Отец Уилфрид очнулся и посмотрел на меня:

— Не знаю, что бы я делал, если бы потерял дневник, Смит. В нем все, понимаешь? Все. Именно с его помощью я сохраняю контроль над своими мыслями. Благодаря дневнику я понимаю, откуда взялась та или иная мысль. Я могу проследить ее источник. Могу определить место, откуда все пошло не так. Это карта. Понимаешь?

— С чем все пошло не так, преподобный отец?

— С Маккаллоу.

— Принести вам дневник, преподобный отец?

— Нет, нет. — Отец Уилфрид раздраженно махнул рукой. — Я сам пойду на колокольню.

Он вышел. Я последовал за ним и долго смотрел, как он идет вдоль прохода и разговаривает сам с собой. Не знаю, отдавал ли он себе отчет в том, что по-прежнему держит в руке шпагу.

Глава 19

Новорожденный ягненок вызвал столько волнений, что завтрак растянулся надолго, так что к мессе мы отправились с опозданием. Но никто особенно не беспокоился, все веселились, как это всегда бывало в пасхальное Воскресенье, и предвкушали посещение обители на следующий день.

В фургоне мистер Белдербосс достал гармонику, и все исполнили «Придите, наш Господь воскрес» и «Иисус живет, и я живу». Мисс Банс впервые за эти дни начала улыбаться. Мать сидела с закрытыми глазами, радуясь редкому солнцу, своим появлением благословившему побережье в это утро. В его лучах море приобрело глубокий синий цвет, какого я здесь никогда не видел раньше. Ко мне вернулась надежда, которую ощутил в Сент-Джуд, когда мы только выехали в Лоуни. Не нужно было ни о чем беспокоиться. Паркинсон и Коллиер повесили эту жуткую штуку в лесу, чтобы напугать нас, но этим как будто угроза и ограничилась. Они были не более чем детьми-переростками, увлеченными игрой «Стукни в дверь и беги».

Я впитывал все, что дарило это утро, — теплый солнечный свет, мягкие тени на полях, сверкание вод ручейка, бегущего под ивами к морю, — и смог убедить себя в том, что нам никто не может причинить вред.

Теперь я смеюсь, вспоминая собственную наивность.

* * *

Показался невысокий шпиль церкви Священного Сердца, и мы перестали петь, чтобы услышать колокольный звон. Но колокола не звонили. Слышно было только блеяние овец в поле.

— Это странно, — заметил мистер Белдербосс. — Там всегда звонят в пасхальное Воскресенье.

— Я знаю, — отозвался Родитель. — В Пасху всегда звучит полный перезвон.

— Почему все стоят снаружи? — спросила мисс Банс, когда мы подошли к церкви.

— Что происходит, преподобный отец? — присоединилась к ней миссис Белдербосс.

Отец Бернард остановил фургон, мы вышли, чтобы присоединиться к прихожанам, столпившимся перед входной дверью.

Священник вышел поздороваться.

— Прошу прощения, но боюсь, сегодня утром месса не состоится, — сказал он.

— Почему? Что случилось? — спросила Мать.

— Акт вандализма, — ответил священник.

— О, нет! — взмолилась миссис Белдербосс. — И что, нанесен большой ущерб?

Священник, казалось, не находил слов. Он только повернул голову в сторону своей паствы, собравшейся вокруг главного входа. В толпе я заметил Клемента, и когда он увидел нас, то махнул нам, приглашая посмотреть, что произошло.

На земле лежал разбитый деревянный Иисус, который раньше висел над алтарем.

— О боже, — произнес мистер Белдербосс. — Похоже, тут кувалдой поработали.

— Точно, вы не ошиблись, — подтвердил отец Бернард, склоняясь над распятием, чтобы осмотреть повреждения.

— Пятьсот девяносто лет, — произнес священник позади нас, — он висел здесь над алтарем. И вот что теперь. За пять минут беснования. Я хочу спросить: зачем?

— А! Этим людям не нужен повод, — отозвалась миссис Белдербосс. — Они просто безмозглые мерзавцы.

— Это от отсутствия воспитания, — добавил мистер Белдербосс, — дома их больше не учат отличать хорошее от плохого.

— Это не могут быть деревенские дети? — спросила миссис Белдербосс.

— Могут, — ответил священник со знанием дела. — Есть здесь несколько маленьких хулиганов, они не упустят случай сотворить что-нибудь подобное. Я видел, как они разрисовывают стены краской из баллончиков и раскидывают везде мусор.

Я заметил, что Клемент бросил взгляд на отца Бернарда. Было ясно, кого он подозревает, хотя он не проронил ни слова.

— А нельзя занести его внутрь? — спросил Родитель. — Посмотреть, может быть, можно его как-нибудь спасти?

Священник ничего не ответил, но протиснулся сквозь толпу мимо нас к основному входу. Через ручки дверей была пропущена тяжелая цепь, запертая на замок. Он поднял ее и тут же бросил — все было понятно без слов.

— С боковой дверью то же самое, — вздохнул он.

— А если разбить окно? — предложил мистер Белдербосс.

— Разбить окно? — ужаснулся священник. — Вы шутите? Это же бесценный витраж.

— Вы вызвали полицию? — спросила миссис Белдербосс.

— Да, конечно, — ответил священник.