Лоуни

— Может быть, лучше было бы съездить за пожарной бригадой, — заметил мистер Белдербосс.

— За пожарной бригадой? — переспросил священник, пытаясь распутать цепь в тщетной надежде, что там может быть только один неподатливый узел. — А что она сможет сделать?

— У пожарных есть инструменты, которыми можно разрезать, как ножом масло, все что угодно, — объяснил мистер Белдербосс.

— Не могу поверить, чтобы кто-нибудь мог сотворить что-то подобное, — вздохнула Мать. — Запереть от людей церковь в пасхальное утро!

— А что, если провести мессу снаружи? — предложила мисс Банс. — Как это делают в Гласфиниде.

Мать насмешливо фыркнула и отвернулась, но священник, учитывая обстоятельства, счел это достойной идеей и обратился к прихожанам с вопросом, согласны ли они. Не особенно высказываясь вслух, они согласно покивали, священник собрал нас у одного из тисов, и служба началась.

* * *

Полицейские появились посреди службы и принялись расхаживать вокруг церкви, осматривая двери и окна. Я заметил, что Клемент перестал петь и с тревогой следил за полицейскими взглядом, когда двое из них присели на корточки, чтобы взглянуть на разбитое распятие.

После благословения священник, казалось, немного успокоился по поводу того, что приходится проводить мессу в необычных условиях и в присутствии полиции. Он обменялся рукопожатиями со всеми прихожанами, принимая слова сочувствия и утешения, и в конце концов отошел поговорить с двумя полицейскими, терпеливо ожидавшими в стороне, держа каски под мышкой, как будто они присутствовали на похоронах.

— Как неудачно, — сетовала Мать.

— По-моему, на самом деле все прошло неплохо, — заметила мисс Банс. — Подействовало как-то освобождающе.

— Не волнуйтесь, Эстер, — улыбнулась миссис Белдербосс, поглаживая Мать по плечу. — Будет лучше, когда мы завтра поедем в обитель.

— Да-да, — согласилась Мать. — Я знаю, знаю.

— Не давайте подобным вещам выбить вас из колеи. Оно того не стоит. Именно этого и хотят добиться эти маленькие злодеи, — продолжала увещевать Мать миссис Белдербосс.

— Я знаю, — повторила Мать. — Вы правы. Я только хочу, чтобы у нас была нормальная служба и чтобы Эндрю смог причаститься.

— Ну, будет вам, Эстер, — продолжала миссис Белдербосс. — Не грустите. Вы все равно не можете сейчас ничего больше сделать, кроме как верить, что Господь посетит Эндрю завтра. Всё говорит за это.

Я увидел, что Клемент машет рукой отцу Бернарду, чтобы тот подошел к кипарисам, где он сам топтался, пока полицейские производили допрос. Отец Бернард извинился перед нами и подошел к Клементу поговорить. О чем они говорили, я не слышал. Отец Бернард положил руку на плечо Клемента. Тот кивнул, и отец Бернард вернулся к тому месту, где мы стояли.

— Ничего, если Клемент придет поесть? — спросил он. — Его матери нет дома, и ему вроде бы как не годится быть одному сегодня.

Клемент переминался сзади, почесывая затылок и делая вид, что он изучает надпись на могильной плите.

— Ну, я не знаю, — сказала Мать. — Я не готовила на лишний рот, преподобный отец. — Она встретилась глазами с мисс Банс. — Но, — продолжала она, — я уверена, что еды хватит на всех. Это приятно, что у нас на празднике будет гость.

* * *

Мы сели за стол сразу же, как только вернулись. Раз уж все шло наперекосяк, Мать, по крайней мере, хотела, чтобы мы поели вовремя.

Клемента уговорили снять грязную куртку и повесить ее у входной двери, так что запах, по крайней мере, не просачивался за пределы коридора. Под курткой у него были надеты безрукавка с топорщившимися красными, черными и оранжевыми нашивками, рубашка цвета хаки и галстук, который, по всей видимости, сильно ему мешал.

Погода испортилась, снова пошел дождь. В комнате помрачнело настолько, что можно было уже зажечь свечи, что отец Бернард и сделал, по очереди поднося спичку к каждой. Мать, мисс Банс и миссис Белдербосс входили и выходили с подносами дымящегося мяса и овощей, хлебом и соусами в серебряных соусниках. Отец Бернард пригласил Клемента прочитать благодарственную молитву, не замечая или умышленно игнорируя полный ужаса взгляд Матери, которым, как сложенной вчетверо запиской, она пыталась донести до него свое отношение к этой идее.

Клемент, нисколько не смущаясь, произнес:

— Господи, смиренно благодарим Тебя за пищу, что Ты дал нам вкусить, и просим Тебя даровать нам свое благословение в сей славный день. Аминь.

В полной тишине мы смотрели на него. Это была самая длинная речь в его жизни.

— Спасибо, — поблагодарил его отец Бернард.

Клемент кивнул и воткнул вилку в горку картошки.

Все наблюдали за тем, как он запихивал еду себе в рот, обливая соусом галстук. Хэнни был совершенно зачарован и едва прикоснулся к своей еде, не сводя глаз с Клемента, пока тот ел.

— Как дела на ферме? — поинтересовался отец Бернард. — Сейчас, должно быть, горячее время для вас.

Клемент вскинул глаза и снова вернулся к своей картошке:

— Не слишком хорошо, преподобный отец.

— Почему же?

— Нам придется ее продать.

— Печально это слышать, — сказал отец Бернард. — А что произошло?

Клемент снова окинул взглядом стол и ничего не сказал. Мистер Белдербосс попробовал другую тактику:

— Мы тут задавали себе вопрос, Клемент. Вашу матушку прооперировали или что-то в этом роде?

— Э…? — Клемент в растерянности оглядел всех собравшихся за столом.

— Она на днях приносила дрова, — пояснила миссис Белдербосс.

— А… точно, — усмехнулся Клемент. — Точно, ее прооперировали.

— И теперь она хорошо видит? — спросила миссис Белдербосс.

— Ага.

— Поразительно, что могут в наши дни, правда? — улыбнулась миссис Белдербосс.

— Да, — согласился Клемент, не поднимая глаз от тарелки. — Это да.

Когда с основным блюдом было покончено, Мать вынесла пасхальный кекс, который она испекла накануне. В середине она глазурью изобразила лик Иисуса, а по кругу двенадцать марципановых шариков представляли апостолов.

Мать поставила кекс в центре стола, и все, кроме мисс Банс, принялись с жаром обсуждать его, умиляясь деталям лика Иисуса, удивляясь затейливости шипов тернового венца, восхищаясь карминовым цветом, который придавал такой живой алый оттенок крови, стекающей по щеке. Хэнни схватил кусок, но Мать с улыбкой отобрала его и снова ушла на кухню, чтобы вернуться с пучком листьев, оставшихся с Пальмового воскресенья.

— Они вроде бы подходят, — сказала она.

Все взяли у нее по листу. Клемент был последним, и, оглянувшись на присутствовавших за столом, он взял один себе.