Ловец бабочек

– Мне тоже кажется, что все это дурно пахнет, - а дознаватель к своему стакану так и не притронулся. – Мы беседовали с каждым, но… пусто… ни тени чувства вины… страх? Нас все побаиваются. Опасения. Еще отвращение. Ничего такого, что было бы подозрительно. Полностью вскрыть? Нет оснований…

– И вы предлагаете мне…

– Поучаствовать в охоте. Если повезет, то даже охотником, - он вытер пальцы еще одним платком. Интересно, сколько их хранится в ящике стола. И что вообще там хранится.

– Вы ведь осознаете, что он от вас не отступится? Вы бросили ему вызов. Вы задержали его Ученика… возможно, любимого, но точно не единственного…

– Почему вы… так думаете?

От вопроса удержаться не вышло.

А Нольгри Ингварссон с мерзковатой довольной улыбкой подвинул к Катарине папку. Обычную серую папку на завязках.

Глава 6. О мертвецах и некромантах

Истина – это согласие интеллекта с действующим положением вещей.

Мысль, начертанная неизвестным мудрецом на полу дома для скорбных духом и оставшаяся незамеченною миром, за исключением панны Волочковой, коия при оном доме служила поломойкою.

– Прелюбопытно, - некромант ткнул в переносицу пальцем и палец этот понюхал. – Белила цинковые… свежие…

Голова стояла на подносе.

Из кабинета своего Себастьян ее самолично вынес, спустил в подвал, коий был отведен в управлении специально для работы с биологическою материей, однако вследствие отсутствия оной материи, равно как и работы с нею, пришел в полнейшее запустение.

Штатная пентаграмма затерлась, хоть и нарисована была отменнейшей алой краской…

…в прошлую заявку на канцелярские и прочие товары некромант, кажется, писал что-то такое про краску, которая, как выяснилось, стоил по три злотня за махонькое ведерко…

– Что любопытно?

– Все любопытно, - Йошер Киннахи, урожденный хеббер, чьи предки покинули благословенные родные берега после завоевания оных, в королевстве Познаньском прижился, обжился и, если и вспоминал о корнях, то исключительно тогда, когда сие было выгодно. – Давненько я с головами не работал…

– А вы…

– Сомневаетесь в моей квалификации?

Он был буен.

И гневлив.

И не стеснялся в гневе высказываться резко, пожалуй, что чересчур резко, в сих высказываниях не жалея никого, будь то собственное начальство, познаньское далекое аль вовсе особы королевское крови…

– А есть причина? – Себастьян платочком смахнул пыль с массивного стол, на котором, укрытые старыми простынями, громоздились подносы с лабораторною посудой. Где-то там наличествовали, ежель верить описи, сто тридцать четыре пробирки с плоским дном, двенадцать – с округлым, полдюжины подставок под оные пробирки. Колбы разной вместительности. Штативы. Спиртовки… спирт технический. А еще были травы. Жир висельников..

Кости неупокоенных.

Крылы нетопыриные числом две дюжины.

Себастьян головой помотал. Нет уж, пора с этими описями заканчивать. И с отчетами. И вообще, этак он через годик-другой превратится в этакую помесь бухгалтера с законником…

– Причина… причина есть всегда… - задумчиво произнес некромант.

Он озирался, будто бы только сейчас заметив, во что превратились его владения. И нос поскреб.

– М-да…

– А то… - поддержания беседы ради произнес Себастьян.

…зазря он краску не завизировал. Небось, пока пентаграмму не подновишь, работы не будет…

– Здесь раньше спокойно было. Ну да, пырнут кого по пьяному делу… или вот замерзнут… опять же по пьяному делу, - Йошер передернул плечами.

Сам он, высокий и нескладный, удивительно худой, донельзя походил на богомола. И облачение его – а к одежде Йошер был премного равнодушен – лишь подчеркивало это сходство. Он рядился в желтоватые рубахи, слишком просторные для тощего его тела, но с рукавами короткими. Впрочем, у пиджачков рукава были еще короче, и потому из них торчали замызганные манжеты, а из манжет уже, словно ветки из вазы – тощие запястья Йошера. Длиннющую шею он оборачивал цветастым платком, который завязывал не под горлом, но сбоку, и хвостики платка торчали из-под ворота. Вечно мятые штаны держались на подвязках. И лишь ботинки Йошера, тоже неновые, не разваливавшиеся, единственно, чудом, всегда блестели.

– Еще в позапрошлом году девка утопилась. От несчастной любви… - он замолчал и сунул в рот бледный палец.

Лечить бы его.

Да сам не согласится, а силой попробуй-ка заставь… чтоб его… некроманта штатного. Нет, внешность – дело, можно сказать, личное, хотя, конечно, светлый образ управления полицейского в глазах общественных марает, но… а вот пристрастие к опиуму – совсем иное дело.

На опиум и уходила вся, к слову, немалая – Себастьян ведомости подписывал – зарплата некроманта. А еще и доходы от частной практики его.

– И пару годков тому банда куролесила, но это с Земель выходцы, дикие и безголовые. Их скоренько взяли… а вот чтобы голова, - Йошер нежно погладил живописца по лысинке.

После поднял голову за уши. Повернул влево.

Вправо.

Наклонился, вдохнувши запах. Узкий хрящеватый нос Йошера дернулся. И уши дернулись. А на лице застыло выражение мечтательное, будто нюхал некромант не мертвую голову, но розовый куст.

– Хорошо…

– Что хорошо? – ничего хорошего в нынешней ситуации Себастьян не видел.

– Хорошо, что не моя… - Йошер вернул голову на поднос и вытер руки.

О пиджак.

– Кстати, если вас интересует мое мнение, то резали еще при жизни. И инструмент хорош. Специалист работал.

Себастьян кивнул.

Это он и сам понял. Человеку неопытному повозиться пришлось бы изрядно, это лишь кажется, будто шея тонка, но там же ж и хрящи, и мышцы, и позвоночник.

– Взяли аккурат под вторым шейным. И чистенько так… сначала подрезали, а потом перекусили, инструмент сменивши… - некромант голову перевернул. – Вот… тут поддето… подозреваю, что до определенного момента он был жив.

А вот это уже неприятно.

Одно дело мертвеца обезглавить. Тоже приятного мало в глумлении над трупом, но чтобы живого…

– Эманации, - ответил некромант на невысказанный вопрос. – Смерть мученическая пахнет по-особому, а помучиться ему пришлось. Страх… даже ужас… боль… он знал, что его ждет. И неотвратимость смерти была частью приговора.

Он облизал бледные обескровленные губы и уточнил.

– Я вам неприятен?

– Руку и сердце я бы предлагать не стал, - Себастьян вытащил платок, щедро политый анисовым маслом. Надо полагать, к вечеру этим самым ароматом аниса, который теперь уже не казался спасительным, пропитается и костюм, и белье, и сам Себастьян.

Ничего, от анису, поди, легче, чем от супруги избавится.

– Многие считают нас воронами, этакими тварями, которым чужда жалость… да и прочие чувства чужды.

Йошер потрогал мизинчиком желтоватую косточку.

И мизинчик лизнул.

Себастьяна аж передернуло. Нет, кажется, он несколько поспешил, решивши, будто Йошер ныне почти нормален. Или не ныне, а в принципе?

Как ему вообще ежегодный допуск подписывают-то?

– Дело в том, что они отчасти правы. Чужая смерть сродни дурману. Я двенадцать лет на границе служил, там вот покойников изрядно имелось. Всяких… и привык, знаете ли… привык… до того привык, что одного раза, когда затишье выдалось, всерьез стал думать о том, как бы и кому помочь… уйти.