Ловец тумана

В другой жизни, в другом времени у мертвого дракона было имя: «Boeing B-29 Superfortress». Он нес в своем брюхе пламя, способное испепелять миры.

Здесь и сейчас – сочетания этих букв и цифр не имеют значения. Просто часть леса. Просто руины. Как и много других подобных – сросшихся с лесом и землей, на много верст окрест, в мире Аррет – мире исправленных ошибок.

В мире, где То-что-могло-свершиться превращается в То-чего-никогда-не-было…

Сквозь тронутую тлением плоть прорастают ростки новой жизни. Намалеванная белой краской звезда на крыле облупилась, молоденькая ель тянется из самого ее центра.

Но что это? По облупленным и замшелым стальным бокам весело пляшут отблески оранжевого пламени. В пустотах длинного тела эхо откликается на обрывки веселого смеха…

Что-то сместилось в сердце Коруховой Чащобы. Что-то пошло поперек установленого.

Будто бросая вызов стариковским байкам и мрачным историям, что передаются в человечьих поселениях из уст в уста, – семеро собрались в полуночной час на лесной поляне, на самой границе трясины и ельника, возле остова стальной птицы.

В самом сердце Чащобы.

Не просто так собрались. Самым дерзким образом развели костер, шутили да хохотали.

Герхель, лесной владыка, потянул ноздрями, принюхиваясь.

Слабыми глазами попытался вглядеться в черные силуэты на фоне веселого пламени костра. Костер озарял бок стальной развалины, затянутые плющом покореженные винты, весело играл искрами на крошечных стеклянных зубьях в голове мертвой машины.

Герхеля не пугала мертвая сталь. Он пришел на запах человечины.

Здоровяка из семерых выделил сразу. Здоровый мужичище, такой и на адоленя с одним ножом полезть сможет. Сам загорелый, зубы белые, ухмыляется. Такой в партии завсегда сгодится, оценил Герхель. И торги вести, для презентабельности, значит. А ежели что не так – и голову проломить. Еще он кашеварил.

Герхель принюхался пуще прежнего. Хорошо кашеварил здоровяк, умело. Зачерпнул из котла, протянул на пробу соседу.

Сосед, по всему видать, следопыт. На вид мрачноватый, глаз с прищуром, все примечает. Причудливая вязь татуировки спускается от виска к скуле. Будто крошечные следы звериные. Охотник, как есть.

Герхель, продолжая тянуть ноздрями, стал разглядывать других. Переместился, укрываемый от расположившейся на поляне партии еловыми ветками.

Рядом – бывалый рубака, из ловкачей. Порошку какого-то с ладони подцепил, в рот отправил. Глаз шрамом стянут, в темных волосах тонкая седая прядь белеется. Всякого небось навидался. Теперь-то поглядывает туда, где на границе света и тени чертит посохом закутанный в серый плащ худой парень. На плаще у него коричневые знаки – будто сокол крылья расправляет в полете.

А чего он там чертит-то? Герхель привстал на цыпочки, царапая когтями хвойный ковер, стараясь разглядеть.

Кончик посоха мелькал у самой кромки костра. Словно черные завитки на бересте из-под пера летописца, из-под острия посоха проступали на ярко освещенном пятачке тонкие тени. Складывались в рисунки.

Каждое новое сплетение теней вызывало у спутников парня дружный хохот.

Рисует он им, значит, подумал Герхель, развлекает. Ясное дело. Волхв-чародей. Дел для него серьезных нету, так хоть позабавить товарищей.

А вот при них и мудрец – сам из себя старикашка невеликий, сутулый – такого и соплей перешибешь. Сидит, посмеивается в рукав, голова плешивая, неровная седая бороденка. При нем котомка, от которой так и веет пыльной сладостью, тленом – книги у него там, стало быть. Книжник.

Герхель заинтересовался остальными двумя. Шмыгнул носом тихонько.

С этим-то все ясно – серьга в ухе поблескивает, развалился, ногу на ногу закинул. Храбрец. Такие в любой партии найдутся. Его главное умение – на рожон лезть и мечом махать. Чтоб другим веселее было.

А этот, второй… Герхель потянул носом… И чуть не фыркнул в негодовании от своего открытия… Тьфу ты! Баба ведь! Волосы рыжие, во все стороны, чисто воронье гнездо, глазищи злые, зеленые… Бабу в партию взяли, ты подумай! В Моровые Плеши, в самую Чащобу потащили!

Неладное что-то с миром творится, неправильное…

«Зачем пожаловали-то, – нахмурился Герхель. – Или жизнь вам не дорога?»

Чародей закончил рисовать посохом, дал товарищам отсмеяться. Не оборачиваясь, громко спросил:

– Герхель, чего принюхиваешься? Выходи, как раз ужин подоспел.

Герхель аж сморщился весь от такого. Во-первых, как мальчишка его учуял, спиной, что ли?

Во-вторых, мальчишку он сразу узнал. По голосу.

И смущенно потирая лысую голову когтистой лапой, цепляясь за ветки, неуклюже переступая кривыми ногами, вышел на свет.

– Старый совсем стал, – скрипуче сказал он, горбясь сильнее обычного. – Старый, слепой… Не признал, милки… Не признал, мастер Север.

Лихие люди смеяться перестали. Смотрели на него без страха, но и без приязни. Молча изучали при свете костра.

Чародей, звавшийся мастером Севером, и вовсе не обернулся. Занят был тем, что растирал сапогом остатки своих рисунков. Тени таяли неохотно, напоследок ласковыми щенками лизали хозяйский сапог, будто просили оставить, наружу выпустить, волюшку подарить.

– Ну-ну, – буркнул через плечо мастер Север. – Нас еще небось переживешь, скверный старик.

Наконец, он обернулся. Растянул губы в улыбке. Улыбка у него была неприятная… неправильная какая-то.

Герхель ощерил в ответ острые клыки.

Ему нравились такие «человеки». Не умеющие улыбаться.

– Почто тревожите старика? – скрипуче выдавил Герхель, наклоняя голову вбок и чуть шевеля заостренными кончиками ушей. – Думаю, авось не разбойники. Те-то жилище мое стороной обходят… А все ж неуютно.

Партия наблюдала его, не меняя выражений лиц. Молча. Здоровяк, поиграв густыми бровями, прихлебнул своего варева, стал помешивать дальше.

– Мы принесли, – сказал мастер Север хмуро. – С тебя причитается.

Герхель сразу прекратил кривляться. Выпрямился, шагнул поближе к костру.

– Покажи.

Чародей переглянулся с охотником. Кивнул.

Охотник потащил из крепкой кожаной сумки круглый сверток. Неторопливо развернул его, положив на колени. Достал и показал.

Герхель пригляделся получше, вытягивая вперед длинную худую шею, сплошь покрытую бородавками. И тихо-тихо заскулил и закряхтел.

Сидящие вокруг костра не сразу догадались, что он так смеется.

Охотник держал за спутанные волосы туго обтянутый серой кожей череп с закаченными глазами.

– Теперь твой черед, Герхель. При себе карта-то?