Ловля ветра

Общий снимок — подводим работе итог. Наш фотограф сегодня серьезен и строг. Мы застыли. «Снимаю!» Щелчок, словно выстрел. Нашей маленькой вечности пройден порог.

83.

Херсонес — город диких собак и ежей. Здесь ночами чужих умыкают мужей. Раз — и нету бедняги. Супруга горюет И себе в утешение ищет пажей.

84.

Херсонесский разврат омерзительно туп. Словно ешь на обед с мылом сваренный суп. Лучше — пить. Этикетка корабликом манит. Уплывет на нем тот, кто нетрезв и неглуп.

85.

Боль по сердцу ударит — закончен сезон. Даже спирт не дурманит — закончен сезон. Пусто, пусто вокруг. Через год мы вернемся. Ну, а может… Кто знает? Закончен сезон.

86.

Мы на этих развалинах тратим года. Сколько вбито в проклятую землю труда! Херсонес! Забираешь ты силы и души! А взамен что даешь? Ничего! Никогда!

87.

Знаю имя болезни моей — Херсонес. Прожил я как в бреду тридцать дней, Херсонес. Я очнулся. Закончилась старая сказка. Ты лишь груда дурацких камней, Херсонес!

88.

Здесь бессмысленно дружбы искать фронтовой. Мы расходимся, только закончился бой. Шумный Харьков. Кивнем еле-еле при встрече И забудем на год. Это нам не впервой.

89.

Херсонесская боль. Тост последний — до дна. Кружку в сторону — больше она не нужна. Поскорей на вокзал! Чтоб забылся навеки Полуостров теней — эта злая страна.

1996

ЛОВЛЯ ВЕТРА

Ловля ветра

Нет прошлого и будущего нет, А в настоящем только ловишь ветер. И ни к чему теперь писать сонет, Гадая, для чего живешь на свете. Над нами тьма, а что за тьмой встает? Насколько близок тот предел недальный, Где беспощадный свет в глаза нам бьет, Где ждет нас миг короткий и прощальный. Проклятый ветер! Перестань кружить! Не надо счастья — только бы дожить, Всего лишь миг прощенья и покоя! Кого прошу? Надежда чудака!.. Мой голос тих и неверна рука — Сжимаю пальцы — ветер под рукою…

1986

Сказание

И ясному солнцу, И светлой луне В мире Покоя нет! Ли Бо И ясному солнцу, И светлой луне В мире Покоя нет… Я мчался На белом китайском коне И сотня За мною вслед. Настигнуть врагов Повелел нам каган, Скакали мы Долгих пять дней, Ударами пяток Терзая бока Хрипящих Усталых коней. Шестой день — Настигли! Ковыль белый Цвел… Атаки Не ждали они. И я из-за солнца Отряд свой повел, Чтоб нас Распознать не смогли. Их воинов саблями Кончили всех, И кровь Запеклась на траве. А хану я голову Саблей отсек И бросил В курджум при седле. Вернулись мы, Вражье добро поделив, В крови все От доблестных ран. К шатру золотому С победой пришли, И дал нам награду Каган.

1976

Les etudes Revolutionnaires

1789

— Mais c'est une revolt?! — Non, Sir, c'est la Revolutoin! Государь! Чернь обезумела, гвардия бежит и все, все — закон, порядок и священные принципы — сметено и смешано с грязью! Лавочники кричат о равенстве и братстве и пляшут свою дьявольскую карманьолу на пылающих улицах. Безбожники закрывают храмы, словно Антихрист уже на пороге. Ведь это же конец! Конец!

1794

Citoyenne! La Revolution a devenu folle! Danton Граждане! Революция сошла с ума! Ее глаза залиты кровью. Робеспьер! Вчера ты не хотел снять сотню голов, а сегодня рубишь тысячи, не понимая, что кровь рождает кровь. Граждане! Вы пляшете вокруг гильотины, будто смерть ваших братьев — праздник для Франции. Опомнитесь! Вы убиваете друг друга, а враги греют руки у ваших костров, радуясь, что вы обезглавливаете Революцию! Остановитесь! Иначе конец! Конец!

1977

Аркольский мост

А ведь завидуешь! Все-таки завидуешь молодому худощавому генералу, бегущему с опаленным знаменем по Аркольскому мосту. Завидуешь, хотя и знаешь, что впереди у него будет много крови и гранитный утес в самом конце. Но у этого человека был в жизни Аркольский мост. А у нас, живущих в покое и тишине, было так, чтобы знамя в руках, картечь в лицо и лазурное небо Италии над головой в смятой треуголке?

1977

* * *

Шевалье… Голубой, словно небо, мундир. Голубые гусары — не шутка! Эскадрон наш в атаку повел командир В ранний час, лишь сыграли побудку. Славный рейд! Мы ворвались, сметя караул, Перебили у пушек расчеты. Кто дремал, тот навеки в то утро уснул, А бежавших кончали с налета. Был приказ — всех рубить — и трава не расти! Не щадили и пленных не брали… Был исполнен приказ. Но обратно уйти Не пришлось. Нас уже ожидали. Половину картечь перебила в упор, Остальных размели кирасиры. И на вспаханном поле лежал эскадрон, Бросив в грязь голубые мундиры. И сегодня над нами ромашки цветут. Позабыты бои и пожары… И в атаку уже никогда не пойдут Шевалье. Голубые гусары.

1977

Святая Елена

Как здесь тепло! Вокруг весна цветет, И в воздухе — неясное томленье. А кажется, холодный снег идет, Печальный снег беды и пораженья. Навек прощайте, Лоди и Каир, Маренго, Аустерлиц и Эйлау, Мундиров блеск, придворный душный мир, Друзья, враги и грязь дорог кровавых. Ах, как слепил алмазный блеск венца! Но тех, кто шел в сраженьях до конца, Не воскресить и не поднять из тлена. Не велика ли плата за успех? А снег идет, холодный русский снег Средь солнечных долин Святой Елены.

1981

Верлен

Немного одержимых на планете, Чтоб оживить бессмыслицу и тлен… Их трое было — «проклятых поэтов», И проклятый из проклятых — Верлен. Нам не понять его безумной жизни, Ее залитых горечью страниц, Как жил чужим он в собственной отчизне, Король поэтов, тюрем и больниц. Ноябрьский шторм волну несет на пляжи, И чайка в облака, крича, летит… Как он сказал — никто уже не скажет, Как он грустил — никто не загрустит. Стать гением — поди решись на это, Не опасаясь злобы и измен… Их трое было — «проклятых поэтов», И проклятый из проклятых — Верлен.