Ловушка для княгини

— Нет, она правильно подсказала, — мрачно произнес Ростислав, не уточняя, кто «она», — сейчас его надо по носу щелкнуть, покуда силу не набрал, а как Черноречь заглотит, мы для него, что ореховый прут. Переломи и бровью не поведет.

— Но может дождаться дружины отца? — все же высказалась Настасья, чтобы полностью успокоить совесть.

— Прости, сестра, не хотел тебе говорить, — тяжело вздохнул Ростислав, а Федосья незаметно взяла руку Настасьи в свою большую теплую ладонь.

— Что не говорить? — перед глазами стали расплываться заснеженные холмы.

— Да я и сам не уверен, — пробормотал бежский князь, — потому и не стал тебя тревожить… Просто Давыд уж больно осторожен, уж если он так вот, в открытую, полез, значит ведает что-то такое, чего нам неизвестно.

— Отец жив, я сон видела, — вымучила улыбку Настасья.

«Да где же они?!» А пред глазами зеленые ели, голые дубы да снег, присыпанный тревогой…

Глава XXXII. Ночь

Ростислав держал совет со своими воеводами, здесь же, в гриднице, в сторонке тихо сидели и Настасья с Федосьей, большой тенью за своей княгиней возвышался Кряж.

— Хорошо бы было, если бы мы сообща с чернореченскими ударили, а так-то, пока они там сообразят, что из городни выходить нужно, нас уж подавят, — прогундел один из бежских бояр, узкоплечий, сутулый дядька.

— Вышата там за старшего, уж догадается, — неуверенно возразил Ростислав.

— На догадку-то надеяться, — отмахнулся сутулый.

Настасья чувствовала, что бежские нарочитые мужи не в восторге от затеи Ростислава. Время от времени она и на себе ловила недобрые взгляды, мол, из-за сестрицы княжьей весь переполох, ежели б не она, так тихо бы отсиделись. Положить головы за чужой град никому не хотелось. От того Настасья с замиранием сердца прислушивалась к каждой фразе.

— Если бы мы смогли им знак какой подать, чтобы вместе ударить, сговориться, — задумчиво произнес бежский князь.

— По небушку перелететь, — с издевкой фыркнул сутулый.

«По небушку, по небушку… или под землей?» — разволновалась Настасья. В памяти всплыл отец, тычущий ей в каменное кольцо колодца: «Здесь ночью, ежели что, уйти можно, к реке выйдете». Но если братьев матушка Елена еще может вытолкать из града, то саму княгиню Чернореченскую уговорить уйти мог бы только отец, а его сейчас нет рядом. Елена не выйдет из Черноречи, будет умирать со своими людьми, и надо спешить, надо помочь ей!»

— Ход есть, — звонким голосом проговорила Настасья, приподнимаясь с места.

Бородатые суровые лица поворотились к ней.

— Есть, только я вам его показать не могу, даже тебе, — обратилась она к Ростиславу. — Возьмите меня с собой, я в град проберусь, мы знак подадим.

Тайну спасительного лаза нельзя выдавать никому, это Настасья уж успела почувствовать на собственной шкуре, под толщей земли в Дмитрове. Сегодня друзья, а завтра? Бог весть.

— Нет, подставлять тебя под стрелы я не стану, — категорично замахал рукой Ростислав, — да и что я ей скажу… — пробубнил он уже невнятно.

— Да почему ж подставлять? Я же осторожно, подберемся, разведаем. А потом я вон с Кряжем проберусь. Чего ж бояться? Скажи же, Кряж? — повернулась она за помощью к своему гридню.

— Дело надежное, справлюсь, — поддержал ее великан. — Как надо будет.

За все время пребывания в Бежске Кряж тихо сидел подле княжича Ивана, за ненадобностью никуда не отлучаясь. Настасье это казалось странным, ведь Кряж давно не был в родных местах, неужели ему не хотелось навестить родных, кто-то же должен был остаться в живых? И только внимательно, с уже впитавшейся в кожу подозрительностью, присмотревшись к своему гридню, Настасья поняла причину затворничества — он боялся, что в нем признают холопа Кряжатку, личный телохранитель княгини уж не мог опуститься до таких низов. Он и домой после объявленной смерти Улиты не возжелал вернуться, потому что без ее покровительства в Бежске он опять становился никем. А теперь с упертой уверенностью Кряж обещал провести княгиню в Черноречь, лишь бы поскорее убраться прочь.

— Обдумать мне надобно, — мрачно произнес Ростислав, он никак не мог на что-либо решиться. — Завтра скажусь.

Совет завершился.

Снег ночью особый, искристый, серебряный, ловит мягкий свет звезд, играет плавными переливами. Всем хорош, вот только хрустит так некстати. Каждый шаг Настасьи отдается гулким треском в ушах, и кажется, что эти резкие звуки в сонной тишине разбегаются невидимыми волнами на несколько верст вокруг. След в след за княгиней кошачьей походкой крадется Кряж. А вот его совсем не слышно. Как эта громадина умудряется так плавно скользить по снежной глади? Для Настасьи это необъяснимая загадка.

Ростислав долго наедине уговаривал сестру отказаться от опасной затеи, убеждал, что если среди его людей есть засланный Давыдом человек, а все может статься, то Настасью непременно схватят, а может так получиться, что они с Кряжем просто в темноте напорются на залесский заслон. Но Настасья была непреклонна, какая-то странная уверенность овладела княгиней Дмитровской, уверенность, что в этот раз ворогам до нее не добраться. Уговоры увенчались успехом, брат смирился, и теперь Настасья топтала снег родного Черноречья, пробираясь между елок.

А пробираться пришлось большую часть ночи. Вначале, по тайной договоренности, «лазутчики» верхом на конях повернули налево, большим кольцом обогнули сонный лагерь Давыдовых ратников, а затем уже объехав видимый на холме град, резко свернули вправо, в овраг, путая следы. В черноте леса если и были расставлены неприятельские сторожи, то небрежно, лениво. Слишком вольно залесские захватчики чувствовали себя вдали от дружины князя Чернореченского. А чего им и вправду было бояться? Димитрий за сотни верст, зять тоже отъехал, да и в Дмитрове мятеж, а Ростислав никогда никуда не лез… не лез до этого дня.

У огромной накренившейся ели Кряж оставил лошадей, хлопнув ладонью на прощанье по крупам, мол, бегите, милые, обратно. Послушные лошадки мерно побрели назад. Теперь княгиня с гриднем двигались пешком к берегу закованной льдом Чернавы. Ветер взбил снежные кучи в тонкие полосы, в некоторых местах оголив землю почти до жухлой травы. Настасья с Кряжем-то пыхтели, выбиваясь из сил, перемахивая через высокие белые насыпи, то легко, почти вприпрыжку, бежали по чистому пространству.

У самой реки лазутчиков гостеприимно приняли камыши, и, ох, как вовремя! По льду реки проехал дозор из четверых ратных. Тихо переговариваясь, они шныряли взглядами по берегу. Все-таки Давыдовы воеводы не дремали. Удастся ли одолеть? Силы алчный князь под Черноречь согнал немалые, это оценила даже Настасья. Давыд готовился заранее, терпеливо ждал удобного дня, планировал нападение уже тогда, по осени, гостеприимно принимая у себя Всеволода. А не Давыда ли ждет и Ермила в Дмитрове-Польном? Эта мысль и раньше приходила к Настасье, а теперь лишь укрепилась. Все указывало на залесского князя.

Лишь когда дозор скрылся за поворотом речного изгиба, Настасья с Кряжем тихо зашуршали камышом, протискиваясь к нужному месту. Если задрать голову, то можно было увидеть мощные стены деревянной крепости. Град совсем рядом, да как попасть? За ворохом сухих стеблей оказался старый ивняк, корни деревьев как змеи извивались, уходя под лед.

— Где? — шепнул Кряж.

— Где-то там, — указала Настасья в сплетение веток и корней.

Гридень достал топор, прощупал ветки, раздвигая их в сторону, зашарил рукой.