Ловушка для «Осьминога»

Но море так и не принесло подозрительных звуков, и подводная лодка, оторвавшись слегка от грунта, стала толчками, то давая ход электромоторами, то стопоря их, приближаться к берегу.

– Мы в территориальных водах, – объявил фрегатен-капитан, отчеркнув карандашом проложенный на карте курс. – Вот здесь, мистер Бриггс.

– Обращайтесь к нему, – приказал тот, показывая на Давыдова. – Я пойду в отсек провожать наших пассажиров. Командуйте здесь, мистер Дуглас.

«Прекрасно, – подумал Олег. – Теперь в центральном посту только командир и боцман. Кто из них опаснее? С кого начинать?.. Рулевой мне в этой ситуации не нужен, – решил он, – а вот командир… Его приказу подчинится экипаж».

Тем временем снаряженный «Крот» с лазутчиками покинул субмарину и направился к песчаному берегу, чтобы высадить там новый шпионский десант.

«Время, – подумал Давыдов. – Сейчас акустики обнаружат шум винтов!»

Джон Бриггс сообщил по внутренней связи, что «Крот» оставил шлюз и помещение временно закрывают.

– Шум винтов – пеленг двадцать! – сообщил вдруг акустик по общей переговорной линии.

– Шум винтов, характер тот же, пеленг сто восемьдесят!

– Русские сторожевики! – крикнул Мюнхгаузен. – Надо уходить!

– А как же «Крот»? – спросил Давыдов. – Ведь ему некуда будет вернуться…

– Наплевать! – отозвался командир. – Боцман…

«Нет, – решил Олег, – сначала его…»

Он решительно шагнул к командиру и, заломив ему руку, с силой бросил вперед головой в железную переборку.

Боцман смотрел ошалело.

– Быстро задраить переходной люк! – приказал Давыдов. – Живее, ты!

Рыжий парень, как ошпаренный кипятком, отскочил от него и мигом перекрыл доступ в центральный пост из других отсеков.

– Шум винтов приближается! – сообщили акустики. – Нас обходят со стороны моря!

Вдруг раздались сильные взрывы. Замигали лампы на подволоке. Это «Смелый» Владимира Мухачева, за­пеленговав лодку, сбросил мористее серию глубинных бомб для острастки.

Фрегатен-капитан Мюнхгаузен без сознания лежал ничком у переборки.

– Что происходит, Аллен? – заговорил по внутренней связи Джон Бриггс из носового отсека. – Где командир Мюнхгаузен? Послушай…

– Отключи, – бросил Олег боцману, и тот мгновенно повиновался. Голос Сократа прервался на полуслове.

Прямо по носу, севернее лодки, загрохотала новая серия глубинных бомб. Это постарался Афанасий Кор­шун.

– Слушайте все! – заговорил в микрофон Давыдов. – Я обращаюсь к членам экипажа в отсеках… Мы находимся в территориальных водах и окружены русскими пограничными кораблями. Они забросают нас бомбами через несколько минут. Командир лодки Мюнхгаузен тяжело ранен. Начальник экспедиции мистер Бриггс пропал без вести…

Услышав это по принудительной трансляции, Сократ бессильно выругался по-русски.

– Приказываю: продуть балластные цистерны и всплыть немедленно! Мы не совершили большого преступления и можем рассчитывать на гуманность русских законов… Продуть цистерны!

С мостиков «Смелого» и «Громобоя» их командиры с интересом наблюдали, как выкрашенная в шаровой цвет подводная лодка без номера на рубке всплывала со дна Балтийского моря. Всплывала с дифферентом на нос, раком, как непочтительно выразился Владимир Мухачев, который не знал, что вконец растерявшийся экипаж лодки продувку цистерн начал с кормового ряда.

Сторожевики вплотную приблизились к плененной субмарине, и увидели, как на ее мостик выбрался снизу высокий белокурый парень. Он замахал им синим беретом и на чистейшем русском языке крикнул: «Привет, ребята!»

Когда пескоход «Крот» выбрался из-под земли на склон высокой дюны, его уже ждал пограничный наряд. Обратно «крот» не вернулся. Да и некуда было ему возвращаться.

«Громобой» и «Смелый» конвоировали субмарину на военно-морскую базу. Капитану Мюнхгаузену оказали медицинскую помощь. Остальной экипаж был в полном здравии и порядке, если не считать вполне объяснимой подавленности, вызванной мыслями о теперь такой перспективной для них Сибири.

Джона Бриггса на борту субмарины не оказалось.

VI

– Ума не приложу, как он развязался, этот поясок, – сокрушенно говорил Колмаков. – Я ведь и ухватился-то за него, чтоб наверняка удержать старуху…

– Надо было за подол хватать, – посоветовал Митрошенко. – В женском наряде это самая надежная деталь… И потом – к такой старухе, как ты ее назвал, иные мерки нужны. Это тигр, а не старуха. Всей нашей конторе утерла нос.

– Погоди, Анатолий Станиславович, не надо так мрачно, – поднял руку Третьяков. – Ошибок мы, конечно, наделали, это факт. Вон Митрофана едва не потеряли, хорошо, выкарабкивается парень. Червягу на тот свет отпустили. У наших соседей тяжело ранен сотрудник, которому было поручено предотвратить захват сейнера. Да еще доцент случайно застрелил сообщника на яхте. Все так… Но щупальца «Осьминогу» мы начисто отрубили… И в сердце сумели поразить. Правда, руками того государства, где он соорудил логово, но ведь и наша заслуга в этом есть. Конечно, Школьник – большая промашка… Взять бы этого матерого агента живым – был бы обвинительный материал против ЦРУ, подобравшего гитлеровских агентов! И Джон Бриггс от нас ушел. Как его упустили?

– Скорее всего, Бриггс воспользовался аквалангом и выбрался через шлюз для «Крота», – объяснил Колмаков. – Другой возможности исчезнуть, кажется, не было. Когда я был в Таллинне, всю лодку облазил с Давыдовым, она сейчас в доке стоит.

– А как он сам, наш герой? – спросил Треть­яков.

– В полном порядке, товарищ генерал, – ответил Колмаков.

– Мы уже подготовили подробное представление на него, Лев Михайлович, – сообщил Митрошенко. – Сделано, как вы сказали.

– Хорошо, – кивнул Третьяков. – Вот тебе и непрофессионал! Давыдов достоин высокой награды. Кто говорил, что молодежь у нас не та…

– Никто не говорил, товарищ генерал, – отозвался Митрошенко. – Если не считать некоторых горе-публицистов.

– То-то, друзья-товарищи… Признаться, я больше всего в этой истории радуюсь за Давыдова, тому, что вернулся живым и здоровым. И на белом коне…

– На подводной лодке, – поправил Колмаков.

– А ему, штурману, так и положено, – оставил генерал последнее слово за собой. – Кстати, что с его матерью?

– По-прежнему носит цветы на ту могилу… Каждое воскресенье. Как и просили в свое время, – ответил Митрошенко. – Что с могилой-то теперь делать?

– Что-нибудь придумаем, – отмахнулся генерал. – Меня сейчас Рутти Лаймесон интересует. Где он сейчас?

– Пока в консульстве. От экскурсии по городу он вчера отказался. Передатчик, прикрепленный к вагону, мы сняли уже в Бологом… Но сообщение Школьнику уже ушло… Вот Магда Вюртемберг и пошла ва-банк.

– В исполнительности немцам не откажешь, – задумчиво проговорил Третьяков. – Сорок с лишним лет прожить в русском обличье и оставаться готовой выполнить приказ давно уже сгнивших хозяев.