Ловушка для плейбоя

Женщина вскидывает брови, смотря на меня совершенно другими глазами.

– Так это она? Прошу прощения, Николай Романович! Я просто её себе иначе представляла… Проходи, дорогая.

Хмурюсь, пока иду в сторону такого же хмурого отца: она ожидала увидеть капризную стерву?

Папа пропускает меня вперёд и закрывает за нами дверь; опускаюсь в кожаное кресло, вытянув ноги, и на мгновение расслабляюсь, чувствуя себя в безопасности. А после напротив меня опускается родитель, и выражение его лица говорит о том, что мы сегодня явно не про мой первый день разговаривать будем.

Я прибью Андрея.

– Как успехи? – интересуется, явно имея в виду не моё состояние. – Надеюсь, твои детские выходки оправданны, иначе ты зря заставляешь Андрея врать.

Мне хватает совести покраснеть.

– Я никого врать не просила. Просто одно дело прийти в университет на своих двоих, и совсем другое – приехать на машине с личным водителем.

– Ну, с этим я могу тебе помочь, – неожиданно предлагает, но я рано радуюсь. – Ты могла бы приезжать на общественном транспорте, чтобы твоя легенда была максимально правдоподобной.

От перспективы трястись в битком набитом автобусе мне стало не по себе.

– Неужели тебе так важно, чтобы все знали, что я твоя дочь?

– Я просто уверен, что ты и так смогла бы отличить друзей от врагов. Большинство мечтает оказаться на твоём месте, а ты от отца отказываешься…

– Это кто от тебя отказывается? – поднимаюсь и подхожу к родителю. – Не говори ерунды! Знаешь, я сегодня отлично провела день, потому что подружилась с хорошими людьми. И, если мы закончили выяснять, что я веду себя как ребёнок, может, поедем домой?

Отец машинально кидает взгляд на часы.

– Это у тебя «рабочий» день до двух, а мой в лучшем случае до семи, так что звони Андрею и поезжай домой, а я ещё поработаю.

Киваю, целую родителя в щёку и выскальзываю из кабинета; его секретарь улыбается мне на прощание, и я выхожу в коридор, не боясь наткнуться на своих одногруппников: наши пары давно закончились. Университетская парковка практически опустела, не считая нескольких явно подержанных машин, а на входе мне попадается всего парочка студентов. Вытаскиваю телефон и набираю номер Андрей, но он уже ждёт меня на том же месте, где высадил утром; молча забираюсь внутрь тёплого салона, потому что за недолгую прогулку успела замёрзнуть, и отогреваю окоченевшие пальцы у печки.

– Для протокола – я тебя не сдавал.

Хмурюсь: если не он, то кто?

– Ну да, папа будущее видеть научился…

– Вообще-то, всё гораздо прозаичнее – он видел в окно, как ты топала на учёбу пешком, ну и позвонил мне, чтобы узнать, почему. Я врать ведь не умею, да и зачем, если он уже всё знал?

Вздыхаю и мысленно даю себе подзатыльник: как я могла забыть про окна ректорского кабинета, выходящие прямиком на дорогу?

– Это уже не важно, он не сильно ругался, – устало вымучиваю из себя улыбку. – Отвези меня, пожалуйста, домой.

Андрей кивает и заводит двигатель; и пока машина медленно выруливает на дорогу, я снова вспоминаю всколыхнувший душу взгляд стальных глаз. Прежде я таких не встречала – чтобы за секунду безразличного контакта будто в сознание проникли и всё там основательно перевернули вверх дном. Конечно, внешне он привлекал внимание, но вместе с тем почему-то и отталкивал, словно всем своим видом намекая на то, что любые отношения с ним сулят лишь проблемы.

Уж чего-чего, а проблем мне точно следует избегать.

Двухэтажный частный дом встречает меня гробовой тишиной и неприятным одиночеством. Когда я была маленькой, и родителей больше заботила моя судьба, чем их карьера, всё было совсем иначе: у нас всегда было шумно. Приходили мамины подруги со своими детьми, папины сослуживцы, мои крёстные родители, бабушки и дедушки с обеих сторон… Сейчас, когда отношения мамы с папой сошли на «нет», общие знакомые перестали приходить в этот дом, разделившись на два лагеря: одни винили в разводе мать, другие – отца, и чтобы не затевать каждый раз споры, решили вообще не сталкиваться. В итоге я, оказавшись меж двух огней, где каждый перетягивал одеяло на себя, утратила связь со всеми родственниками с обеих сторон.

Это прозвучит ужасно, но я уже привыкла к тому, насколько далека от нормальности моя семья.

Ужинаю в одиночестве, стараясь заглушить невесёлые мысли мультсериалом про Скуби-Ду, и с тоской осматриваю огромную кухню. Пожалуй, это помещение было единственным местом в доме, где я чувствовала себя более-менее нормально – из-за телевизора и камина на полстены. Здесь, завернувшись в плед и вооружившись банкой мороженого, я частенько коротаю свои вечера, пока отец работает в кабинете, или грущу о том, что здесь у меня совершенно нет друзей. Правда, теперь, когда началась учёба, и ко мне проявляют интерес как к обычному человеку, возможно, всё изменится в лучшую сторону.

В этот раз Андрей не уехал домой, где его всё равно никто не ждёт, так как семья укатила в деревню; скинув пиджак и рубашку, под которыми у него обнаружилась футболка, он выудил из бардачка колоду карт и предложил мне сыграть на мармеладных мишек, которые уже неделю пылились на полке с разными вкусностями. Посмеявшись, соглашаюсь, и мы весело проводим вечер, обмениваясь шутками, пока отец не вернулся из института в девять вечера – на два часа позже, чем обещал. Помахав мне на прощание, Андрей уехал домой, а я, пожелав родителю доброй ночи, спешно спряталась в своей комнате, вспомнив, что мне ещё надо изучить предметы семестра: здесь они наверняка отличаются от столичных.

Перерыв пару десятков сайтов и почитав парочку учебников, я с ужасом поняла, что заснуть мне сегодня не удастся – слишком нервным выдался денёк. Но вместо того, чтобы успокоиться и попытаться расслабиться, я зачем-то начала вспоминать свою сегодняшнюю стычку с этим неотёсанным грубияном Грачёвым. За что только девушки на него вешаются? Он ведь невообразимый хам, невоспитанный задира и редкостный самовлюблённый павлин – в общем, собрал целый набор антикачеств, которые меня всегда в людях отталкивали. По идее, они должны были отталкивать каждую девушку, но вот та, в коротком свитере и обтягивающих джинсах, что позволила ему себя обнять, была явно другого мнения.

В голове тут же всплыли строчки из стихотворения:

«Всегда и во все времена,

Хорошие, добрые девочки от хулиганов сходили с ума…»

Не знаю, как насчёт хороших, но неадекватные точно сходят.

И всё же было что-то в нём такое, что позволяло ему застрять в памяти; это точно не высокомерие и вздорный характер – наверно, дело в его, хм… какой-то твёрдой мужественности, что ли, которой сейчас очень не хватает в парнях. Мой последний бойфренд больше напоминал ванильный зефир – такой мягкий, добрый, интеллигентный, обходительный… Вроде со стороны всё выглядит хорошо, но Боже – как же надоели эти постоянные вопросы перед тем, как что-то сделать! Всегда спрашивал, можно ли взять меня за руку, можно ли проводить домой, можно ли звонить мне перед сном… Мне не хватало мужской настойчивости и действий – когда тебя просто берут за руку и провожают, хотя самому ещё добираться до дома в противоположный конец города; когда ты говоришь, что болеешь, и тебе привозят лекарства и фрукты, хотя ты ничего не просила; когда по выражению лица понимают, что тебе нужна помощь, и просто разруливают твои проблемы…