Ловушка для потерянной души

Откуда мне знать, что такое снег? Этот вопрос заставил меня остановиться. Смотрю на разрушенный город и пытаюсь вспомнить. Картинка словно двоиться перед глазами. Загорались в темных провалах окон огни, мелькали полупрозрачные фигуры на пустых улицах. Мертвый город, словно раскололся надвое, живя в моем воображении своей призрачной жизнью далекого прошлого.

– - Эй, - дернул меня за руку Хорх.
– Не спи.

Киваю, с трудом отворачивая голову от города. Что-то было в этом волшебное, знакомое и родное. Не хотелось уходить, но надо. Хорх уже старый. Едва дотягивает до нор. Места, что оборудованы местными для ночевки. Они еще хуже подвала старика. Больше грязи, больше пыли и холода. Но есть крыша над головой. Надо торопиться. Скоро стемнеет, а ночью идти по этой земле опасно.

Со слов Хорха казалось, что тут водятся неведомые чудища, похожие на того, кто был изображен на треснувшем витраже. Но нет. Здесь жили только люди, которые по тем же рассказам старика были хуже монстров. Они рвали друг другу глотки за ту мерзкую кашу, убивали за тряпки, что были вместо одежды. Вот кто настоящие чудовища. Именно их надо бояться, а не темноты. Ночь страшна лишь тем, что заблудишься. Потеряешься в серой бесконечности, где каждый холм, словно двойник предыдущего. Деревья одинаковые. Темные, скрюченные остовы в окружении жухлой травы. Чуть свернешь и потеряешься, а там недолго и на местных крыс набрести, послужив им обедом. Страшно. Он сказал, что тут люди ели друг друга, когда еды было не достать. Безумный мир. Неправильный.

– - А какой правильный?
– хрипло поинтересовался Хорх. Годы в этом месте не прошли даром. Он страшно дышал. Ночью пугал меня лающим кашлем, словно хрип зверя. Он весь пропитал этой пылью, она забралась в его душу.

– - Правильный?
– переспрашиваю, останавливаясь. Хорху надо отдохнуть. Иначе он может и не дойти до очередной норы. Думаю над его вопросом. И снова перед глазами улицы города. Только они не похожи на брошенные города. Другие, знакомые. Высокие стены домов с ярким светом окон. Лица людей. Разные. Счастливые, грустные, злые. Красивые, неприятные. Словно другой мир, неведомый этому месту. Молчу, не зная, как ответить, описать. Хорх тоже молчит, глядя на меня своими мутными старческими глазами, словно в них въелась эта серая пыль.

– - Идем, - вздыхает он, стряхивая с повязки на лице пыль. Дышать можно только через них, заглатывать холодный воздух маленькими порциями, иначе серая пыль грызла грудь, заставляя задыхаться.

Шли долго. Дольше, чем обычно. Пришлось придерживать Хорха за локоть. Он все чаще спотыкался. Пару раз падал, потом кашлял, наглотавшись серой пыли. Тащу его на себе. Не знаю куда. Слышно лишь его хриплое дыхание. Кажется, что мы прошли нору, но Хорх заставляет идти дальше. Уже совсем темно. Ноги от усталости гудят, но почему-то больше не вязнут в пепле. И дышать как будто легче. Неуверенно сдергиваю тряпку с лица, осторожно вдыхая воздух. Он другой. Не такой, как раньше. Останавливаюсь от неожиданности, пытаясь понять. Какой-то неясный шум вокруг и этот запах. Знакомый до боли. Есть ли запах у свежести? Не знаю, но, кажется именно он.

– - Немного осталось. Это полоса.
– Ответил на мой немой вопрос Хорх.

– - Полоса?
– мой голос тоже хриплый, почти как у Хорха.

– - Лес. То, что отделяет земли изгоев от обжитых.
– Поясняет он. Замираю, вглядываясь в темноту. Рваные края черных теней на темном небе. Деревья.
– Что стоишь? Идем. И капюшон на голову одень. Нечего людей пугать. Еще немного и выйдем к двору.

Хорх как всегда оказался прав. В сгущающейся темноте, среди толстых стволов замелькали огни. Они становились с каждым шагов все ярче и как будто теплее. Уже угадывались очертания какого-то дома. Слышались разные звуки. Смутно знакомые, но забытые.

Деревянный частокол из кривых почерневших стволов. Они упирались плохо обрубленными сучками в тела друг друга, оставляя широкие зазоры. Из них, словно из клетки, на темную дорогу падал яркий свет, раскрашивая ночь светлыми полосами, оживлял густые тени.

– - Торак!
– вздрагиваю от громкого крика Хорха.
– Открывай, старый!

Замелькали тени за забором. Что-то заскрипело. Неспешно открылись тяжелые створки широких ворот. В глаза ударил яркий свет. Щурюсь, глядя на мощную темную фигуру.

– - Хорх! Помоечник!
– в тон старику прогудела тень, переваливаясь, заторопилась к нам. Невольно делаю шаг назад, но Хорх шипит, заставляя остаться на месте.

– - Не помер еще?
– хрипит Хорх, отцепляя от своего плеча мои руки. Шагает навстречу неизвестному.

– - Ты первый в очереди к старухе на Суд!
– обнимает Хорха тень.

– - Приютишь старого друга?
– разорвал крепкие объятия старик, словно забыл обо мне.

– - Только если свою добычу покажешь. Знаешь же мою слабость к этой рухляди. А это кто?
– кивает тень в мою сторону.

– - Да так, - махнул он рукой.
– Никто. Со мной идет.

– - Что, стоишь, никто, заходи, давай!
– хохотнул, скрываясь за воротами здоровяк, обнимаясь с Хорхом.

Стою еще несколько секунд, разглядывая дом. Такой же, как и частокол деревянный, темный. И свет почему-то горит только на первом этаже. Это ведь гостиница. И никого нет? Тогда откуда так много лошадей в конюшне, чье ржание хорошо слышно в окружающей тишине. Странно все это. Но Хорх ему доверяет, значит и мне надо. Делаю первый шаг за стены редкого частокола. В глаза бьет яркая вспышка, ослепляя. От неожиданности падаю на землю. Пытаюсь подняться, но кто-то бросает меня обратно, бьет по голове. На мгновение теряюсь. Не могу сообразить, где земля, а где небо. Все темно вокруг. Сильные удары выбивают воздух из легких. Слышу, как трещат ребра. Пытаюсь сопротивляться, но выходит плохо. Рот наполняется вязкой, горячей и почему-то соленой слюной.

– - Хватит.
– Изменившимся, резким, каркающим голосом прерывает мои муки друг Хорха.
– Выкиньте их прочь. Подальше отсюда. Нет у этого старого пса ничего ценного. Потерял хватку за последние годы.

– - Добить?
– голос над головой.

– - Да как хочешь, - отмахивается Торак.
– Старик и так еле живой, едва дышит. Сам помрет а этот...
– пауза, чувствую на себе изучающий взгляд.
– Лучше уж накормить сталью. Для надежности.

Спустя мгновение что-то холодное и острое пронзает спину, стремясь добраться до сердца. Чувствую, как протыкает кожу, разрывает своим зазубренным лезвием мышцы, царапает кости. Хриплю, извиваюсь, стараясь уберечь тот горячий комок, что так бешено стучит в груди, сердце. Единственное, что заставляет верить, что я -- человек.

Замираю, понимая, что острие уберут только если посчитают трупом. Так и есть. Холод исчезает. Вместо него внутри становится горячо, словно пламя изнутри жжет. Сжимаю зубы, стараясь не выдать себя, не застонать.

Меня куда-то тащат. Так же, как Хорх когда-то, за ноги. Не сопротивляюсь, терплю боль сдираемой кожи на затылке от острых камней. Пальцы безвольно скользят по земле, оставляя темные следы крови на дороге. Голова кружится. Жар внутри все слабее, словно костер затухает, превращаясь в черные угли. Становится холодно.

– - Смотри, урод какой, - голос того, кто пронзал мне сердце. Он отпускает мои ноги. Больно бьют пятки о землю. Даже сапоги не помогают. Смотрю на темное небо, стараясь не моргать. Хорх говорил, что у меня не живое лицо, да и отражение не врет. Надеюсь, они тоже поверят.

– - И то правда, - кто-то наклоняется ко мне. Черная тень изучает мое лицо. За его спиной шипит факел. Глаза от его света слезятся, но я терплю.

– - Дальше не пойдем. Еще с падалью возиться.
– говорит он.
– Тут бросим. Звери доедят.