Ловушка на зверя

— Все-то вы, Анна Михайловна знаете! — невольно улыбнулась девушка.

— Конечно. Слово «ведьма» само откуда пошло, знаешь?

— От слова «ведать», знать то есть.

— Именно, вот и приходится… все выведывать! — Бутурлина усмехнулась.

— Анна Михайловна, а тетрадки эти… кто их писал? — решилась Настя.

— Тетрадки? — ведьма бросила задумчивый взгляд на стопку, лежащую на столе. — Не ошиблась я в тебе. С главного начала. Тетрадки эти мать моя писала, до нее — бабка, а вот до них все из уст в уста переходило. Многие знания утеряны были…, да ты спи, а то сейчас языками зацепимся и остаток ночи проговорим.

Ощущая себя маленькой девочкой, Настя послушно легла в постель. Анна Михайловна подоткнула одеяло и, не говоря ни слова, вышла. Девушка еще лежала какое-то время просто глядя в полоток, затем её глаза закрылись, и она крепко заснула.

Глава 8

Злой, точно волк, Белов выскочил из дома Бутурлина. Рявкнул на подвернувшегося так не кстати Петра, мужик проворно отскочил, Григорий сверкнул глазами и помчался дальше, по улице. Перепалка с невестой его задела.

Преображенец и сам уже не понимал, почему его так разозлило своеволие Насти. Вернее сказать, это было даже не своеволие, но какое-то упрямство и не желание принимать Григория как жениха и, стало быть, главу семьи.

В семье Беловых Евдокия Андреевна всегда слушалась мужа. За долгие годы брака Гриша не разу не слышал, чтобы мать хоть слово сказала против Петра Григорьевича. Сестры тоже почитали отца, а на младшего брата смотрели как на будущего главу рода, хоть и не упускали случая подшутить, но даже Софья всегда прислушивалась к мнению брата. Тем больше злило своеволие Насти.

Белов по-волчьи клацнул зубами. Двое выпивох, бредущих навстречу, почему-то перешли на другую сторону. Григорий с какой-то завистью посмотрел им вслед. Ему тоже хотелось напиться, но после разгрома, учиненного Шуваловым в «Красном кабачке», вряд ли хозяин будет доволен видеть виновника бед.

Оставались лишь казармы, да бутылка «хлебного вина» — самогона, припрятанная в сундуке.

Белов уже подходил к фрейлинским домикам, когда почти столкнулся с Левшиным. В начищенных сапогах и парадной форме друг, что удивительно, шел пешком.

— Саш, ты куда? — окликнул его Григорий.

Тот вздрогнул и полоснул Белова яростным взглядом, впрочем, тут же опомнился.

— Да так… — Левшин махнул рукой. — Гриш, пошли в кабак?

— Мне туда покамест путь заказан, да и тебе не советую: Шувалов там с обысками был.

— Да ну? — изумился Саша. — А что искал аль кого?

— Девку, что нам с Александром Борисовичем пиво подавала.

— С чего… — Левшин осекся и недоверчиво посмотрел на друга. — Он что думает, что…

— А ты сам посуди: мы окромя кабака нигде не были, а Александр Борисович отравлен.

— Ты что взаправду думаешь, что хозяин кабака…

— Хозяин не при чем, а вот девки-подавальщицы, — Белов криво усмехнулся, вспомнив слова начальника тайной канцелярии. — Сашка, сам посуди, много ли им надо: по заднице огладил, монету меж грудей сунул, вот и вся недолга!

Левшин внимательно смотрел на друга.

— Гришка, не договариваешь ты!

Преображенец шумно выдохнул и признался:

— Шувалов меня на опознание вызвал.

— Опознал?

— Опознал… Да толку-то? Мертвая она. Зверь задрал.

— Ты уверен?

— Да. Девка из кабака убежала. Я лично Шувалова по следу повел. А там запах… и девка, как овца задранная, — во рту сразу же начал ощущаться солоноватый привкус крови.

Белов сплюнул на дорогу и вздохнул.

— И откуда только они только этих девок берут, — тихо произнес он, разговаривая, скорее, с самим собой. — и не ищет же их никто!

— Гриш, ну откуда все таких берут, — подал плечами Левшин. — Знамо дело, бордель за гранильной фабрикой!

— Думаешь… — преображенец насторожился, точно зверь, почуявший след.

— Не знаю, но я бы девку оттуда нанял. Им терять уже нечего.

— А знаешь, Сашка, ты прав! — звериные глаза сверкнули. — А ну, пойдем!

— Куда? — слегка опешил Левшин.

— Знамо дело — в бордель! С мадам поговорить надо!

— Гриш, в бордели обычно не за разговорами ходят… — задумчиво заметил Левшин.

Тот лишь хмыкнул.

— Так ты идёшь?

— А как же! — уже предвкушая потеху, Левшин встряхнулся, его глаза весело заблестели. Измайловец зашагал, стремясь попасть в такт шагов Белова.

***

Особняк стоял за гранильной фабрикой. Двухэтажный, с белым рустом, окруженный кованой оградой, он смотрелся несколько неуместно на фоне заводских зданий, сложенных из красного кирпича.

Особенно это ощущалось вечером, когда у дверей особняка стояли лакеи с факелами, а окна первого этажа были ярко освещены. То и дело оттуда доносились взрывы смеха, перемежаемые мелодиями клавикордов.

Перепрыгивая через ступеньку, Белов взбежал на крыльцо и, опережая лакеев хотел распахнуть дверь, но Левшин ухватил друга за рукав.

— Гриш, обожди, — зашипел он, — а то потом от слухов не отмоешься, все ж будут зубоскалить, что тебе так не терпелось, аж бегом в бордель припустил.

— Пусть попробуют! — фыркнул тот, но все-таки остановился, выжидая, пока лакей распахнет дверь и нетерпеливо шагнул за порог.

Запах табака, пота и дешевых духов заставил преображенца поморщиться и недовольно чихнуть. Левшин тоже скривился, но уверено прошел в залу, где было людно: офицеры, придворные, люди из свиты франкского посла. Всех этих мужчин окружали ярко накрашенные, полуодетые женщины.

— Девочки, кто к нам пожаловал! — взвизгнула одна из девиц, сидевшая за клавикордом.

Ее соседка вскочила и направилась к друзьям, но преображенец жестом приказал ей остановиться и, не обращая внимания на обиженно поджатые губы, еще раз оглядел зал.

В углу Белов заметил того франка, кто давеча сидел рядом с Настей. Мужчина сидел с остекленевшим взглядом и поглаживал обнаженную пышную грудь жеманно хихикающей девицы.

— Манька! — Григорий направился прямиком к ней, признав верную помощницу и секретаря хозяйки заведения.