Ловушка Пандоры 2

Опрометчиво спускаться в ад без вискаря. То и дело хотелось повернуть обратно, чтобы промочить горло и в очередной раз рассказать бармену про Софу. Про её удивительный смех и дивный запах. Про ее манеру говорить — быстро, восторженно, глотая окончания слов. Про её бесстрашие и внутреннюю свободу. Про маршрут Берлин-Париж, где они оба были счастливы.

Про её душу, ту светлую, сильную, необыкновенно красивую душу, что он сгубил. Это была его цель — доказать отцу, что даже самая светлая человеческая душа — ничтожна и легко поддается соблазнам.

Именно на такие души они с отцом всегда делали ставки. После проигрыша с фанатиком Иешуа, Люцифер опять решился вступить в игру. И на свою беду выиграл. Тот поворот в истории, который Софье суждено было сделать — не случился. Теперь он мог чествовать свою победу всю оставшуюся вечность — в баре.

Люцифер закрыл ад больше сотни лет назад. Он закрыл его вместе со всеми демонами и грешниками, вместе со своим прошлым.

После стольких лет пришлось попотеть, чтобы найти и открыть врата.

Сам по себе ритуал поиска и открытия довольно прост — достаточно было распахнутых крыльев, немного голубой крови и умения читать замысловатую символику. Сложность заключалась в том, что в этот раз символы указывали на какой-то бред. Люцифер с трудом смог разгадать их значение.

В итоге, он зашел с самого верхнего круга, отсюда предстоял далекий путь до центра, где обычно заседал совет архидемонов. Видимо это был такой намек на то, что нужно хорошенько подумать, прежде чем предстать перед братьями.

Впервые ему было не по себе в собственных владениях. Даже здесь, на самом верхнем круге, где ядро грешных душ еще не сплелось в плотный газообразный шар, а раскрученной спиралью вилось вокруг, где климат был сравнительно мягким и позволял разрастаться деревьям и кустарникам в благолепные рощи, Люцифер быстро взмок. Ноги дрожали, и каждый шаг давался через волевое усилие, а воля без привычной заправки вискарём подводила. Слишком долго он жил среди людей, слишком сильна была его вина перед братьями.

Он запечатал ад, устав от проповедей Вельзевула, который все время докучал ему дружеской заботой и мольбами вернуться. Люцифер же в то время хотел только, чтобы его оставили в покое.

Еще одним поводом было смутное, полупьяное беспокойство по поводу обещанного отцом апокалипсиса. Как раз в то время на земле стало твориться черти что, а ему, вопреки писанию, вовсе не хотелось видеть мир в огне, вот он и решил подстраховаться.

Люцифер привык сжигать за собой мосты. Он и прежде обрывал связи. Он уже терял братьев. Уже предавал тех, кого любил. Он привык к роли всеобщего зла. Но тогда он лишь отвечал предательством на предательство, а в этот раз предал только потому, что был слаб и пьян. Предавший однажды — предаст не единожды.

Дом его юности давно затерялся в памяти. Вся его прелесть растворилась в разрисованных облаках тропического заката. В свете звездной пыли. В широком размахе ангельских крыльев, в виражах и мертвых петлях. В драконьем рыке и мощи. В любви и согласии с собой.

Восторг полета — ровный, спокойный восторг безмятежного дитя. Сердце, не знавшее потрясений и обид. Чистое счастье не познанных несчастий.

Но он потерял все это. Боль прошла, остались лишь обида и горечь. Все, что было там с ним в небесах — происходило, как будто и не с ним вовсе. Он давно утратил ту лучшую версию себя. И самое главное — давно с этим смирился. Ему больше никогда не вернуться в Эдемос и вовсе не потому, что ему туда путь заказан, а больше потому, что невозможно вновь стать светлым херувимом.

Люцифер обрел иной дом. Одним существованием ад причинял боль всем тем, по чьей вине он потерял рай. Он поселился и властвовал в нем назло отцу и ангелам. Это была его месть, его собственный выбор. Он сам решал за себя.

Прежде свободой выбора обладали только люди и Бог. А теперь мог и он. И он был горд тем, что не раб, но равный Богу.

А сейчас показался себе донельзя жалким в своей подростковой гордости и в никому не нужном протесте. Прежде Люцифер чувствовал себя здесь владыкой, но на этот раз был только гостем. Все виделось иначе, казалось каким-то не таким. Повсюду следы запустения и в воздухе витала обреченность. Он не понимал нарастающей тревоги. Не понимал, идет она от того, что он сам изменился или от того, что ад стал иным?

Шаг за шагом в нем пробуждались колючие сомнения. Все они накручивались на один очевидный, но отчего-то никогда прежде не осознаваемый им факт. Суть его сводилась к простой истине — Люцифер не знал — кто и зачем создал ад. Отсюда следовало, что он всегда был лишь арендатором этих владений и никогда не был здесь хозяином, хотя все это время мнил себя именно им. На деле же, в лучшем случае он — надзиратель, в худшем — пленник. Ад эта тюрьма — это не его дом. Его обманули, как мальчишку, потому что он и был всего только мальчишкой.

Ад существовал до падения Люцифера. Но кто архитектор этого места? Кто придумал это все? Придумал отец? Это было на него похоже — он был еще тем хитрозадым лисом. А может — все это придумали люди? Это было на них похоже — придумывать себе страдания.

Но кто бы ни сыграл с ним эту шутку, суть сводилась к тому, что Люцифер — уже не озлобленный на весь мир демон, и путь в ад для него закрыт точно так же, как и путь в рай.

Его вела в ад лишь надежда на другой дом. На тот, что создал он сам и та, которую он любил. Тот дом был домом не юного херувима, не озлобленного дьявола, а домом того, кто стал мужем и отцом. Он совмещал в себе и ад, и рай. И этот дом был единственный, куда ему по-настоящему хотелось вернуться.

Он возвращался преисполненный надеждой, согретый и испуганный ею. Он возвращался в свою тюрьму не за искуплением, не за прощением и не для того, чтобы снова воцариться на своем фальшивом троне. Он возвращался за своей семьей.

Люцифер выбился из сил. Было не жарко, а как-то удушающе затхло. Он уже должен был дойти до любимой рощи, где намеревался передохнуть. Далеко не сразу до него дошло, что он давно пришел. Вот только на месте толстоногих смоляных деревьев, увитых алыми лианами, кроны которых прежде приглушали яростный свет грешных душ, вокруг — было пепелище.

Роща зачахла, и вместо деревьев из посеревшего песка тянулись уродливые сухие коряги. Лианы высохшими сетями цепляли мертвую листву, она падала на бесплодный камень и грустно шуршала под ногами. Души стайками светлячков блекло посверкивали из полумрака глухого подземелья.

Пораженный этим зрелищем Люцифер присел на каменный выступ. Это на земле перемены — привычное дело, а в аду таких перемен просто не могло быть. Но, тем не менее, он сидел на пепелище. И вместо обычного оживления — здесь царила пустота. Ад по какой-то причине умирал. Его прошиб холодный пот. Что если здесь всё и все погибли? Что если это потому, что он закрыл врата?