Лозоходец

– Спи, родная, – вытер я слёзы с её щёк, – спи. Не бросим в беде Евдокию.

Весть о том, что пьянчуга Иван занял чужую хату, разнеслась с утра быстрее пожара. Мы с отцом, позавтракав, отправились к Панасу. Евдокии и впрямь нужно помочь. Возле его дома, гудя, как осиный рой, стояли мужики, кто с вилами, а кто и с ружьями.

– Гнать их взашей, – послышался чей-то голос, – ишь, чего удумал, ирод!

– Охолонись ты, – поморщился Панас, – станем гнать, завтра и за нами приедут.

– Что же теперь, смотреть молча? – спросил неразговорчивый обычно Фёдор, наш кузнец. Жил он бобылём, нелюдимый. Дом его стоял ближе к реке, на самой околице.

– Что толку языками молоть, – вступил в разговор отец, – решать надо, что с бабой и детьми делать?

– Если дом Ивана нынче пустует, так может туда им поселиться? – предложил кто-то.

– А завтра он опять кляузничать начнёт, что его дома лишили. Хватит с них, нахлебались, – ответил отец.

Все замолчали. Избы у всех имеются, да лишние рты никому не нужны, самим бы прокормиться.

– К себе их заберу, – сказал хмурый Фёдор, – всё равно один. Проживём как-нибудь.

– Другое дело, – улыбнулся Панас, лицо его посветлело, – айда, будем с Евдокией говорить. А вы не стойте тут, – обернулся он на ходу, – дел других, что ли нет?

Рядом со мной объявился Стёпка, потянул за руку:

– Папка, пошли, что покажу.

Душа к делам всё одно не лежала, я потрепал сына по макушке:

– Куда хочешь?

– К речке, – не унимался он.

Отец махнул рукой:

– Ступайте, я домой.

Мы отправились к Бормотухе, Стёпка подпрыгивал от нетерпения, забегая далеко вперёд.

Скоро подошли к самой речке.

– Так чего ты хотел? – окликнул я сына.

– Смотри, – тот наклонился к воде, погладил её гладь, точно она была живой. Потом приподнял ладошку и глянул на меня, смотрю или нет. Вода приподнялась к самой руке, словно ласкаясь.

– Видел? – улыбнулся Стёпка. – Как ты могу, – и горделиво округлил тощую грудь.

– Братец, да у тебя дар проснулся! – удивился я.

Управление водой передавалось у нас от деда внуку. У моего бати дара не было. А у меня сила проснулась. Стёпке по идее ничего перейти не должно было. Но отчего-то судьба распорядилась иначе, да ещё так рано. Ему восемь, мне было пятнадцать, когда способности проявились. Выходит, дар его будет сильным.

– Только ты об этом никому не говори, – сел я рядышком, наблюдая, как сын играет с речкой, и та отзывается на его проказы.

– Почему? Все ведь знают, что ты лозоходец.

– Не все. И потом, видел какие люди иногда бывают?

– Ты про тех, что у тётки Евдокии дом отняли?

– Да, про них.

Стёпка задумался:

– Понял, папа. Молчать буду.

Я глянул ему в глаза, не по-детски мудрые. Плохо, когда детям приходится так рано взрослеть, расставаясь с наивными грёзами.

Пробуждение дара у Стёпки натолкнуло и меня на мысль заняться развитием своих сил. Раньше все дни занимала работа в поле и огороде, теперь же посвободнее стало. В такие времена моё умение может ой как пригодиться!

Глава 10

Вместе со Стёпкой пропадали мы на берегах Бормотухи, стараясь совладать с нашим даром. Объяснить сыну я ничего не мог, так что действовали, скорее, по наитию. Но за несколько дней научились «слышать» воду, потоки не только наземные, но и грунтовые.

Сегодня я разбудил Стёпку спозаранку и повёл в лес, хотелось проверить одну свою теорию.

Заходить глубоко в чащу мы не стали, устроились недалеко от опушки.

– Давай-ка, братец, попробуем пробить из-под земли родник.

Надо сказать, что в лесу было полно ручьёв, воды здесь залегали близко к поверхности.

– Всамделишный? – загорелись глаза сына.

– Конечно.

Мы устроились под раскидистой елью, которая прикрыла нас своими ветвями от любопытных глаз. Хоть и знают в деревне про наш родовой дар, но лишний раз афишировать его не хотелось.

Я прикрыл глаза и положил руки на землю. Вот он, поток. Отзывается. Это ощущение походило на некий отголосок морозной свежести, который чувствовали ладони. Пальцы слегка закололо.

Стёпка поглядывал на меня одним глазом, ждал сигнала.

– Нашёл? – спросил я его.

– Что искать, он ведь прямо под нами, – довольно ответил сын.

– Правильно, теперь зови его на поверхность. Так, будто он живой.

Вода ведь – это не просто жидкость, а вполне себе мыслящая, если можно так сказать, структура. Со своей памятью и силой.

Мы устроились поближе друг к другу, прижали ладони к земле и приступили к делу.

Вода будто только того и ждала: поток устремился вверх, пробивая себе путь, скоро под руками забурлило и зазвенел в траве поначалу мутный ручеёк. Вода пробивала себе дорогу, устремившись прочь из леса.

– Ох ты, Стёпка, этак с тобой весь луг затопим. Это мы, не подумавши, тут решили родник пробить.

– И чего? – почесал сын в затылке, – плохо, что ли?

– Плохо, братец. Зальём луг, нас за это не похвалят. Где коровам пастись потом? Давай назад поворачивать.

Мне самому стало интересно, получится ли? Одно дело «вытащить» воду не поверхность, а вот как «загнать» её назад?

Не мудрствуя лукаво решил поступить просто. Окунул руки в ручей и принялся объяснять воде, что надо вернуться, иначе плохо будет на лугу, заболотится.

Поток, будто призадумавшись, притих, а потом и вовсе ушёл на глубину.

– Папка! Ты видал?! – Стёпкины глаза сияли точно звёздочки. – Мы же настоящие колдуны! Как в сказке!

– Только давай договоримся, сынок, про это не будем никому рассказывать.

Я боялся за Стёпку, узнают, или обвинят в шарлатанстве, или, того хуже, упекут в лабораторию, подопытным кроликом.

– Почему? – недоумевал мальчонка. – Про тебя же все знают.

– Пусть думают, что дара в тебе нет. Поверь, так будет лучше, подрастёшь, поймёшь.

– Ладно, папа, – кивнул сын, – ну хоть Таньке можно сказать?

– И ей не стоит, – покачал я головой. – Это будет наш с тобой секрет.

Танюшка болтливой не была, но вдруг подруге проговорится, а та ещё кому?

– Ты видел, что случилось с тёткой Евдокией?

Стёпка кивнул.

– Вот и с нами то же самое может приключиться, если каждому болтать станем про волшебство наше, понимаешь?

– Папка, я не маленький, – надулся сын, – всё понял. Молчать буду. А зачем тогда нам этот дар?