LSD. Галлюциногены, психоделия и феномен зависимости
Шрифт:
— Кто такой Иисус Христос?
— Это буддист, снимавшийся в знаменитом телесериале, только я не помню в каком.
«Массовое сознание» оказалось «рыночным» вариантом дионисического социализма. Попытка придать духовную значимость любому (всем) объекту окружающего культурного пространства обернулась отсутствием смысла в каждом из них:
Как всегда, первым эта тенденция появилась в искусстве — главном зеркале стремлений коллективного бессознательного.
Сюрреалисты в своей безумной попытке уйти к символам и образам обезличенного бессознательного постепенно утрачивали смысл как своего движения, так и собственного творчества. Как сказал Марсель Дюшан: «Они звали зверя хаоса из бездны сновидений,
Мысль Дюшана можно сформулировать по-другому — за попыткой уйти от личного кроется пустота хаоса.
С точки зрения мыслей, изложенных в предыдущей главе, вполне логичен тот факт, что искусство художников, считающих себя прямыми продолжателями сюрреализма — таких, как: Эрнст Фукс, Станислав Лепри или Х.Р. Гиггер, — превратилось в нескрываемое обращение к инфернальным образам смерти, насилия, разврата и их владыки. Именно эти художники стали главными творцами откровенно сатанинской символики, определившей во многом облик поп-культуры. На картинах сюрреалистов новейшего времени царствует развоплощение — человеческие фигуры не просто искажены, они медленно скатываются в хаос — срастаются друг с другом в конгломераты кровоточащей плоти.
Быть может, только такое продолжение и могут найти попытки «дионисического» творчества, пытающегося отринуть «Я»-чувство — образ Бога в человеческой душе?
Но, кроме явных эпигонов, были и те, которые, на взгляд автора, наиболее последовательно отразили в своем творчестве не приемы, но результат стремления сюрреалистов и культуры в целом к пресловутому «открытию сознания».
«Водоразделом», знаменовавшим поворот культуры, снова стала «психоделическая революция». Первая выставка концептуалистов состоялась в 1969 году.
Времена психоделии резко изменили облик художественного творчества. Еще бы! Появился действенный инструмент, позволяющий любому, причем без всяких мук творчества, терзавших еще наивных сюрреалистов, — с помощью одной инъекции проникать в мир образов, сходный с миром полотен самого Сальвадора Дали.
Видение реальности изменилось. Человек, казалось бы, получил возможность видеть множество равнозначных для него реальностей, что оказалось аналогом отсутствия какой бы то ни было реальности вообще.
В результате произошел метафизический сдвиг — сама реальность, сам визуальный образ внешнего мира (объект творчества) во внутреннем видении художника стал утрачивать свою значимость. Многие художественные критики 60-х годов назвали этот феномен «дематериализацией» искусства.
На уровне личности (мы уже описывали этот феномен) — объект познания стал абсолютно неотличим от способа, метода познания. Так же как и, в сознании отдельного «психонавта» — на модных полотнах количество реальностей соответствовало числу используемых художником технических приемов. Объект перестал иметь значение. Банка с томатным супом на полотнах Энди Уорхола несла ровно ту же смысловую нагрузку, что и портрет кинозвезды.
За разочарованием в духовных ценностях последовало разочарование в реальности.
Искусство стало воспевать бессмыслицу.
Подлинным бытием творчества стало небытие.
В небытии объект не существует как конкретный предмет нашей реальности. Он существует как
некая непознанная потенциальность мира — загадочный атом, плавающий в хаосе, не затронутом Логосом.«Внешний вид произведений искусства не столь важен, — писал американский художник Сол Левитт. — Если оно имеет материальную форму, оно может выглядеть как угодно».
Искусство, возникшее после психоделических лет, было провозглашено эпохой «Искусства — После — Объекта (Post— Object— Art)».
Произошла трансформация «искусства образа» в «искусство концепции». В соответствии с этим произведения живописи, например, стали вместилищем любых «обрывков» бывшего когда-то значимым для художника материального мира. Композиции включали в себя фрагменты фотографий, текстов, ксерокопий, телеграмм, цифр, графиков, схем, репродукций и т. д.
Их появление на полотне и сами эти полотна знаменовали уход от целостной формы произведения искусства, несущего единую значимость объекта восприятия, от. смысла — к методу расположения неких объектов живописи в условном пространстве картины.
Художник в результате воздействия психоделической культуры, как ребенок, пытается восстановить обломки разбитой им мозаики, но не может этого сделать, не может вспомнить целого — изображения на мозаике до того, как она разбилась.
В. Пивоваров. Проект предметов повседневного обихода для одинокого человека. 1975
Примерно так же прошедший через диссоциацию личности в результате шизофрении или зависимости от LSD, психически больной человек пытается собрать воедино осколки своей личности.
Разглядывая рисунки, больных шизофренией, можно ощутить потребность их авторов в поиске какой-то силы, которая сможет вновь внушить или привнести на полотно утраченный смысл, ориентиры в окружающей реальности и в собственной личности. Миры рисунков отражают хаос, тоскующий о возврате Творца — Логоса сознания.
Два рисунка больного Б.Р.Г. Приводятся по книге «Изобразительный язык больных шизофренией»
Авторы не могут (одни — в собственном воображении, другие — в плоскости своего болезненного способа переживания мира) отделить значимые элементы изображаемого от незначимых. Иерархии нет: все имеет одинаковое значение (или не имеет его вовсе); рисунок, картину невозможно оценить, а стало быть, невозможно и понять. Ведь пониманием мы называем такое расположение объектов и сопряжение их смыслов, которые не противоречат нашей внутренней иерархии значений.
Художникам, для того чтобы быть понятыми, приходится вносить в картину словесный комментарий. Без него картина останется неспособной взаимодействовать со зрителем — как слепой без поводыря.
Вот что стоит за кажущейся безобидной фразой о том, что объект искусства заменен методом. Концептуализм последовательно отразил на своих полотнах хаос, вторгшийся в восприятие мира вместе с эпидемией галлюциногенов.
Спиритизм и сюрреализм лишь мечтали об «открытии сознания».