LSD. Галлюциногены, психоделия и феномен зависимости
Шрифт:
Все мы зависимы от внешнего мира — от своих лекарств, автомобилей, компьютеров и т. д. Большинство из нас идентифицирует себя со своей профессией и социальной группой. Основатель «трансактного анализа» Эрик Берн называл такие идентификации «масками», которые человек надевает на себя во время общения. Все мы имеем «маски» — главное, чтобы «маска» (часть рассудочной «Я»-концепции) не превратилась в личность.
Обратите внимание: описывая патологическую (юнгов-скую) идентичность, мы имеем в виду то самое ощущение, которое Бодлер, рассказывая о гашишевых галлюцинациях, передавал фразой «Не вы курите трубку… а трубка курит вас».
Опять же речь лишь о степени соотнесенности себя с «масками» и вещами. Все определяется
Тот же самый вопрос можно сформулировать и по-другому — исходя не из «Я», а из реальности. Тогда он будет звучать, например, так: «Что реальнее — виртуальное пространство компьютера или живой мир вокруг?»
Если автомобиль важнее жены, а виртуальная реальность — «реальнее» мира, то это значит, что в сознании человека, в его психике произошло качественное изменение — инфляция: психический мир человека стал зависеть от вещи. Внешний объект, с которым человек обрел свою идентичность (по Юнгу), превращается или уже превратился для него в наркотик.
Так же обстояло дело и с «психонавтами». Большинство из них пытались соотнести свое «Я» с «психоделическим» опытом, и только с ним одним. Соотнесение же себя с факторами реальности и, в первую очередь, с другим человеком воспринималось как несвобода.
Хиппи не могли включать свои переживания в систему более целостного мировосприятия, прикоснуться хотя бы краем к тому, что и составляет, фигурально выражаясь, систему мудрости. Галлюцинации, превратившиеся в самоцель, становились неотличимы от воспринимаемой реальности, подменяли ее.
То состояние, которое мы описывали как неспособность выделить главное, значимое в восприятии, Юнг тоже определял как идентичность. Только идентичность по отношению не к внешним, а к внутренним объектам и идеям (в данном случае это галлюцинаторные образы).
Идентификация и идентичность окажутся, в свою очередь, этапами развития зависимости от LSD. По времени они. будут предшествовать развитию синхронистичности и следующей за ней диссоциации личности.
Случай нашей «разноцветной» пациентки можно описать как идентичность «Я — цветовая гамма». Влечение к эгосистоле — потребность спрятать, уменьшить свое «Я» — окажется, по Юнгу, формой инфляции личности.
Получается, что человек должен в один прекрасный момент испугаться ощущений, которые вызывает наркотик (интернальный локус контроля), либо потребность в эгосистоле неминуемо проведет его через обесценивание собственного «Я» (инфляции) к неминуемой диссоциации личности.
Ход рассуждений автора в этой главе заставил его описывать формирование зависимости от LSD, изменяя порядок появления психических феноменов. Рисунок 24 поможет вам разобраться в психологической динамике развития зависимости от галлюциногенов. Мы считаем, что эта схема помогает понять механизм воздействия на личность не только галлюциногеноз, но и других «дионисических» сил природы и общества.
Остается не до конца проясненным только один вопрос.
Почему даже «интернальная» личность не начинает испытывать страх до начала диссоциативных процессов, на этапе развития идентичности? Зачем человеку идентифицировать себя с галлюцинаторными образами и вещами?
Ту же самую идентификацию человека с объектами внешнего мира, нашу «запрограмированность»
реальностью, Дон Хуан — герой и альтер эго Карлоса Кастанеды — называл «глоссами». В «Путешествии в Икстлан», третьей из серии книг Кастанеды, посвященных его учению, подробно рассказывается о том, как южноамериканский шаман учит белого человека преодолевать «глоссы» (обусловленность реальностью) с помощью галлюциногенных растений.После того как «глоссы» растворяются в галлюцинациях, на место личности (через двери «открытого восприятия») может проникнуть духовная сила, разлитая повсюду во вселенной. Эту священную силу Дон Хуан называет тем же словом, что и индейцы Меланезии. Он называет ее «мана».
Однако Карлос Кастанеда отнюдь не является первым исследователем, который описал представления индейцев об этой магической силе.
В 1926 году английский этнограф Рафаэль Карстен писал:
«Представления об обезличенной духовной силе возможны только в обществе, в котором личность и духи предков представляют собой практически одно и то же…
Мана доступна только в случае благорасположения духов… Является ли объект обиталищем духовного существа или просто обладает обезличенной магической силой — это абсолютно незначащий вопрос, на который и сами индейцы не могут дать точный ответ. Ясно, что для них между личным и обезличенным не существует четкой разницы…» (курсив мой. — А.Д.).
«…Результатом является абсолютно непривычная для нас интерпретация индейцами личной ответственности. Мана может сосредоточиться в любом объекте, как одушевленном, так и неодушевленном. Поэтому за значимые события в жизни племени отвечают не люди, а потоки и водовороты безличной духовной силы».
Вот где кроется ответ на вопрос: зачем человеку нужно идентифицировать себя с наркотическими образами или превращать в наркотик вещи из внешнего мира. Перенос своей индивидуальности на вещи или галлюциногенные переживания приводит к утрате чувства личной ответственности за людей и события окружающей реальности.
Отвечать за состояние своего автомобиля, видимо, легче, чем отвечать за членов своей семьи. В виртуальной реальности действуют игровые законы; а игра тем и отличается от жизни, что ответственность в ней — условная. Но даже компьютер и автомобиль требуют от человека какого-то личного участия. Галлюциноген же растворяет ответственность напрямую, непосредственно, без затраты каких бы то ни было усилий.
Жить в мире и не отвечать за него. Вот подлинное желание, от которого зависят «психонавты». Это желание сильнее страха безумия и смерти. В нем самая суть подмены метафизической потребности — зависимостью от химического вещества.
Человек может «открыть сознание», только став тотально внушаемым, утратив ответственность за окружающих и самого себя, обесценив (инфляция) «по дороге» свое «Я».
Но мы уже говорили выше обо всем этом!
Совершенно верно. Утрата ответственности — это всегда возврат в стихию язычествй. Ибо именно чувство ответственности — краеугольный камень христианского понятия свободы.
«Мы ответственны за мир. Мы — то слово, тот Логос, в котором он высказывается, и только от нас зависит — богохульствует мир или молится… Только через нас космос, как продолжение нашего тела, может воспринимать благодать».