Лучшая половина мафии (Крестная мать)

Грациелла ахнула и всплеснула руками. Фредерико рассмеялся:

— Не волнуйся, мама, с ним ничего не случилось.

Дон Роберто позвал мальчиков обратно на лужайку и продемонстрировал подачу, посылая мячи по всему полю. Установилась настолько непринужденная, спокойная обстановка, что одного из охранников даже уговорили побыть в роли мальчика, подающего мячи. Дон Роберто окликнул жену:

— Знаешь, Грациелла, этот парень, оказывается, отличный механик. Он починил свой старый мотоцикл.

Дон обнял Альфредо.

— Я люблю тебя. Может, я иногда бывал с тобой слишком суров, но мы это исправим. Ты мой сын.

Альфредо не помнил, чтобы когда-нибудь был так счастлив, как в эту минуту. Братья, смотревшие на него с веранды, испытывали облегчение и радостное чувство семейного единения.

Константино спросил Фредерико, не имеет ли он отношения к этой перемене и не он ли поговорил с отцом об Альфредо. Фредерико отрицательно помотал головой. У него почти не было времени побыть с отцом наедине и уж тем более поговорить с ним о брате.

— Ты тоже заметил, что он изменился, правда? А как он часто повторяет, что стал стареть… Может, он собирается передать нам бразды правления? Я бы не сказал, что это преждевременно.

— Гм… может, именно об этом он собирается объявить сегодня вечером?

Фредерико кивнул:

— Да, возможно. А мы у него спросим насчет этой армии, которую он собрал на вилле. Готов поспорить, ее содержание обходится в целое состояние.

Грациелла повязала мужу галстук-бабочку и улыбнулась: дон Роберто выглядел безупречно.

— Ты собираешься рассказать им сегодня? — спросила она.

— Да, сегодня.

Грациелла поправила лацкан его смокинга, хотя он и без того безупречно сидел на стройной фигуре дона.

— Мне понравилось, как ты нынче держался с мальчиками, особенно с Альфредо. Он тебя очень любит, да и не только он, все сыновья. Наверное, это твое решение помогло тебе свободно выразить свою любовь к ним.

— Пришло время, чтобы душа Майкла обрела покой. Может, после того как наши сыновья узнают о моем решении, у них поубавится любви ко мне.

Лицо дона посуровело. «Неужели все его внимание к сыновьям и нежная забота — лишь способ подготовить почву для того, чтобы все, что он задумал сделать, прошло более гладко?» — подумала Грациелла. У нее пересохло в горле, она поспешно сморгнула неожиданно выступившие слезы.

— Майкл был их братом, они поймут. Я уверена, что наши сыновья поддержат твое решение.

— У них нет выбора. — Дон нежно дотронулся до щеки жены и взял ее за подбородок. — Не волнуйся, дорогая, и ничего не рассказывай женщинам — до поры до времени. Пусть их мужья, мои сыновья, сами им расскажут. Так будет лучше.

Грациелла позвала женщин, сказав, что мужчины уезжают. Те небрежно помахали им, смеясь и оживленно переговариваясь между собой. В каком-то смысле женщинам даже хотелось, чтобы мужья поскорее уехали и оставили их одних. Всеобщее возбуждение объяснялось тем, что София собиралась показать им свадебное платье невесты.

Сыновья Константино, уже выкупанные и переодетые в одинаковые пижамы, выбежали проводить отца. Константино велел им пообещать, что в его отсутствие они будут хорошими мальчиками. Глядя на их сияющие, улыбающиеся мордашки, он не сдержался и, перескакивая через две ступеньки, взбежал по лестнице, еще раз обнял каждого, прижимая к себе головки с влажными после мытья волосами, поцеловал и пожелал спокойной ночи. Константино покинул виллу последним.

София повела Розу наверх, чтобы примерить подвенечное платье. Тем временем Мойра и Тереза остались внизу, распаковывая подарки и выкладывая их для всеобщего обозрения в гостиной. Грациелла уложила обоих внуков в большую двуспальную кровать, заботливо подоткнула одеяло и подождала, пока мальчики произнесут вечернюю молитву. Вечер был теплый, и Грациелла оставила ставни приоткрытыми. Подойдя к окну, она с удивлением заметила, что охранники собираются у ворот. Грациелла посмотрела на часы: пятнадцать минут девятого, а их должны сменить только в десять. В это время послышался голос Розы, радостно сообщавшей, что она готова. Все поспешили в холл и стали ждать, когда невеста спустится по лестнице.

Роза медленно вышла на верхнюю площадку лестницы. Собравшиеся внизу женщины восхищенно ахнули. Платье было с длинными рукавами и глубоким декольте; тонкую талию невесты выгодно подчеркивала пышная, со множеством оборок, длинная юбка с кринолином, навевающая воспоминание об эпохе королевы Виктории. Спереди подол был чуть короче, а сзади переходил в небольшой шлейф. Кремовый атлас платья сверкал тысячами крошечных жемчужин, образующих мотивы из маргариток, перекликающиеся с маргаритками в венке, к которому прикреплялась вуаль. Платье идеально подходило смуглой темноволосой Розе, превращая ее в сказочную принцессу.

Переполненная счастьем Роза медленно спустилась по лестнице. При ходьбе юбка колыхалась, и со шлейфом, кажется, никаких проблем не возникло.

Девушка приложила ладони к раскрасневшимся щекам.

— Ах, мама, я так счастлива!

Эммануэль настоял на том, чтобы его жена и дочь с соблюдением строжайших мер безопасности были вывезены из Палермо этой же ночью. Семья была для него превыше всего, и его бросало в дрожь от мысли, что его близких могут похитить.

Его контора кишела полицейскими, пытавшимися выяснить, каким образом, несмотря на постоянную охрану, удалось установить в его кабинете подслушивающее устройство. Полиция тщательно изучала личные дела охранников, стоявших на дежурстве в последние несколько недель. Эммануэлю было приказано рассчитать всех нынешних охранников и поставить новых. Полиция проверила на предмет подслушивающих устройств кабинеты всех других прокуроров.

Эммануэль был вне себя от гнева. Он отстранил от должности начальника охраны. Тщательно охраняемая тайна — имя его главного свидетеля — раскрыта, и совершенно ясно, что этому свидетелю теперь угрожает смертельная опасность.

Когда он попытался отдавать приказы, полицейские начальники с застывшими лицами, похожими на каменные маски, явно не горели желанием их исполнять, а когда они все же что-то делали, то, на взгляд Эммануэля, они делали это невыносимо медленно. Никто не желал признавать себя виноватым, и все намекали, что с самого начала руководство всей операцией в целом никуда не годилось. Споры и критика продолжались до тех пор, пока Эммануэль не рявкнул, что, если с Роберто Лучано что-то случится, если хотя бы волос упадет с его головы, он возложит всю ответственность на полицию.

Эммануэль получил полный список людей, имевших отношение к охране Роберто Лучано, только после девяти часов. В основном это были надежные, не раз проверенные люди, но дополнительные охранники, нанятые доном, наверняка не были как следует проверены. Так как Эммануэль уже подчеркивал, что очень опасно обсуждать ситуацию с кем-либо, кроме самого дона, решение вопроса откладывалось. В конце концов Эммануэль принял на себя роль гонца, доставляющего дурные вести.

Он знал, что вся семья должна была собраться на вилле «Ривера». В какой-то степени эта мысль его успокаивала: он считал, что у себя на вилле, в окружении сыновей, дон будет в безопасности. Грациелла не сразу согласилась сказать Эммануэлю название ресторана, в который отправились мужчины, хотя она и знала, кто он такой. Эммануэль оказался в трудном положении: с одной стороны, ему нужно было убедить Грациеллу в серьезности положения, с другой — не запугать ее, к тому же он не знал, насколько синьора Лучано осведомлена о делах мужа. Стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее, прокурор сказал только, что дело не терпит отлагательств и что ему крайне необходимо связаться с доном лично.