Лучшая зарубежная научная фантастика: После Апокалипсиса

Бесс помнила проржавевшие башни и площадки для проверок, испытаний и боев. Он помнила свет из окон класса, просачивавшийся через портьеры из платинового газа, пока их обучали почти бесконечному многообразию чудовищности: джинн, вмешательство, тульпа [84] , дракон, квазидракон, бегемот и демон – всех их они должны были научиться уничтожать. Более всего, однако, ей запомнились лица ее однокашниц и ночная тишина в общих спальнях, да еще хихиканье, раздававшееся сразу после того, как младшие имамессы тушили лампы.

84

Тульпа – у тибетских йогов, некий видимый и даже осязаемый образ, создаваемый воображением человека.

Косолапая Ника. Робкая Талла с каштановыми локонами. И Афия в сумерках. Теперь все превращенные в неуклюжих воительниц вроде нее. Отправлены сражаться с каким-нибудь ужасом в великом городе-острове Гезира или в одном из Десяти Тысяч и Одного Миров. Или уже мертвы. Бесс смотрела на жалкие остатки своего прошлого. Ссохшийся птицемлечник. Каштановая прядь. Случайно оставшаяся записка от руки о скором возращении.

Там лежала и еще одна вещица. Когтистые пальцы Бесс неловко подцепили тонкое звено цепочки.

Кто ты, Бесс?..

Откуда ты?..

Что ты здесь делаешь?..

Безымянная Бесс – Бесс, которая боролась, чтобы сойти за свою даже в этих спальнях обездоленных и увечных. От всех остальных послушниц – вот они сидят по темным рядам коек, обхватив руками колени, глаза горят восторгом, рты распахнуты – всегда можно было услышать какую-нибудь историю. Головокружительные махинации и низменные кражи. Биологическая мать, зарезанная из ревности привязанной матерью. Работница, отправленная на невольничий рынок. Всю ночь в спальне шепотом одна за другой изливались истории. И становились все замысловатей, как замечала Бесс. Грудной младенец вдруг вспоминал вкус крови своей умирающей биологической матери, а проданная в рабство хилятина спасалась в зрелищном крушении корабля-прыгуна. Но всегда сохранялось основополагающее семя истины о некой утраченной жизни, которое можно было приукрасить, прямо как разок базовый выпад мечом – но только разок, ведь он полностью усвоен.

Но Бесс молчала, когда на нее обращали взоры…

А что ты, Бесс?

Что ты помнишь о времени, до того как стала избранной?

На подобные вопросы ответа у нее не находилось. Она была Бесс просто потому, что так снизошло ее назвать некое малое проявление церковных интеллектов. Все, чем она обладала, – огромное строение, обнесенное чугуном, да подруги, да ночи в общей спальне с рассказами, да дни учебы и тренировок. Больше ничего. Она понятия не имела, кем или чем была прежде. В конце концов, она могла появиться из ниоткуда, как утверждалось в стишках и насмешках. Разве только вот эта вещица…

Она называлась медальон. Во всяком случае, так Бесс думала – терминология драгоценных украшений отнюдь не входила в число тех сфер знаний, в которых воительницы обязаны были преуспевать. Но это слово вроде появилось вместе с самой вещью. И это могло что-то означать. А могло и не означать.

Бесс редко надевала вещицу, даже когда голова и шея позволяли ей нацепить подобную женскую безделушку, до того как она приняла законченную форму воительницы. Но она все же сохранила ее. Цепочка была изготовлена столь же искусно, как и огромные цепи, что крепили острова относительно вращения огромной сферы Гезиры. На цепочке, ярко сверкнув в свете лампочки, а затем потускнев, висела серебряная капля – сам медальон. На нем были выгравированы ошеломительные фрактальные узоры и завиточки.

Бесс показалось, будто ее затягивает в узор, и, опуская бронированными пальцами цепочку обратно в сундучок и закрывая крышку, она позволила себе потратить энергию на слабую дрожь. А затем растянулась на кушетке и заснула.

* * *

Она уже проснулась, когда осветился интерьер коляски, предупреждая о начале рассвета. Шипящий гул, ощущение невидимой жидкости, очищающей ее чешую, и вот она готова к еще одному дню ожидания. Бесс открыла люк и достала меч. Снаружи, под аккомпанемент призыва света рассветных певцов с зеркальных минаретов, ее шаги оставили темный след, словно последний штрих ночи. Когда она вытащила меч и сделала первый прыжок, след уже рассеялся в туманном воздухе.

Она как раз отрабатывала «Высвобожденный круг» в его редко исполняемой более замысловатой разновидности, когда почувствовала, что за ней снова наблюдают. Она не обдумывала, насколько данный прием с мечом согласовывается с краткой и зрелищной на вид серией прыжков по усеянной кровоцветками поляне, которые она тут же исполнила. Однако он вполне согласовывался.

Это оказалась Элли-малышка, бесстрашно, но в полном восхищении стоявшая у кромки леса, где сегодняшнее появление Бесс не отсекло и даже не шелохнуло ни единого листочка.

– Салям, – немного запыхавшись, поздоровалась Бесс.

– Сабах эль нур [85] , Бесс из Церкви Воительниц, – неожиданно церемониально ответила Элли и коротко поклонилась. Бесс только и подивилась собственному удовольствию, вызванному подобным приветствием. Потом ее осенило:

– Ты ведь не была здесь всю ночь, да?

– О нет, – отрывисто качнула головой Элли.

– Где же тогда ты живешь?

Э-э… – Элли живо пожала плечами и указала грязным большим пальцем за спину: – Да там, недалеко. Хочешь пойти посмотреть?

85

Сабах эль нур – доброе утро (араб).

* * *

Маленькая светлая фигурка. Очертания покрупнее, которые и фигурой-то назвать нельзя. Под птичий щебет, через темные проходы меж деревьями они двинулись вглубь безымянного леса. Вот это. подумалось Бесс, больше похоже на приключение, которые в народе порой приписывают членам ее церкви. Убивать драконов. Уничтожать ужасные сдвиги и аномалии в ткани пространства-времени. Да хоть бы девиц из беды вызволять. Наверное, продолжала размышлять Бесс, ей следует тревожиться из-за самовольной отлучки с того места, где интеллекты церкви приказали ей оставаться. Но ведь воительницы обязаны проявлять храбрость и инициативность, разве нет? И сколь долго человек – неважно, до какой степени измененный и обученный – может ждать?

Они остановились передохнуть подле дерева, увешанного какими-то красными плодами, которые, по словам Элли, назывались гранатами и существовали столь же долго, сколько и Эдемский сад на мифической первой планете Ур-земля [86] . Еще их можно найти, деловито добавила она, в самом Раю. Лучше всего их разрезать чем-нибудь острым. Проблема с этой штукой – она похлопала по засунутому за бечевку вокруг пояса лучевому пистолету и с выжиданием взглянула на Бесс – заключалась в том, что она их зажаривала.

86

Возможно, название происходит от названия одного из древнейших шумерских городов- государств древнего южного Междуречья (V тыс. – IV век до н. э.), согласно Библии являвшегося родиной патриарха Авраама.

Бесс изучила протянутый Элли плод, странный на вид и с разрывом в виде короны с одной стороны. Ее рука потянулась к эфесу меча, хотя она и догадывалась, что сказали бы имамессы Церкви Воительниц об использовании ее священного клинка в столь низменных целях. То есть если бы им случилось оказаться здесь и увидеть ее.

– Знаешь что, Бесс, – я могу подбросить его.

Быстрее мига Бесс вытащила меч и, выполняя «Свежеубитого и зажаренного гуся», исчезла и появилась, в то время как гранат, теперь рассеченный на две половинки, все еще кружился в воздухе.