Лучшая зарубежная научная фантастика

— Я ничего не трогал, — с оттенком гордости сообщил Колдвелл, высокий темнокожий мужчина за пятьдесят, с длинным лицом, похожим на морковку из мультфильма. — Так ведь обычно говорят в фильмах, верно? Ничего не трогайте. Но разве не странно, что вор проделал такие усилия, чтобы «взломать сейф», — он с гордостью произнес и это выражение, — и потом ничего не взял?

— Очень странно, — согласился Джерачи и наконец-то отвел взгляд от пола. Сейф не был «взломан» — замок оказался цел. Таре стало очень интересно: что Джерачи сделает дальше? Ее постигло разочарование.

— Давайте пройдемся еще разок, — легко сказал он. — Вас не было в кабинете…

— Да. Я поднялся на этаж интенсивного ухода в половину двенадцатого. В приемной дежурила Бет Малоне. За ее стойкой находится единственная дверь в помещение, где хранятся как личные дела жильцов, так и сейф, и Бет говорит, что она с поста никуда не отлучалась. Она очень надежная женщина. Работает у нас уже восемнадцать лет.

Миссис Малоне, которая теперь стала главным подозреваемым и была достаточно умна, чтобы это понимать, рыдала в соседней комнате. Сердобольная женщина-полицейский снабжала ее бумажными платочками, пока Малоне ждала допроса. Но Тара знала, что после одного взгляда Джерачи вычеркнул Малоне из списка подозреваемых. Добросовестная, средних лет, всегда готовая помочь, она стала бы грабителем с той же вероятностью, что и алхимиком. Скорее всего, она оставила пост, чтобы сделать нечто такое, в чем ей пока было еще стыдно признаться, а вор именно в тот момент и проник в комнату без окон за стойкой в приемной. Тара развлекла себя мыслью, что миссис Малоне втихаря отправилась на свидание с любовником на склад постельного белья. Она улыбнулась.

— У вас идеи, детектив Вашингтон? — осведомился Джерачи.

Проклятье, он ничегоне пропускает. Теперь ей нужно что-то придумать. Она смогла лишь задать вопрос:

— Это маленькое ожерелье принадлежит балерине Анне Черновой?

— Да, — подтвердил Колдвелл. — Красивое, правда?

Таре оно особо красивым не показалось. Но Джерачи поднял голову, чтобы взглянуть на нее, и она поняла — он не знает, что всемирно известная балерина ушла на покой в дом престарелых св. Себастьяна. Балет — не его стиль. Тара впервые поняла, что знает нечто такое, чего не знает Джерачи. Осмелев от этого (и еще потому, что ее несколько раз в год затаскивала в «Линкольн-центр» эксцентричная бабушка), Тара продолжила:

— Нет ли здесь жильца, который мог проявить особый интерес к Анне Черновой? Балетоман… — Она понадеялась, что произнесла это слово правильно, потому что прежде лишь читала его в программах. — …или особый друг?

Но Колдвелл перестал слушать уже на слове «жилец» и жестко возразил:

— Никто из наших жильцов не совершил бы это преступление, детектив. У нас закрытое сообщество, и мы очень тщательно отбираем любого…

— Могу я сейчас поговорить с мисс Черновой? — спросил Джерачи.

— С Анной? — встревожился Колдвелл. — Но ведь Бет Малоне ждет… ну, хорошо, если такова процедура. Анна Чернова сейчас лежит в лазарете, у нее сломана нога. Я вас провожу.

Тара надеялась, что Джерачи не собирается послать ее на бессмысленный допрос миссис Малоне. Он не послал. У двери лазарета он сказал:

— Тара, поговори с ней.

Тара могла бы воспринять его слова как признание ее осведомленности в области балета, если бы не видела, как Джерачи и прежде так поступал. Ему нравилось наблюдать: молчаливый слушатель, неизвестная величина для того, кого допрашивают.

Пока Колдвелл объяснял ситуацию и представлял их, Тара пыталась не смотреть пристально на Анну Чернову. Она была прекрасна.Да, старая, лет семидесяти, но Тара никогда не видела старушек, выглядящих настолько хорошо. Высокие скулы, огромные зеленые глаза, седые волосы небрежно заколоты на макушке так, что волнистые пряди струятся по бледной коже, выглядящей не столько морщинистой (хотя морщины были), сколько смягченной временем. Ее руки, с длинными пальцами и тонкими запястьями, спокойно лежали на одеяле, а плечи были расправлены даже под белой пижамной блузой. Лишь выпуклость загипсованной ноги портила впечатление хрупкости, отстраненности и глубочайшей печали. То была печаль обо всем, подумала Тара, и она не смогла бы пояснить, что подразумевала под «всем». Гипс на ноге был лишь малой ее частью.

— Садитесь, пожалуйста, — сказала Анна.

— Спасибо. Как уже сказал мистер Колдвелл, внизу, в офисе, был взломан сейф. На единственной вскрытой коробке было ваше имя, а внутри лежало золотое ожерелье с бриллиантом. Оно ведь ваше?

— Да.

— Это то самое, что подарила вам Тамара Карсавина? А ей его подарил Николай II?

— Да. — Анна посмотрела на Тару чуть внимательнее, но не менее отстраненно.

— Мисс Чернова, не можете ли вы вспомнить кого-либо, кто мог проявлять сильный интерес к этому ожерелью? Журналиста, который настойчиво о нем расспрашивал? Или кто-то посылал вам письма по электронной почте? Или кто-то из жильцов?

— Я не общаюсь по электронной почте, мисс Вашингтон.

Ей следовало бы сказать «детектив Вашингтон», но Тара решила промолчать.

— И все же… кто-нибудь?

— Нет.

Она едва замешкалась перед ответом, или ей показалось? Тара так и не поняла. Он продолжала задавать вопросы, но видела, что результата не будет.

Анна Чернова стала проявлять вежливое нетерпение. Почему Джерачи меня не останавливает? Придется расспрашивать, пока он этого не сделает — «размягчать клиента», как он такое называет. Бессмысленные расспросы продолжились. Наконец, когда запас вопросов у Тары уже практически иссяк, Джерачи почти небрежно осведомился:

— Вы знаете доктора Эрдмана, физика?

— Мы однажды встречались.

— Не создалось ли у вас впечатление, что у него есть к вам романтический интерес?

Анна впервые развеселилась:

— Думаю, единственный романтический интерес доктор Эрдман проявляет к физике.

— Понятно. Спасибо, что уделили нам время, мисс Чернова.

В коридоре Джерачи сказал Таре:

— Балет… Полицейская работа нынче точно уже не та, что прежде. Ты хорошо справилась, Вашингтон.

— Спасибо. И что теперь?

— Теперь мы выясним, у кого из жильцов романтический интерес к Анне Черновой. Это не Эрдман, но кто-то другой.

Значит, Анна действительнослегка замешкалась перед ответом, когда Тара спросила, не проявляет ли к ней кто-то из жильцов особый интерес! Тара внутри вся светилась, шагая по коридору следом за Джерачи. Не оборачиваясь, тот сказал:

— Только не впускай это в голову.

— Ни за что, — сухо буркнула она.

— Вот и хорошо. Коп, интересующийся балетом…Боже праведный…

* * *

Корабль начал волноваться. В межзвездном пространстве объемом во много кубических световых лет само пространство-время опасно исказилось. Новое существо набиралось сил — и все еще было так далеко!

Все должно было происходить иначе.

Если бы корабль узнал о том новом существе раньше, все могло бы происходить правильно, в соответствии с законами эволюции. Эволюционирует все — звезды, галактики, разумы. Если бы корабль понял раньше, что где-то в этом галактическом захолустье имеется потенциал для нового существа, то направился бы туда, чтобы руководить, формировать, облегчать переход. Но он этого не понял. Никаких обычных признаков не было.