Лучше лизнуть, чем гавкнуть (сборник)

– Я смотрю, ты весельчак. Ну-ну. Трепись дальше. Только покороче.

– Дошли до трибуны. С песнями, танцами, частушками. Как всегда. Трибуна невысокая, от нас недалеко. Там руководство машет всем ручкой, улыбаются. Вы же нашу крановщицу Катю – певунью знаете?

– Знаю, кто ж её не знает. Матом пропоёт – заслушаешься…

– Она всю дорогу всех веселила. Коля-резчик на гармони, кепочка набекрень, а она с платочком, пританцовывая, девка молодая, смачная, а голосина посильнее вашего…

Рис. М. Беломлинского

– Ты по делу говори, не увиливай. А про смачную – после работы.

– Есть! Возле трибуны разошлась. Видно, мужики на трибуне её возбудили… Катюху не удержишь – и выдала несколько частушек. Они услышали и улыбаться перестали, это я заметил. А что ей сделаешь? Рабочий класс, гегемон, ему всё прощается.

– Ему, может, и прощается, а тебе нет. Тебе артистом быть. Распустили всех. Какие частушки?..

Молчу.

– Пой, я тебе говорю!

Молчу.

– Пой, я тебе приказываю!

«Партизан». Деваться некуда.

– Она разные пела. Но они хмурыми стали после этой:

Полюбила б я Хрущёва,Но боюся одного,Что висит заместо членаКукуруза у него.

Валуев так громко расхохотался, что в дверь заглянула перепуганная Марина.

– Закрой дверь и никого не пускай. Да… Мудрый у нас народ! Это ж надо. Прямо в десятку. Ну, ладно, топай. Отдыхай. Если посадят, то мы тебе от цеха собрание сочинений партийных классиков сообразим. А Катя-смачная передачи будет носить. С частушками. Раньше бы за такое…

На следующий день на доске приказов по цеху я прочитал:

«За низкое проведение работы по поднятию до высокого уровня политико-воспитательной работы среди трудящихся мастеру смены Рубину А. С. Объявить выговор.

Начальник цеха Н. М. Валуев»

Слова «строгий» в приказе не было.

Синие птицы на красном рояле (или день заказов)

Москва. Восьмидесятые годы. Проектный институт.

– Если бы хоть кто-нибудь знал, как мне всё это осточертело, – Юрий Петрович посмотрел на лежащие у него на столе исписанные листы бумаги с расчётами, потянулся и решил размяться. Вышел в коридор и медленно направился к лестничной площадке, где всегда можно было поговорить с курящими коллегами «за жизнь», хоть сам он не курил. В свои пятьдесят лет Юрий Петрович был физически крепок, умён, а самое главное, за что его ценили друзья и сотрудники, обладал неистощимым чувством юмора.

Как он сам говорил: «Это единственное, что у меня неистощимо».

Неожиданно из последней двери коридора вышла и быстро двинулась ему навстречу Зинаида Сергеевна. Юрию она не нравилась. Его ровесница, но некоммуникабельна и всегда неопрятно одета.

– Куда летим, Зиночка?

– От тебя подальше.

– Понятно… А я думал, за заказом.

– Что? – Зина остановилась как вкопанная. – Сегодня дают заказы?

Юрий, заложив руки за спину и не оборачиваясь, молча продолжил своё движение и свернул на лестничную площадку. Зина резко развернулась на сто восемьдесят градусов и ещё более стремительно пошла к себе в отдел.

Со стороны Юрия Петровича это была очередная импровизация. Он слыл мастером розыгрышей и весёлых провокаций.

– Привет, аксакалы! Чьи косточки перемываем? – спросил он курящих.

– Сегодня одна сенсация – директор руку сломал.

– Какую?

– Правую.

– Так ему и надо. Он этой рукой в прошлом месяце нам премию не подписал.

Всем эта логика понравилась.

Пока обсуждали другие темы, заметили, что произошло какое-то изменение в спокойном обычно ритме. Особенно много стало проходить с этажа на этаж женщин с обеспокоенными лицами.

– Что случилось? – спросили у одной.

– Заказы должны давать.

Мужчины сразу же погасили свои папиросы и поторопились в свои отделы. Все, кроме улыбающегося Юрия Петровича.

– Юра, ты не знаешь, где Рая? – спросила руководитель группы, когда он вернулся в свой отдел, – ты же с ней вась-вась…

– Нет. А что случилось?

– Все ждут, заказы давать будут, а её найти не могу т.

– По неполным, но абсолютно точным данным, сегодня утром эти заказы были распределены между дирекцией, партийной и профсоюзной организациями, и, по слухам, профсоюзная Рая получила за это однодневный отпуск, ибо «профсоюзы – школа коммунизма», – на полном серьёзе отчеканил Юрий Петрович очередную выдумку и решил для себя, что он сегодня славно поработал и день прожил не зря.

Но ещё более интересным продолжением этой истории, в результате которой весь институт полдня не работал, стал эпизод с главным инженером Сергеем Сергеевичем Кротовым.

В разгар поисков Раи ему позвонила жена:

– Серёжа! Девочки позвонили мне. У вас сегодня заказы будут. Возьми колбаски, шпроты, и что там будет вкусненького. В субботу у Миши день рождения. И не забудь заехать в школу за Маришкой.

– Галя! Пусть Рая позвонит или зайдёт ко мне, – сказал Кротов секретарше.

Только что закончилось совещание. Он встал, прошёлся по кабинету, сделал несколько приседаний, подошёл к окну, начал отжиматься от подоконника, глядя на улицу, на гастроном, который был на противоположной стороне, на людей, идущих через перекрёсток, и увидел Раю, которая как раз выходила из гастронома с тяжёлыми сумками.

– Галя! А кто сегодня заказами командует?

– Сергей Сергеевич, сегодня никаких заказов нет.

Он посмотрел на часы.

– Вызови машину. Мне за дочкой заехать надо. Вышел из кабинета, на мгновенье остановился, улыбнулся и сказал:

– Передай Рае, что в рабочее время ходить по гастрономам не положено, тем более что из моего окна всё видно.

– Я передам… Но если честно, то там сегодня давали мясо, яйца и масло… Она и мне взяла.

Что он мог ответить?

Уже в машине вспомнил запись одного партийного работника о шести противоречиях социализма:

1. Безработицы нет, а никто не работает.

2. Никто не работает, а планы выполняются.

3. Планы выполняются, а в магазинах ничего нет.

4. В магазинах ничего нет, а холодильники полны.

5. Холодильники полны, а все недовольны.

6. Все недовольны, а голосуют за.

Подъехали к детской музыкальной школе, где училась дочка.

Старое, невзрачное здание, никогда не ремонтируемое, поскольку каждую пятилетку власти обещали построить новое.

«Храм искусства», – подумал Кротов. Он редко заходил внутрь школы, а ждал дочь на улице. Но сегодня приехал рановато и решил побывать в атмосфере высокого искусства.

Зашёл в помещение, медленно двинулся по коридору. Мимо него в каком-то хаосе сновали дети, проходили взрослые с озабоченными лицами, со свёртками и сумками в руках. Обычно в это время занятия ещё не заканчивались, было пусто, и только музыкальные звуки заполняли пространство.

Кротов остановил девочку постарше и спросил, что происходит. Она на него внимательно посмотрела и ответила:

– Пройдите в актовый зал, – и показала в конец коридора, – там идёт награждение наших учителей.