Лучше умереть!

— Конечно, я буду проводить их только с вами, и с превеликой радостью! — воскликнул Люсьен. — Ненаглядная моя, я очень счастлив, что вы так благоразумны. Надежда выручит нас в трудные минуты, недели побегут быстро… А переехать я должен завтра же.

— Как бы быстро время ни бежало, — вздохнув, прошептала девушка, — все равно мне будет очень одиноко!

— Господин Люсьен, — шагнула вперед Жанна Фортье, — а сколько вы платите за квартиру?

— Сто пятьдесят франков… и заплатил вперед. Теперь, если консьержка не найдет сразу же нового жильца, пропали мои деньги, а это больше чем три четверти от внесенной мной платы.

— Мне очень хотелось бы поселиться здесь вместо вас.

— Правда, мамаша Лизон? — воскликнула Люси.

— Да, Милая барышня! Я с удовольствием поселюсь рядом с вами. Вы и представить себе не можете, как я вас люблю, и господина Люсьена тоже. Для меня будет большой радостью сидеть с вами и говорить о нем.

— Вот и хорошо, мамаша Лизон, значит, мы оба с вами переезжаем, вы поселитесь здесь вместо меня, и я буду рад, что моя невеста не одна. Будете с ней болтать о том, кто ее так любит, что и жизни без нее себе не мыслит… А засим вынужден признаться, что голоден, как волк. И если моя малютка Люси проявит милость, она предложит нам поужинать.

Люси захлопала в ладоши.

— Я только о том и мечтаю! — радостно воскликнула она. — Сейчас накрою на стол, а наша милая подруга тем временем сходит за продуктами.

Жанна плакала от радости; она была счастлива. Странное у нее было счастье: лишь слезами она могла его выразить!

Глава 2

Как и было решено, Люсьен на следующий же день начал работать у Поля Армана. Вместе с Мэри, всегда находившей предлог, чтобы быть рядом с ним, он руководил переоборудованием большой комнаты рядом с библиотекой в чертежную мастерскую, затем принялся старательно подбирать штат из знакомых ему хороших чертежников.

Он нашел квартиру из трех небольших комнат на пятом этаже одного из домов на улице Миромесниль и сразу же переехал туда, а Жанна Фортье перебралась поближе к Люси, что вполне соответствовало ее инстинктивным стремлениям.

Люсьен, с тех пор как уехал с набережной Бурбонов, все время был очень занят и не мог выкроить ни минутки, чтобы повидаться с невестой. А та с нетерпением ждала воскресенья; долгожданное воскресенье стало для них обоих и для Жанны счастливейшим из дней.

С появлением Люсьена в доме миллионера жизнь Мэри утратила свое обычное однообразие. С тех пор как Люсьен стал постоянным гостем на улице Мурильо, даже здоровье больной девушки вроде бы несколько улучшилось.

Это, естественно, не укрылось от бдительного ока бывшего мастера. И дало ему основание сделать вывод, что он не ошибся, заподозрив в Мэри зарождающуюся любовь к сыну арфорвилльского инженера; эта любовь, а точнее — ее возможные последствия, — вызывала у него некоторый страх; он с тревогой ждал того момента, когда дочь — а ее характер был ему хорошо известен — придет рассказать ему о своих чувствах.

Прошел месяц; никаких видимых изменений в жизни наших героев не произошло. Между тем Мэри с каждым днем все больше влюблялась в Люсьена Лабру, и тот уже начал замечать, что девушка к нему слишком уж благосклонно относится.

Эта благосклонность, причина которой была вполне очевидна, смущала Люсьена, ибо он страстно любил Люси, а свое сердце предать не смог бы ни за какие миллионы. И поэтому все надежды возлагал на то, что, как только откроется завод и чертежная мастерская переедет в Курбвуа, он сможет, наконец, самым естественным образом прекратить постоянное общение с госпожой Арман.

Когда это произошло, поначалу ему казалось, что все так и вышло. Открытие завода на какое-то время не то чтобы погасило в Мэри любовь, но несколько обуздало ее. Люсьен появлялся на улице Мурильо крайне редко. Работа требовала постоянного его присутствия в Курбвуа.

Мэри молча страдала; иногда, вконец утратив терпение, она под каким-нибудь совершенно ничтожным предлогом отправлялась к отцу на завод, чтобы увидеть Люсьена и обменяться с ним хоть парой слов. Эти редкие и короткие встречи хоть как-то скрашивали ее существование.

Как-то в субботу вечером Люсьен получил письмо от Жоржа Дарье. Молодой адвокат приглашал его назавтра отобедать. Он писал, что намерен кое-что сообщить своему другу. На следующий день Люсьен в назначенное время явился на улицу Бонапарта. У Жоржа он застал художника Этьена Кастеля. Тот уже знал от своего бывшего воспитанника, что Люсьену удалось устроиться на работу, и теперь он занимает весьма высокое положение на предприятии Поля Армана.

— Поздравляю с успехом, господин Лабру… — сказал он, пожимая ему руку. — Вы вполне этого заслужили, и теперь, я полагаю, вас ждет, прекрасное будущее.

— Я тоже так думаю, сударь… и очень на это надеюсь… и не скрою, коль скоро вы так по-дружески ко мне относитесь, что вынашиваю большие планы.

— Наверное, вы намерены когда-нибудь заново отстроить отцовский завод в Арфорвилле?

— Да… Я решил, что это мой долг, и я непременно исполню его. Как только мне удастся накопить сумму, необходимую для того, чтобы — пусть даже в самом скромном масштабе — начать работы, я сразу же этим займусь. Мысль об отце поможет мне справиться с трудностями.

— Я рад, что ты принял такое решение, друг мой! — сказал Жорж. — Ты поступаешь как великодушный человек, как достойный сын своего отца. И, раз уж речь зашла о прошлом, я сейчас расскажу, что мне по твоей просьбе удалось выяснить по поводу женщины, приговоренной к пожизненному заключению за поджог и убийство.

— Жанны Фортье?… И что же?

— Виновна она или нет, но на долю ее выпали ужасные страдания. После объявления приговора она сошла с ума…

— Сошла с ума! — хором вскричали Этьен Кастель и Люсьен.

— Да… И в таком состоянии девять лет провела в Сальпетриере.

— Ее оттуда выпустили?

— Да. Во время осады там возник пожар от взорвавшейся бомбы, и он так напугал ее, что пробудил рассудок и память. Тогда ее перевели в Клермон, в центральную тюрьму, где ей и предстояло доживать свои дни, ибо приговорена она была к пожизненному заключению.

— Она умерла? — с нетерпением спросил Люсьен.

— Нет; два месяца назад, обманув охранников, она, переодевшись в платье одной из работавших в тюремной больнице монахинь, сбежала.

— Сбежала! — воскликнул Этьен Кастель. — И полиции не удалось напасть на след?

— До сих пор нет, но маловероятно, что ей удастся навсегда остаться на свободе. Описание ее внешности разослано по всей стране, и рано или поздно несчастную все-таки схватят.

— Бедная женщина! — прошептал Люсьен. — Ты был прав: на ее долю выпали действительно ужасные страдания. Кто знает, увижусь ли я с ней теперь, а мне так хотелось с ней встретиться… поговорить… А с чего вдруг она решила бежать?