Лучше умереть!

— И в самом деле, ваш протеже — неоценимый сотрудник.

— Я очень надеялся, что все так и получится. Можно даже сказать: заранее был уверен, ибо хорошо знал, сколь редкими качествами он обладает. Тем не менее он перед вами в неоплатном долгу и считает вас своим благодетелем, чуть ли не спасителем, и абсолютно прав: если бы вы так вовремя не протянули ему руку помощи, он окончательно впал бы в отчаяние.

— В отчаяние?… — с волнением спросила Мэри.

— Почему вдруг? — поинтересовался Поль.

— А потому, что Люсьен Лабру стал уже сомневаться и в себе самом, и в своей способности обеспечить себе будущее. А сомнения, как известно, нередко доводят до отчаяния. На долю Люсьена выпали страдания, которых он совершенно не заслуживал. И теперь ему самое время познать хоть немного счастья, дабы залечить раны, нанесенные в прошлом.

Поль Арман, услышав эти слова, внезапно испытал сильное замешательство. Ему захотелось сразу же встать и уйти, но Мэри, которую живо интересовало все, связанное с предметом ее любви, в этот самый момент заговорила:

— У господина Люсьена ведь нет никаких родственников, да?

— Да, сударыня… в результате гнусного преступления он остался сиротой.

Девушка содрогнулась.

— В результате преступления!… Он никогда не говорил мне об этом… Папа, а тебе?

— Разумеется, сказал… Но я не счел нужным рассказывать тебе эту мрачную историю.

— Но почему? Ведь господин Люсьен и мой протеже тоже, я хочу знать о выпавших на его долю невзгодах, чтобы так же, как и ты, постараться помочь ему их забыть.

«Славное дитя…» — подумал Этьен Кастель, поочередно поглядывая то на отца, то на дочь. Мэри продолжала:

— Господин Дарье. Если можно, расскажите мне об этой трагедии!

— Я могу изложить вам ее вкратце… Однажды его отец, Жюль Лабру, возвращался домой из поездки. Среди ночи он прибыл в Альфорвилль и, едва ступив на территорию своего завода, увидел, что возник пожар, и тут же был убит.

— Но это же чудовищно! — дрожа, проговорила Мэри. — Правда, папа?

— Да… чудовищно…

— И кто же совершил поджог и убийство?

— Суд решил, что и то и другое сделала некая женщина… привратница и приговорил ее к пожизненному заключению.

— Да эта женщина просто чудовище! — в ужасе сказала Мэри.

— А может быть, она тоже жертва… — заметил Жорж.

— Что вы имеете в виду?

— Некоторые сведения, сообщенные Люсьену сестрой его отца, достойнейшей дамой, воспитавшей его, посеяли в его душе сомнения относительно виновности этой женщины.

— Но у суда никаких сомнений не возникло?

— Нет, сударыня. Все улики свидетельствовали против обвиняемой.

— И как же после этого господин Люсьен может сомневаться?

— Доказательства он считает недостаточно убедительными. И полагает, что тут имела место судебная ошибка, а они, увы, не так уж редки! От заключенной — Жанны Фортье — он надеялся получить какие-нибудь сведения, способные навести его на след подлинного виновника. К несчастью, в данный момент встретиться с ней нет ни малейшей возможности.

Арман почувствовал, как на голове у него выступил холодный пот.

— Это почему же? — почти резко спросил он. — Она осуждена и должна сидеть в тюрьме.

— Месяца два назад Жанна Фортье сбежала из центральной тюрьмы Клермона, где ее содержали до сих пор.

— Сбежала! — побелев, воскликнул бывший мастер.

— Впрочем, скорее всего ее в ближайшее время поймают… Люсьен ничего не знал о ее побеге. Об этом я сообщил ему только сегодня, ведь он просил меня навести о ней справки. Он очень расстроился… Потому что возлагал большие надежды на беседу с ней.

— Но если предположить, что предчувствие не обманывает его, он ничего уже не сможет сделать с преступником, ибо истек срок давности.

— Простите, сударь, еще как сможет! Если преступник, воспользовавшись украденными деньгами, занял весьма почетное положение в обществе, возмездием ему будет страшный скандал. А подобный позор зачастую оказывается хуже вынесенного судом приговора, так что виновнику остается лишь руки на себя наложить.

— Ах! — воскликнула Мэри. — Это было бы очень справедливо. Хоть бы господину Люсьену все это удалось и он отомстил бы за своего отца.

Поль Арман чувствовал себя так, словно земля уходит у него из-под ног. Слушая эти речи, он невольно опустил голову. Жорж Дарье сказал:

— Люсьен мечтает, работая в поте лица, сэкономить сумму, достаточную для того, чтобы на территории бывшего отцовского завода восстановить хоть часть сожженных цехов; и тогда он сможет сам заработать себе состояние.

— Вот уж, поистине, мечта, достойная всяческих похвал! — воскликнула Мэри. — Господин Люсьен вполне заслуживает успеха, и рано или поздно его добьется; но в твоей власти, папа, обеспечить ему этот успех тотчас же.

— Каким образом?

— Несколько дней назад ты говорил мне, что начатые тобой работы приобретают необычайный размах. И что в самом ближайшем времени тебе понадобится строить второй завод, а в Курбвуа останутся лишь цеха по производству железнодорожного оборудования… Господин Лабру с успехом может возглавить твой новый завод.

— Именно на него я и намерен возложить эту обязанность.

— Тогда сделай его своим компаньоном!

Жорж Дарье и Этьен Кастель слушали со все возраставшим интересом.

— Но… — начал было старший мастер.

— Никаких «но»… — перебила Мэри. — Ты достаточно богат, чтобы не требовать никаких денежных взносов с господина Люсьена — человека талантливого, молодого и решительного. Ведь это само по себе уже немало… Не говоря уже о том, что мы богаты… слишком даже богаты… и наш долг — помочь сыну погибшего инженера Лабру подняться до того положения в обществе, которое по праву принадлежит ему с самого рождения.

«До чего же славная девушка!» — подумал Этьен Кастель.