Лучше умереть!

— У нее еще на правой щеке родинка внизу?

— Точно.

— А днем они куда-нибудь отлучаются?

— Начиная с одиннадцати, по очереди ходят обедать в ресторанчик неподалеку.

— Спасибо, голубушка.

Узнав все, что нужно, Овид ушел. Мгновение спустя появилась Аманда и, заглянув в привратницкую, спросила:

— Госпожа Барде, у вас ничего для меня нет?

Госпожа Барде с таинственным видом поджала губы.

— Пока нет, но, наверное, будет.

— Что? О! О чем это вы?… Госпожа Барде, миленькая, ну скажите же.

— Сейчас у меня ничего нет, но мне известно, что, по всей вероятности, скоро вы будете получать записочки, ибо кое-кто проявляет к вам интерес.

— Значит, кто-то с вами обо мне говорил?

— Меня расспрашивали по вашему поводу.

— Ой, а кто? Какой-нибудь шикарный господин?

— Речь идет не о том, кто меня расспрашивал; а тот, кто его послал, выглядит, надо думать, вполне шикарно.

— И что же его интересовало?

— В котором часу вы ходите обедать… когда кончаете работать…

— А что вы ответили?

— Ответила, все как есть, а потом принялась вас расхваливать на все лады.

— Госпожа Барде, если мне вдруг повезет, я уж не забуду отблагодарить вас должным образом… Подарю вам золотые часы на цепочке.

— Считайте, что они уже мои.

— Ладно, побегу на обед… я и так уже задержалась.

Аманде Регами было двадцать два года. Она отличалась весьма приятной внешностью и восхитительным умением преподнести себя в красивом платье. Именно поэтому ее и взяли к госпоже Опостин. И роскошно одевали, дабы все могли оценить по достоинству творения модной портнихи, — и выглядела она в них на редкость элегантно; так что ее сначала взяли на работу, а потом уже обучили ремеслу примерщицы.

Будучи напрочь лишена каких-либо моральных устоев, Аманда мечтала лишь о праздности, роскоши и прочих радостях исключительного характера. Идеалом ей служили те женщины, ремесло которых заключалось в том, чтобы быть хорошенькими; в Париже они всегда в центре внимания, и Аманда старалась во всем походить на них. Она знала, что хороша собой, и в радужных мечтах о будущем ей грезились особняк где-нибудь неподалеку от улицы Прони, слуги, карета и открытая коляска, литерная ложа на премьерах и бордоские раки в отдельных кабинетах.

Прежде чем попасть к госпоже Опостин, она год прожила в Жуаньи у модистки, откуда вынуждена была уехать вследствие некоей весьма досадной истории.

В тот вторник, о котором идет речь, примерка платьев пошла у нее вкривь и вкось; скалывая детали, она втыкала булавки прямо в клиенток. Минуты тянулись, как часы. Казалось, никогда эта работа не кончится. Наконец без четверти восемь Аманда прошла в туалетную комнату, сняла роскошное платье госпожи Опостин и надела свой собственный костюм — он был попроще; из мастерской она ушла последней.

На сей раз она не стала задерживаться, чтобы поболтать с консьержкой, а сразу же вышла на улицу, остановилась и огляделась по сторонам. На тротуаре стоял какой-то мужчина лет пятидесяти — в волосах у него уже пробивалась седина; одет он был хорошо и выглядел вполне респектабельно.

— Ну не этот же… — прошептала она.

И неспешно двинулась в ту сторону, где стоял седоголовый господин. В тот момент, когда она проходила мимо, он с улыбкой поклонился. «Вот те на!… Похоже, это он и есть… — подумала Аманда, не слишком, впрочем, удивившись. — Выглядит и в самом деле богатеньким… и весьма приличным господином».

Никак не отреагировав ни на поклон, ни на улыбку, она двинулась дальше, но шла теперь еще медленнее, прибегнув к тем явно рассчитанным на эффект уловкам, которые, как ей казалось, лишний раз подчеркивали элегантность ее походки. Овид спокойно наблюдал за ее маневрами.

«Давай, давай! — думал он, вышагивая вслед за ней. — Ломайся сколько душе угодно, рыбка моя! У консьержки язык длинный… И ты у меня на крючке».

Так, друг за дружкой, они прошли по улице Де Ля Пэ, потом — по бульварам, потом — по Фобур-Монмартр добрались до улицы Мартир. Там примерщица остановилась возле витрины магазина дамского белья. Овид подошел и встал рядом с ней.

— Я не ошибся, мне и в самом деле выпал счастливый случай встретиться с госпожой Амандой? — вкрадчиво спросил он.

Девушка, взглянув на него, изобразила на лице крайнее изумление.

— Да, сударь, — ответила она. — Но что-то не припомню, чтобы мы с вами были знакомы.

— У вас столько поклонников, что вряд ли вы можете быть знакомы с каждым, кто вами восхищен, — галантно заметил Овид.

Услышав такой комплимент, Аманда покраснела от гордости. И подумала: «Конечно, этот человек уже не очень молод, но он чертовски шикарен, да и сохранился совсем неплохо»!

И она снова двинулась в путь. Но теперь уже Овид шел не сзади, а рядом с ней.

— Улица Мартир довольно длинная и крутая, а стало быть, идти по ней несколько утомительно. Не позволите ли, сударыня, предложить вам опереться на мою руку?

Аманда сочла своим долгом пролепетать в ответ:

— С какой стати, сударь? Еще раз говорю: я вас совсем не знаю.

— Конечно; но я-то вас знаю и уже давно мечтаю познакомиться поближе, хотя очень застенчив и до сегодняшнего вечера просто не смел подойти к вам.

— Не понимаю, с чего вдруг вам это понадобилось.

— Всего лишь три слова, но они объяснят вам все: я вас люблю!…

— Вы меня любите! — рассмеялась девушка. — Ах, сударь! Мужчины способны говорить такое первой попавшейся женщине.

— Другие — может быть, но не я.

— Ну и каковы же ваши намерения, коль скоро вы меня любите?

— Не сомневайтесь, намерения у меня самые честные; но посреди улицы довольно трудно, практически невозможно вести серьезный и долгий разговор. Кстати, вы наверняка еще не ужинали.

— Нет, сударь.

— И я тоже. Так вот, позвольте предложить вам на ужин устриц, молодую куропатку и раков. За столом и поговорим.

Аманда рассмеялась.

— Свидание с глазу на глаз! Так вот сразу! — возмутилась она. — Это может скомпрометировать меня.

— Свидание с человеком моего возраста, имеющим вполне честные намерения, никоим образом вас не скомпрометирует. Поверьте мне, и хватит раздумывать.

— Ну ладно! Вы вызываете во мне доверие… Согласна.