Лучше умереть!
Шрифт:
— Что с вами?
— Каторга, а не работа! Теперь неизвестно, когда мы будем ужинать… Я сейчас должна нанять извозчика и тащиться на набережную Бурбонов, дабы узнать, ездила ли Люси в Буа-Коломб.
Овид мог бы, не сходя с места, дать ответ на этот вопрос, но по весьма веским причинам предпочел смолчать.
— Я поеду с вами, голубушка, — сказал он. — Так что давайте поищем фиакр. А потом отправимся поужинать в ресторан «Серебряная башня», это совсем рядом с набережной Бурбонов.
Вторично проходя мимо спящего возле рощицы мужчины, Люси не испытала уже страха или удивления и пошла своей дорогой,
— Вот так случай!… — воскликнула женщина. — Откуда вы здесь, миленькая моя?
Люси объяснила.
— Ну а вы-то сами, мамаша Лизон, как будто каждый день бываете в Гаренн-Коломб, не хлеб же вы сюда клиентам носите… Длинноватый получился бы маршрут!
— Да, голубушка. Я впервые сюда приехала: в Гаренн-Коломб мне нужен дом 41 по Парижской улице.
— И что же вас привело в Гаренн?
— Мне нужно найти мать госпожи Лебре, моей хозяйки.
— А что, вашей хозяйке стало хуже?
— Чувствует она себя по-прежнему плохо… все хуже и хуже… и хочет повидаться с матерью. Уже год как господин Лебре поссорился со старушкой — из-за денег — и запретил ей даже приходить к ним в дом. Хозяйка не смеет попросить, чтобы он написал ей, вот и отправила меня сюда — уговорить старушку забыть все прошлые ссоры и обиды да навестить тяжело больную дочь.
— Жаль, что у меня так мало времени, а то бы я вас подождала. Но, увы, ничего не получится… К завтрашнему дню нужно закончить платье, мне даже придется везти его в Гаренн в девять вечера… это совсем невесело…
— Ну что ж, миленькая, давайте поцелуемся, и бегите скорей работать. А я пойду выполнять поручение хозяйки.
Они расцеловались, и Люси поспешила на станцию. А мамаша Лизон, чуть погодя, уже вышла на Парижскую дорогу. И оказалась перед каким-то владением, стены вокруг которого были увиты диким виноградом и плющом. Возле входа висела табличка с номером дома — 41. Жанна подергала за цепочку, колокольчик зазвенел; почти тут же появилась служанка — пожилая деревенская женщина, с подозрением разглядывавшая незваную гостью.
— Что вам здесь понадобилось?
— Я хотела бы поговорить с госпожой Лебель. Меня прислала ее дочь, госпожа Лебре, хозяйка булочной на улице Дофина.
— Идемте со мной.
Служанка отвела Жанну в дом, проводила в комнату на первом этаже, где сидела госпожа Лебель — весьма тучная особа лет шестидесяти с небольшим, — и сказала:
— Сударыня, эта женщина пришла по поручению вашей дочери.
— По поручению дочери! — воскликнула тучная особа. — А сама она что, разве больна?
— Да, сударыня.
— И давно?
— Уже две недели.
— И этот господинЛебре изволил выжидать две недели, прежде чем сообщить мне, — с горечью и гневом сказала госпожа Лебель.
— Меня прислал не он…
— Значит, дочь?… Но ведь ей прекрасно известно, что я никогда не переступлю порога ее дома, поскольку ее муж выгнал меня оттуда…
— Госпожа Лебре больна очень серьезно.
— В ее дом я вложила немалые деньги, и, даже если она при смерти — не дай, конечно, Бог! — я не пойду туда нарываться на оскорбления. Дочь прекрасно знает об этом, и
я очень удивлена, что она послала вас сюда втихаря от мужа…— Она думала, что, узнав о ее болезни, вы, может быть, забудете прежние ссоры.
— Ничего я не забуду! И к дочери приду лишь после того, как этот господинЛебре сам меня пригласит, причем извинившись для начала, как следует.
Слушая эту женщину, в которой уязвленное самолюбие заглушало все материнские чувства, Жанна ощутила, как у нее сжимается сердце. Она осмелилась было еще что-то сказать, но госпожа Лебель решительно перебила ее:
— Что бы вы ни говорили, этому не бывать! — воскликнула мстительная особа. — Я вам уже все сказала… Передайте дочери, что меня очень печалит ее болезнь, но ноги моей в ее доме не будет до тех пор, пока ее муж не покается передо мной публично, в письменном виде сообщив о том, что сожалеет о своем чудовищном поведении и умоляет меня приехать повидаться с дочерью! Таков мой ультиматум… и я буду стоять на своем! Никому не позволю собой вертеть!…
И разносчица хлеба ушла, глубоко огорченная, что ей придется повторять слова этой бессердечной матери.
Когда она вернулась на улицу Дофина, часы пробили семь. Госпожа Лебре ждала ее с нетерпением человека, уверенного в том, что дни его сочтены, и жаждущего в смертный час обнять на прощание тех, кого он любит…
— Ну что, мамаша Лизон, виделись вы с моей матерью? — слабым голосом спросила она.
— Да, сударыня… — ответила Жанна; растерянность ее была столь очевидна, что хозяйка тотчас поняла, какой разговор состоялся в Гаренн-Коломб.
— Значит, моя мать все еще в обиде? — с трудом проговорила она. — И отказывается навестить меня?
— Увы, это так, сударыня.
— Но вы же сказали ей, что я больна… очень больна?
— Сказала.
— И что она ответила?
— Что приедет лишь в том случае, если господин Лебре письменно извинится перед ней, умоляя простить его.
— Господи Боже мой! — простонала больная. — Я даже перед смертью не смогу увидеться с матерью!
— Не стоит горевать, сударыня. Болезнь ваша вовсе не так страшна, как вам кажется, а господин Лебре, может быть, и согласится написать теще.
— Мужа сейчас нет.
— Сейчас нет, но ведь он вернется.
— Только завтра вечером… Кто знает, буду ли я еще жива…
Больная в отчаянии ломала руки, крупные слезы потекли по ее щекам. У Жанны защемило сердце.
Карета, в которой ехали Овид с Амандой, остановилась возле дома 9 по набережной Бурбонов. Девушка легко и быстро поднялась на седьмой этаж и вошла в комнату; Люси работала, ей помогала еще одна мастерица.
На сей раз, пока примерщица поднималась к Люси, Овид не стал терять время, сидя в карете. Одна из лавок, расположенных на первом этаже дома 9, была скобяной. Овид заприметил это еще в тот день, когда Люси выронила платок.
«Очень кстати здесь эта лавочка», — подумал Соливо.
Он вышел из кареты, открыл застекленную дверь и вошел в лавку. За прилавком сидела женщина. Она встала и подошла к Овиду.
— Мне нужен кухонный нож… очень прочный, вроде тех, которыми пользуются мясники при разделке мяса…
— Есть у меня такой, — сказала торговка, что-то доставая с витрины. — Очень хорошая вещь, мы сами их делаем, так что за качество я могу поручиться…
Овид осмотрел лезвие. Похоже, качество и в самом деле было неплохим.