Лучшие из нас

— Ничего себе, — сказала Нанна, сделав вид, что удивлена.

— …потому что я работал немного над непристойными руническими надписями, ну знаешь, над этими рунными палочками, великое множество которых нашли во время раскопок у набережной в Бергене. В них много сексуальных словечек, доложу я тебе.

— Не думала, что ты интересуешься историей языка.

— Интересуюсь. Латынь, древнегреческий, древненорвежский и праскандинавский.

Он рассказал о своей диссертации и пообещал подарить Нанне экземпляр «Между Сциллой и Харибдой: морфосинтаксическое погружение в латинском и древненорвежском языках» с автографом в обмен на экземпляр ее диссертации. Он был оживлен и очарователен, его волосы спадали на лоб, когда он цитировал своих оппонентов и имитировал немецкий акцент главного из них. Но он не мог избавиться от мыслей о Ринкель, несмотря на то что присутствие Нанны и разговор со скандинавистом в вязаной кофте значительно улучшили ему настроение. Но сейчас он хотел завершить обед. Не то чтобы чувства Пола к Нанне ослабли или он понял, что все-таки не любит ее — совсем нет. Просто ему требовалось время для размышлений, для того, чтобы побыть наедине с собой, поэтому он при первой возможности заявил, что им, наверное, пора уже возвращаться к своим письменным столам. «Сделать что-нибудь полезное для общества», — сказал Пол, и они оба тихо засмеялись над этой забавной фразой, относя подносы к окошку моечной, расположенному рядом с выходом из кафетерия.

Они спустились на эскалаторе в холл и поднялись по лестнице в кабинет Нанны на втором этаже. Отделения кафедры футуристической лингвистики располагаются в таком порядке, в каком, в соответствии с различными теориями, обычно располагают компоненты языка. На втором этаже находится отдел футуристической фонологии, поскольку звуки можно считать самыми мелкими элементами языка. Это основополагающий уровень. Этажом выше обитают морфологи — те, кто изучает изменения слов. Это средний уровень. Четвертый этаж заняли синтаксисты, потому что синтаксис изучает, как слова соединяются в словосочетания и предложения. Отделения прагматики и технического обеспечения размещаются на самом верху, за кафетерием и залами заседаний. Административные офисы находятся на первом и пятом этажах.

На стенах второго этажа развешаны красивые яркие акварели, созданные на основе осциллограмм и спектрограмм, демонстрирующих произношение гласных и согласных. Какой-то высокооплачиваемый художник получил эти фонетические выкладки и представил свое видение. Пол согнул свое длинное тело, чтобы прочитать надпись на маленькой белой табличке под первой картиной: «Тщетно тщится щука ущемить леща (звук „щ“)». По всему коридору на потолке через равное расстояние установлены звуковые души. Они работают так: когда кто-то приближается, сенсор это регистрирует, и звуковой душ запускает аудиозапись. Сотрудники отделения постепенно выработали иммунитет к этим записям и больше их не замечают. Но Пол, который раньше нечасто заходил на этаж к фонологам, и Нанна, которая здесь почти не бывала, поскольку поступила на работу всего неделю назад, с удовольствием приняли звуковой душ.

Пол посчитал, что неспешная прогулка по коридору будет достойным завершением их обеда. И они стали останавливаться под каждым душем и слушать. Первый выплеснул на них будущее западных диалектов, лирические видения Эйвинда Римебрэйда о том, каков будет язык в Норвегии в 2480 году:

Слип РОБОТ нет, не должен. Но САМТАЙМЗ вижу странный силли сон. Coy, он такой: я лив на астероид, И, типа, сотня гуманоидов со мной. И флаинг прочь из Солнечной системы, Прощаемся с Луной, такая тема.

Они улыбнулись друг другу. На переносице Нанны появилась поперечная морщинка. Следующий душ говорил по-французски, гулкий мягкий голос произнес: «La terre est bleue comme une orange», [39] и после небольшой паузы предложение повторилось.

— Прекрасно, — сказал Пол. Нанна кивнула в ответ. — Это из Элюара, — добавил он.

— А я даже поняла, что это значит, — произнесла она.

— Как я погляжу, среди вас, фонологов, полно франкофилов и франкофонов, — заметил Пол под следующим душем. Они стояли очень близко друг к другу и ждали, когда на них польются французские слова: «La pens'ee est comme une n'eblueuse o`u rien n'est n'ecessairement d'elimit'e». — Потому что это Соссюр, — сказал Пол, и ему настолько нравилось стоять, почти прижимаясь к стройному телу Нанны и объяснять ей разные вещи, что он оборвал себя на полуслове: ведь вряд ли нужно было объяснять Нанне, что швейцарец Фердинанд де Соссюр считается основателем европейского структурализма. Вместо этого он спросил, можно ли ему перевести предложение. Нанна кивнула.

39

Земля синяя, как апельсин (фр.).

— «Мысль подобна звездной туманности, где нет обязательных границ».

— Великолепно, — сказала Нанна, широко распахнув чистые глаза. — Я знаю, что имеет в виду Соссюр: только когда мысль облачается в слова, она становится четкой.

— М-м-м-м. Мысли в общем-то не существует, пока она не вербализована, — проговорил Пол и изучающе оглядел ее.

Хотя голова его была наполнена густым звездным туманом, Пол уже давно облек свое томление, свою любовь и свое вожделение в слова: он любил Нанну. Пол вдруг вспомнил, что еще не сказал Нанне об этом. Но сейчас он слишком устал, ему казалось, что теперь не время выкладывать все свои самые глубокие чувства, и он не произнес того, что собирался ей сказать. Он довольствовался мыслями об этих трех словах, о трех магических словах. Он шел дальше по коридору совсем рядом с ней.

— Спасибо за прекрасный обед, — проговорила Нанна официальным тоном. Они уже дошли до ее кабинета, приняв по дороге еще три звуковых душа (один был японским хайку, второй представлял все гласные звуки сюннмёрского диалекта, прочитанные в ритме рэпа, а третий — кисло-сладкое стихотворение Свердрупа «Кошмар грамматиста», которое Пол однажды поздним холодным вечером прочитает на доске для заметок над столом Ринкель). Какое-то время они молча стояли у двери кабинета.

— Мы ведь еще как-нибудь пообедаем вместе? — спросил Пол.

— Да, — ответила Нанна. — Я хочу узнать больше о древненорвежской филологии.

— Завтра?

— Почему бы нет.

Уверенный в себе, чуть ли не насвистывая, Пол поднялся по лестнице в свой кабинет. Нанна. Это красивейшее из всех женских имен, это исключительное двусложное имя собственное: На-на. Он гордо цокал языком. Скоро она будет принадлежать ему. То, что она использует древненорвежскую филологию как предлог еще раз встретиться с ним, было очаровательным, совершенно прозрачным, а потому неотразимым намеком. Мысль о том, что Нанна действительно интересуется древненорвежским, не приходила ему в голову. А вот то, что она интересуется им, казалось само собой разумеющимся. Он мог смело признаться в своих чувствах и уже мечтал о том, как сделает это. Завтра.

В тот день в окна кабинета Пола ярко светило солнце. Он только что прочитал электронное письмо от Лоне, полное игривых замечаний совсем в ее стиле. Он представил ее такой, какой она была в тот раз, на семинаре в Орхусе, ее руки, обнимавшие его, груди, ходившие вверх-вниз, каплю пота, упавшую с кончика ее носа на его лицо, сильный запах наслаждающейся женщины. И он представил ее в кровати в гостиничном номере в Амстердаме: длинные загорелые ноги, лоб, наморщившийся перед тем, как она застонала.

Эти картины пробудили в нем желание, которое молниеносно промчалось по нервным окончаниям из мозга вниз, к пенису, но тут же отступило, приведя лишь к быстрому приливу крови к этому участку тела, и к тому, что его ответ Лоне получился еще более игривым, чем ее сообщение. Кроме того, он начал письмо принятой между ними шуткой, такой пошлой, что он не мог бы поделиться ею даже с Мортеном, но которую лингвисты Лоне и Пол находят забавной: предложение, включающее придуманное ими выражение «совершить втолкновение».

Он был полон энергии, немного обеспокоен и все еще ощущал чреслами неудовлетворенное желание. Он быстро читал статьи — сперва диахроническое описание сильных глаголов во фризском, затем статью о том, как те, для кого бенгальский язык не является родным, перенимают английские определения (которая, кстати, не имела ни малейшего отношения ни к нынешним исследованиям Пола, ни к первоначальной сфере его интересов, но статья была хорошо написана, и Пол увлекся, да так, что не заметил, как дочитал до конца).