Лучшие парни галактики

Девушка не знала , радоваться этому или нет. То ли с восходом светила ведущему стало легче,то ли наоборот, организм его решил не сопротивляться и тихо помереть.

Присмотрелась к раненому внимательнее: нет, все же спит, а не отдает концы. Она склонилась над ним в тот момент, когда Джей разлепил веки.

Их взгляды встретились всего на миг: испуганный и решительный. Озерная гладь и серая сталь. потом раненый смежил веки и отрубился.

Весь последующий день напоминал бредовый сон не только Эйджею. Всем. Они шли. Запинались. Падали. Снoва шли. Курс, взятый в глубь острова, туда, где точно их не достанут лидары и сонары, одобрили все трое. Ведущий, будучи в беспамятстве, высказать возражений не смог, и его молчание было принято сокомандниками как знак согласия.

На изломе дня палящее солнце скрылось за тучами,и на них обрушился настоящий тропический ливень.

Ливень хлынул стеной, да такой плотный, что воду можно было зачерпывать пригоршнями. Он вмиг стер все пространство вокруг, отгородил завесой деревья, кусты. Лианы, что ещё минуту назад были в зоне видимости.

Команда промокла вся разом. Дождь лупил беглецов по макушкам, а Джея – по лицу.

Ведущий, что уже вторые сутки балансировал между сном и явью, в тот миг, когда хлесткие капли удaрили его по щекам, вынырнул из нави.

Темнота. Боль, выворачивающая наизнанку кишки, дробящая череп на осколки, вцепилась в него не хуже, чем злой ротвейлер – в добычу. Он лишь шире открыл рот, ловя губами холодные небесные струи. Ему казалось, что дождь приносит облегчение.

– Эй, он еще жив? – Мэд, несший носилки сзади, заволнoвался первым.

Еще бы. Раненый почти не дышал. С отрытым ртом и остеленевшим взглядом, что смотрит вверх, Эйджей мало походил на живого. Зато в роли пoойника стал бы едва ли не номинантом на престижные инопремии.

Команда с «ношей» пряталась от ливня под разлапистым местным аналогом ели, который радовал мир роваво-расной хвоей, что источала запах, больше всего похожий на имбирный. Притерпеться можно. Главное, что растение поа о плотоядности своей не заявляло , а вело себя вполне мирно. Даже орневища не шевелились.

– Эй, ты там живой? – Рой бесцеремонно похлопал раненого по щеам.

– Да очнись же! – это уже Кэм, сжавшая улаки до кровавых полумесяцев в том месте, где ногти впились в кожу.

– Это пос... последний... сезон, – выдавил из себя Джей, находящийся сознанием сорее в мире галлюцинаций, чем в реальности.

– Бредит, значит, живой, – констатировал эд.

потом геймер, как существо неисправимо оптимистичное, решил, что раз уж смерть одного из членов их «отряда» откладывается, можно позаботиться и о страстях низменных: например, о пропитании. Вернее , пропивании, поскольку запас воды у команды был на исходе.

эд выставил руку с кружкой под проливной дождь. Не сказать,чтобы вмиг, в отличие от промокшей и набрякшей одежды, посудина наполнилась водой. Этот нехитрый прием кучерявый провернул еще несколько раз , пока не заполнил походную фляжку до краев.

Под ошарашенным взглядом Кэм геймеру пришлось пояснить:

– Я , понимаю, чтo смерть – дeло торжественое, но то умирать, а не подыхать от жажды. А пресную воду мы еще неизвестно когда найдем.

ой, оказавшийся тоже натурой черствой и расчетливой, не преминул последовать примеру геймера.

А Кэм так и сидела ошарашенная. Вчера, когда все произошло, ее сoзнание, заботливо оберегая хозяйку, не стало рисовать ей полную картину случившегося. Но вот сейчас девушка в полной мере поняла: игры и шоу не только закончились. Вполне скоро может закончиться и ее жизнь.

Истерика, что подспудно копилась с того момента, как она увидела полумертвого ведущего, накрыла штормовой волной.

Кэм давилась слезами, что жгли глаза, криками, которые так и не вырвались и раздирали горло. е руки тряслись, а тело била дрожь. А потом она истерично рассмеялась: хотела вылезти из привычной раковины, хотела деньжат, новых ощущений? На, получи и распишись.

эд с Роем переглянулись. Кучерявый нерешительно переступил с ноги на ногу, не зная, что делать с истерящими девицами, зато для Алекса такое поведение было не в новинку. И он применил сразу оба проверенных средства от женских психозов.

Решительно подошел к сидящей на земле девушке. Опустился на корточки так, что их лица оказались на одном уровне, и залепил ей пощечину тыльной стороной забинтованной ладони. Не сильную, но хлесткую , а потом решительно обхватил макушку ладонью, забыв об уже привычной боли,и поцеловал так и замершую сусликом сокомандницу.

То, что призвано было отрезвить, стать ушатом холодной воды , превратилось в нечто иное. Алекс и сам не понял, как впился губами в рот, раздвинул ее губы, яростно коснулся языком языка. Он чувствовал ее вкус, чуть солоноватый, разбавленный дождевой влагой и сдобренный потом и отчаянием,и пьянел.

Умом Алекс понимал, что это реакция на стресс, что это лишь желание тела, которое стремится вот так , по–животному, убедиться в том, что он сам еще жив. Но то мозг, вопящий благим матом о здравом смысле. И ему хотелось послать этот голос разума куда подальше. А вот желание ощутить под ладонями упругую мягкость тела, прижать Кэм к мокрой земле, сорвать одежду, увидеть ее целиком , а потом оставить на гладкой, загорелой коже отметины своих поцелуев, укусов...

Это был краткий миг. Секундное помешательство, которое выбросило в кровь кучу адреналина, заставило сердце биться в бешеном ритме, а грудную клетку вздыматься, как после марафона.

Алекс и сам не ожидал от себя такой реакции на девушку. Реакции – до рези в паху. И он опешил. Отшатнулся и... получил оплеуху.

Пощечина вышла не только звонкой, но и тяжелой. Такой, после которой на щеке начал наливаться багрянцем след.

– Ну ты и...
– не нашлась Кэм.

– Заслужил, - покаянно и слегка oшарашенно признал Рой, но быстро взял себя в руки: – Зато ты пришла в себя.

Кэм от неожиданности икнула, зато Мэд за словом в карман не полез.

– Знаешь, Алекс , если начнешь лечить меня от истерики, пожалуйста, лучше врежь мне два раза, но только не целуй... А то я решил, что еще пара минут – и ты заделаешь Кэм ребенка...

– Думай, что говоришь, – огрызнулся Рой, больше злой на себя и свою реакцию, чем на слова сокомандника.

– А тут и думать не надо, я лишь говорю то, что вижу.

– А... у... вас... тут... весело... – прохрипел пришедший в себя раненый.

Почему-то именно от этих слов Кэм стало особенно стыдно , а еще оттого, что у этого поцелуя был «посторонний» свидетель. К эду она относилась уже как к свoему: если не родной, то уж точно хороший приятель , а тут, считай, чужой.