Лучший друг моего парня

Мирон прижимает пальцы к клитору и с силой надавливает, выбивая из меня новую порцию пошлых стонов, которые тонут у него во рту.

Широко распахиваю глаза, узнавая в шуме голосов за дверью Сашин… и Викин.

Мир смотрит прямо на меня. Его чёрные зрачки расширены от возбуждения, грудь тяжело вздымается, пальцы ритмично двигаются.

Бёдра начинают подрагивать. Боже… мой оргазм, он так близко…

Голоса за спиной становятся всё отчетливее. Кто-то смеётся.

— Давай. Улетай, — велит Мир, ритмично поглаживая мой клитор, не давая забыть о том, где я сейчас и кто правит моим телом и разумом. — Давай, Ангелина. Скажи…

— Что?

— Имя моё.

— Ми-рон, — произношу на выдохе и, закатив глаза, начинаю содрогаться всем телом, сжимая чужую руку у себя между ног.

Мир остервенело набрасывается на мои губы, впитывая стоны. Словно тоже кайфует от этого. Трётся о мой язык своим, когда я трусь о его пальцы.

Расслабленно повисаю на его руках, утыкаясь лбом в плечо.

Мир рвано дышит и коротко вжимается губами в мой висок. Меня простреливает от этой неприкрытой нежности с головы до ног.

И тут же накрывает волной ужаса. В дверь стучат.

19

— Вика, блин, я сейчас обоссусь, а у тебя здесь дверь заклинило! — противный голос Марики отрезвляюще стучит по перепонкам.

— Пройди к родакам, там тоже есть толчок, — Вика звучит плаксиво, но я сейчас не в состоянии ей посочувствовать.

Вцепившись в плечи Мирона, стараюсь не шевелиться, не выдать нашего присутствия здесь. Получается с трудом, потому что я дышу так, словно взбиралась на Эльбрус и страдаю от кислородного голодания. Голова кружится, легкие жжёт, а по шее бежит струйка пота.

Я голая по пояс. Прижимаюсь к Мирону, который продолжает сжимать меня в своих руках и давить эрекцией на пульсирующую плоть. Он не удовлетворен и, кажется, чертовски зол из-за того, что нам помешали.

Глажу его спину, стараясь расслабить, и не хочу от него отлипать. Нельзя его провоцировать. Еще этот дурацкий стук! Кто-то непрестанно барабанит в дверное полотно у меня за спиной. Чувствую, как тело Мирона напрягается сильнее. Уха касается его тяжелый, почти мученический стон, когда он вынимает руку из моих трусиков и аккуратно опускает мои ноги на пол.

Я продолжаю за него держаться. После оглушительного оргазма всё тело ватное и мягкое, как пластилин.

— Мирон… — зову тихо-тихо, чтобы мог услышать только он.

— М?

— Мы же не выйдем сейчас?

Уверена, что Гейден не из тех, кто будет прятаться или попытается выпрыгнуть через маленькое окно в ванной, или же станет отсиживаться за шторкой в душевой, чтобы спасти свои отношения с Викой. Однако я готова сидеть здесь сколько угодно.

Давлю нервный смешок, сжимая губы. Как будто Мирона могут волновать какие-то там отношения… Возможно, Вика уже и имена их детей придумала, и выбрала ресторан для свадебного торжества, но точно не Мир.

Он одиночка. Со всеми сразу и в то же время ни с кем. Сам по себе, на своей волне, на которую подсадил и меня. Втянул в пучину, и я потеряла голову…

Целовал так, словно я особенная для него, а не просто незакрытый гештальт, маячивший перед глазами.

Касаюсь губами мужской шеи и, высунув язык, облизываю солоноватую кожу. С удовольствием отмечаю, как парень на меня реагирует. Мышцы удерживающих меня рук каменеют, на коже появляются мурашки.

— Давай останемся здесь. Ты и я… — прошу. — Пусть все уходят.

Медленно выдыхаю, стараясь восстановить дыхание, и приподнимаю голову. Моё сердце трепещет и сжимается.

Дура. Идиотка. Не смей влюбляться. Он разобьёт тебе сердце. И не будет спрашивать разрешения.

Слопает, растопчет и выкинет из своей жизни, как и всех остальных.

Этим он опасен. Он единственный, кто может сделать мне действительно больно. Просто чувствую это.

Натыкаюсь на внимательные глаза Мирона. Они чернее ночи. В них всё ещё плещется необузданное и не нашедшее выход возбуждение. Он желает меня и хочет мной обладать. А ещё обещания… Там очень много обещаний — и ни одного долгосрочного.

Игла простреливает сердце, в тот же миг Мир моргает. Стирает с лица блаженное выражение и вешает маску привычного оскала.

— Мы останемся здесь только в том случае, если ты сейчас опустишься передо мной на колени и откроешь свой рот, — спокойно говорит Мирон и отстраняется. — Но ты же не намерена мне сейчас отсасывать? Значит, мы выйдем.

— Какой же ты урод… — бормочу заплетающимся языком. — Нужно было плюнуть тебе в глотку.

— Не уверен, что мне бы это не понравилось.

В неверии качаю головой, Мир безразлично пожимает плечами. Улыбается.

Он просто отворачивается и идёт к раковине, где включает кран и, выдавив на ладони мыло из дозатора, моет руки. Как ни в чём не бывало! Будто ничего выдающегося между нами и не случилось! Будто не целовал, не трогал, не довел до оргазма, не побрезговав залезть ко мне в трусы.

Становится холодно и мерзко. Я чувствую себя грязной, липкой и… обманутой. Хотя понимаю, что именно такое поведение в стиле Мирона.

В животе закручивается узел. На сердце появляется первая трещина.

Пока он невозмутимо моет руки, буравя меня насмешливым взглядом сквозь зеркало, поправляю на себе одежду. Прячу глаза, потому что на них вдруг набегают слёзы.

Что за чёрт?! Я не собираюсь реветь из-за того, что Мирон меня оттолкнул. Не собираюсь.

Опускаю подол платья, разглаживая тонкую ткань на бёдрах.

Поднимаю на место верх, пряча растерзанную, в красных отметинах грудь. На меня словно напал варвар и пытался откусить кусок. Соски саднят, кожу пощипывает.

Демонстративно протираю губы тыльной стороной ладони. Чем вызываю у Мирона лишь очередную усмешку.

— Кончаешь супер, — колко бросает он. — Как-нибудь повторим.

В два шага оказывается у двери и, повернув замочек, распахивает её настежь.

К моему облегчению за ней никого нет. Мир уходит, ни разу не обернувшись.

Вот только был рядом, держал в своих руках, шептал: «Моя девочка», — просил произнести его имя, чтобы знала и помнила, кто довёл меня до наивысшей точки наслаждения. А теперь сбежал.

Испарился!

Гейден, конечно, может и дальше строить из себя похотливого дьявола, которого волнует только секс. Но я видела его настоящие обнажённые эмоции и готова поспорить на свою девственность — смогу увидеть их снова. Вывести его на них и тоже оттолкнуть, как это только что сделал он. Чтобы он почувствовал… чтобы ему тоже было больно.