Лучший исторический детектив – 2
Шрифт:
А Миша постепенно становился мрачным, жёлчным и жадным собирателем редкостей… Он и раньше завидовал Гоше — весёлому, красивому, богатому, удачливому. Всю жизнь тянулся за ним изо всех сил, добился больши?х успехов, его коллекция бон была гораздо интересней и дороже Гошиной, он обладал несколькими довольно редкими банкнотами, которыми очень гордился.
Но теперь всё пошло прахом. Какая несправедливость! Этот баловень судьбы, имеющий всё, вдруг становится обладателем такой реликвии! Ну удержись же ты на своей стремянке, аккуратно опусти эти книги на стол, протри пыль и отложи! Я бы поблагодарил тебя за подарок, забрал
Нет, я не стал бы тебя звать, я бы сам нашёл все данные, определил ценность, а потом спрятал настоящую банкноту далеко-далеко, и только иногда доставал, чтобы полюбоваться бородатым генералом, витиеватыми подписями, орнаментом из букв и цифр и дивными, зелёными арбузами тысячных нулей! А фальшивка находилась бы на виду, просто, для того, чтобы показывать всем и сокрушаться, как его обманули, подсунув подделку. И в душе хохотать, слушая злорадные соболезнования коллег…
С тех пор Миша Тихомиров думал только об одном — как завладеть раритетом, который он считал своим, украденным у него когда-то лучшим, а ныне люто ненавидимым другом…
— Ой, Гошенька, здравствуй! Ты к Насте? Нет её дома, позже придёт…
— Да я знаю, мы вечером с ней увидимся, я к тебе.
— Правда? Что же ты стоишь, проходи скорей, я чайник поставлю!
— Да не надо чайник, Наташка, я ненадолго. Слушай, я вот на днях полностью Абсолютный шифр закончил.
— Ой, как здорово! Покажи!
— Нет, так неинтересно! Я тебе ключ напишу и текст зашифрованный, а ты сама разберёшь, помнишь ведь, как мы его придумывали?
— Конечно помню, Гошенька…
— Да, и вот какое дело. Тебе можно ещё одну тайну доверить, помимо шифра? Так, чтоб никто больше не знал, кроме тебя?
— Что ты спрашиваешь, конечно, можно!
— Я завтра должен уехать в научную экспедицию, далеко и надолго. И я вот тебе принёс конверт, сохрани его пока у себя!
— А что в нём, Гошенька?
— Одна редкая банкнота. Я её дома не хочу оставлять, без присмотра. Ты же знаешь, мама, как уехала к тётке в Ленинград после смерти отца, так и не возвращается. «Не могу, говорит, в нашей квартире находиться, везде Алёшеньку вижу. Я к нему кинусь, а он растаял…»
— Ой, представляю себе, она же так его любила… Гошенька, а почему эту банкноту ты мне оставляешь, а не Насте?
— Натка, ты же знаешь, твоя сестра не любит мою коллекцию, ревнует к ней, что ли… И Мишке Тихомирову в руки её давать нельзя, потом не выцарапаешь. А ты — мой друг, верный и надёжный! Была б постарше, я бы в тебя влюбился!
— Ой, Гоша, не надо мной смеяться! Ты ведь Настю любишь, зачем же мне такие вещи говоришь?
— Да ну тебя, шуток не понимаешь! Слушай, в общем, ты никому про этот конверт не говори, храни у себя, как зеницу ока! А когда мы снова встретимся, ты мне его отдашь! Только не спеши, меня не разыскивай — я, как приеду, сам тебя найду!
— А ты… очень надолго?
— Ну, не знаю, это ж наука! Уж как получится. Но ты эту реликвию храни и никому не показывай. И помни, о, моя верная ученица, только тот, кто знает наш Абсолютный шифр, может
ею владеть! Всё, Натка, я побежал, дел ещё куча до отъезда, пока!— До свидания, Гошенька! Я всё сделаю, как ты говоришь…
Часть 3. Конолом зижде
Пролог. Москва, апрель, 1960
Лейтенант Максим Каменев, дежурный по райотделу, чувствовал себя скверно. Дежурство выдалось хлопотное, тяжёлое. Перед этим ему совершенно не удалось выспаться: маленький Витя перепутав время суток, буянил всю ночь, требовал есть, играть, веселиться, но только не спать. При этом ему было абсолютно наплевать на то, что папе нужно уходить на дежурство и он должен поспать. Утром папа Максим ушёл на работу невыспавшийся, злой, с больной головой. Как назло, весь день его дёргали, начальство тоже было не в духе, и к концу дежурства он находился просто в ужасном состоянии.
А под утро, когда он уже считал часы до смены, его вызвали на серьёзное происшествие — ограбление с убийством. Теперь придётся задерживаться, осматривать место происшествия, составлять протокол, опрашивать свидетелей. Вот тебе и «скоро домой», вот тебе и «отосплюсь по полной!»
Однако в это раз судьба смилостивилась над лейтенантом Каменевым. Когда они подъехали к месту преступления, дом уже оцепили сотрудники госбезопасности, и надменный лейтенант приказал возвращаться — дело важное, им будет заниматься контора, они тут не нужны.
Впоследствии его приятель, старший лейтенант Ковбасюк, проныра, близкий к начальству, по секрету сообщил, что там убили какого-то подпольного дельца, занимающегося валютными операциями в особо крупных размерах. Что? там накопали КГБ-шники, неизвестно, но краем уха, он слышал, что убийцы схвачены.
— Но это не наше дело, — добавил он, — и лучше об этом вообще забыть!
Что лейтенант Каменев и сделал с большим удовольствием.
Основная часть. Москва, июль, 2013
«… Докторша, голубушка, уж и глазки прячет, и голосок пытается бодренький изобразить, но я же не дурочка, вижу, что скоро мне — в дальний путь, к Гошеньке своему! Невдомёк ей, сердешной, что я только и жду, когда меня отсюда отпустят. Сама бы ушла, да Гошенька тогда не велел к нему спешить. И кому же мне теперь его наследство отдать? Не Мишке же, во?рону — так и кружит, вокруг, так и кружит! Ну, он-то точно наш шифр не разгадает, кишка тонка. Да и ключ я ему не дам, он про него не знает, а без ключа никто это письмо не расшифрует…». Погрузившись в свои думы, Наталья Александровна не заметила, как сошла с тротуара на мостовую…
…Визг тормозов больно резанул слух. Лера охнула и резко повернула голову — серебристая «Тойота» ткнулась в бордюр, из неё выскочил разъярённый водитель, но только выругался и зло сплюнул на землю: виновницей оказалась старуха — сгорбленная, одетая, несмотря на июльский зной, в тёмное платье и вязаную кофту. Машина задела только её пакет, который от удара разорвался и вывалил на дорогу древний кошелёк с застёжками-шариками, да дешёвые старушечьи покупки: какие-то перезревшие яблоки, лопнувшую пачку макарон, плавленый сырок, кефир; ещё что-то, такое же нелепое и жалкое на грязном после дождя асфальте.