Лучший исторический детектив – 2
Шрифт:
— И тебе стало ясно, что это не просто случайное ограбление в поисках сотни франков, а какие-то давние счёты. Наверное, там, в России что-то произошло между Сэвили? и убийцей, так что вопрос этих арбузов остался открытым… Может, Петров решил, что журналист их вывез с собой, и нагрянул к нему, чтобы украсть?
— Молодец, Эжен, я всегда говорил, что ты у нас один из лучших сыщиков! Ведь я тебе ещё не всё рассказал! Тот врач, на скорой помощи, который подобрал тогда этого Петрова, я с ним говорил потом… У него мать русская, поэтому он немного понимает этот язык. Так вот, на улице Петров кричал только «Большие арбузы, тысячи долларов!», а когда его загрузили в машину и поехали, он ещё был жив и в бреду пытался что-то сказать врачу. Тот кое-что запомнил, а я потом у
— Но ведь ты тогда ничего не говорил мне, да и в деле нет ни слова про эти разговоры, — Эжену очень не нравилось, как Анри ведёт себя. Столько лет ни слова не говорил о каких-то обстоятельствах давно закрытого дела, а сейчас…!
— Конечно нет! Я ведь это всё недавно только нашёл, когда тем делом заинтересовался! Отыскал того врача, поговорил с ним. Он всё это записал, думал, будут в полиции спрашивать. А мы поспешили тогда, порадовались, что мелкое преступление распутали!
Эжен молчал, сердито сопел, допивая своё вино. Постукивал пальцами по столу.
— Ага, вот! — Бельтран отыскал нужную страничку и начал читать: — «Я не знал про «Арбузы»…, тевтонец молчал…, читал в газете…, думал, что этот увёз…, прятал тут, в Париже…, морфию дайте, морфию!». Тот по-русски, конечно, бредил, это мне доктор на французский перевёл…
— Получается, что мы упустили след какого-то интересного дела?
— Вот я и говорю! — почему-то Анри радовался, как ребёнок, и это раздражало Эжена. — Тут было дело такого масштаба, а мы свели его к простому грабежу. Закрыли, получили благодарности, и остались довольны! И теперь никто не знает, были там эти «арбузы» или нет? Может, их унёс убийца, но при нём ничего не нашли. Спрятал их где-то по дороге либо в подворотне, где скрывался после ранения? Или они так и остались в тайнике, в комнате журналиста?
— Теперь уже не найти, столько лет прошло!
— Конечно, не найти! — Анри просто сиял от счастья. — Весь этот квартал снесли после войны и застроили заново — там дома пришли в полную негодность!
— И что ты теперь предлагаешь? — раздражённо спросил Эжен. Он хорошо знал своего друга, чтобы сомневаться в ответе.
— Ничего. Совсем ничего не предлагаю. Больше двадцати лет прошло, всё уже давно утряслось, забылось и разрушилось! Просто подумал, что нам с тобой бы не помешала парочка таких арбузиков на старости лет! — он радостно захохотал.
Эжен недовольно поморщился — подобные шутки не способствовали улучшению его настроения. Впрочем, до размолвки дело не дошло: ежедневная порция вина была выпита, привычная партия в пикет сыграна, пришла пора возвращаться по домам, к своим постаревшим, сварливым жёнам, уютным тапочкам, и плотному ужину из нескольких блюд.
Завтра будет новый вечер в кафе и новые разговоры…
Глава 6. Москва, апрель, 1960
— Мишка, бросай всё и срочно ко мне! — Гоша явно был взволнован.
— Да что случилось-то?
— Не по телефону, но дело важное. И книгу свою прихвати! Не задерживайся, я жду! — Гоша повесил трубку.
Миша задумчиво почесал ухо. Если книгу надо брать, значит, нашёл что-то интересное. Ехать не очень хотелось, но любопытство пересилило. Он взял завёрнутую в газету книгу, оставил на столе записку: «Я у Гоши, буду не поздно. М.», и вышел из дома.
Ребята выросли, превратились из школьников в студентов, но дружить продолжали. Миша стал серьёзным коллекционером, выменивал у коллег полученные в своё время банкноты, и всегда умудрялся делать это с выгодой. Он в совершенстве знал конъюнктуру, часто находил у менее опытных собирателей интересные экземпляры и получал их в обмен на пустяки. Продавал кое-что из коллекции, выступал консультантом. Это был хоть и небольшой, но верный заработок.
Гоша такими операциями не интересовался. Если ему что-то нравилось, он просто покупал его, благо в деньгах стеснён не был. В последнее время у него появилось ещё одно увлечение — шифры. Он накупил кучу книг, просиживал целые вечера
над ними, разрабатывал теорию абсолютного шифра — вычитал где-то, что должен существовать такой, его отгадать в принципе невозможно.При этом находил время ухаживать за красавицей Настей, дочкой крупного работника Министерства торговли, и дело у них шло к свадьбе. У Миши с невестой друга отношения не сложились сразу. Девушка откровенно презирала студентишку-голодранца и явно давала понять, что в друзья дома после замужества его не возьмут. Её младшая сестрёнка, пятнадцатилетняя Наташа была проще, с Мишей общалась нормально, но при этом могла поддерживать разговор только о шифрах, криптограммах, и о том, какой Гоша умный и утончённый. Девочка была безнадёжно влюблена в жениха своей сестры первой девичьей любовью, помогала ему разрабатывать шифры, и таким образом получала возможность проводить с ним время. Настя же ни бонистикой, ни шифрами не интересовалась совершенно.
В 1957-м умерла добрейшая баба Аня, а через год от неожиданного инфаркта, прямо в своём кабинете — генерал Макаренко. Миша переживал их смерть не меньше, чем Гоша, хорошо помня, сколько добра они сделали для него. Последним подарком генерала был телефон, проведенный в их с матерью квартиру.
Гоша встретил друга на пороге и сразу потащил в комнату. На ходу он возбуждённо рассказывал, что наводил порядок в отцовском кабинете, доставал с верхней полки какие-то книги, которые генерал привёз из Германии, и с тех времён там и лежавшие. Увидел, что это несколько томов энциклопедии на немецком языке. Раньше он такие же тома дарил Мише, так как не терпел ничего германского, и с этими хотел поступить так же. Стал спускаться со стремянки, не удержал тяжёлую стопку, выпустил из рук. Книги грохнулись на пол, одна из них раскрылась и из неё выпали две банкноты. Каждая из них была завёрнута в папиросную бумагу и снабжена надписями на немецком «True» и «False», то есть, «Настоящая» и «Фальшивая».
Когда он рассмотрел банкноты, то увидел, что это редчайшие тысячедолларовые купюры банка США, 1891-го года выпуска, так называемые «Большие арбузы» — так их называли за изображения трёх нулей, зелёных, в чёрную волнистую полоску. Кроме того, Гоша узнал характерный портрет в профиль бородатого генерала Джорджа Гордона Мида в овальной рамке на аверсе. Банкноты были абсолютно одинаковые, совпадали даже номера. Но всё же, различия имелись: настоящая была заметно более потёртой, и кроме того, имела крошечное пятнышко в правом нижнем углу с лицевой стороны.
Они оба хорошо знали эту банкноту. Не раз видели её описания в каталогах, среди других раритетов. Отмечалось, что она очень редкая, известно всего несколько штук. Конкретной цены каталоги не сообщали, но было понятно, что речь идёт об астрономических суммах. Естественно, друзья понимали, как трудно будет реализовать эту банкноту в Советском Союзе. Но их волновала не столько её денежная стоимость, сколько коллекционная.
В тот день Миша впервые в жизни напился. Прежде он вином не увлекался — настолько был погружён в свою бонистику, что не нуждался в выпивке, в девичьем обществе, в обычных развлечениях, свойственных молодым людям его возраста. Но сегодня, после Гошиной находки, завернул в дрянную забегаловку, пил там дешёвый портвейн вместе с похожими на него тощими интеллигентами, мрачными небритыми каменщиками с соседней стройки, какими-то разбитными студентами. Потом ему было очень плохо, он просто выключился из реальности, однако новые друзья не бросили, доставили домой в совершенно бессознательном состоянии.
Утром он первым делом проверил карманы. Паспорт оказался на месте, как и бумажник, но все деньги из него исчезли. То ли он их пропил, то ли они ушли приятелям-собутыльникам, за «доставку груза». Хорошо, хоть свою драгоценную книгу он забыл у Гоши. Для мамы пришлось придумать историю о девушке, которая его коварно бросила, чем нанесла непоправимую травму. Он попросил прощения, обещал, что такое больше не повторится. Мама сделала вид, что поверила, но в душе понимала, что дело в другом: сын девушек избегал, и если бы и начал с кем-то встречаться, то она бы знала об этом.