Лучший из худших

Вот, сука… И что делать?

И тут в голову пришла сумасшедшая мысль. По какому-то наитию я вдруг понял, что это может сработать.

Акробатические трюки — не мой конёк, но от прежнего тела мне досталась хорошая растяжка, я теперь был прямо как тот гуттаперчевый мальчик, а после драки с Цыганом внезапно физически окреп. Нет, медные пятаки руками не гнул, но внутри меня что-то словно сдвинулось с мёртвой точки.

Эх, была — не была. Хоп! Тело подбросило вверх как катапультой — больше всего я боялся, что слажаю, но этого не произошло. Я сделал что-то вроде кульбита, оказавшись над Лосем, использовал его широкие плечи как точку опоры, оттолкнулся от них руками и оказался за спиной Лося. Крутанулся юлой и снова прыгнул на него, но на сей раз обеими ногами вперёд.

Противника снесло будто взрывной волной.

А я на секунду замер, не веря своим глазам. Твою мать! Скачу словно какой-то Джон Картер — повелитель Барсума. Просто охренеть!

Потом в мозгу щёлкнуло: ёперный певец, сейчас Лось встанет, отряхнётся и устроит мне грандиозную трёпку — какого, спрашивается, лешего, торчу тут как три тополя на Плющихе?! Ноги в руки и бегом к финишу.

Когда я пересёк заветную черту, первое что бросилось мне в глаза было ошарашенное выражение лица у Санникова. Он даже на кнопку секундомера нажать позабыл.

– Ланской, сука, это что такое было?! — хлопая глазами спросил ефрейтор.

– Не могу знать, господин ефрейтор, — рявкнул я.

– Ты… Ты… — Санников не находил слов. — Ты — молодец! Самого Лося уделал… В жизни такого не видел. Мужикам расскажу — не поверят, решат, что заливаю.

Он покачал головой.

– Ну, Ланской, ну, сука… Не ожидал такого.

В его устах наименование меня самкой собаки звучало чуть ли не высшей похвалой. Мне даже стало как-то неловко.

– Я с взводным поговорю, чтобы тебя отметили… В увал хочешь, рекрут? — неожиданно спросил Санников.

– Так вроде рекрутам увольнительная в город не полагается, — слегка опешил я.

– Некоторым в порядке поощрения полагается, — подмигнул пришедший в себя ефрейтор. — Ну так что — пойдёшь в увал?

– Так точно, пойду! — радостно воскликнул я.

Вроде в войсках всего ничего, но мне настолько обрыдла казарменная жизнь, что любой глоток свободы был мне за счастье. Тем более, увольнительная в город, о которой мы даже не мечтали. Надо было совершить как минимум подвиг, чтобы оказаться за воротами части с увольнительной запиской в руках. Особенно, если ты рекрут.

Нет, мы знали, конечно, что солдаты второго года службы раза два в месяц бывают в увольнительных, но, когда ты служишь всего ничего — это казалось чем-то невозможным. Из ряда вон выдающимся что ли.

Город… Люди… Много людей и новых лиц… Не казарменная обстановка… Яркие краски… Нормальная человеческая речь, а не мат-перемат и приказы.

– Господин ефрейтор, а кого я должен убить для этого? — улыбнулся я, надеясь, что Санников оценит мою шутку.

– Здравия желаю, господин штабс-капитан. Поручик Шереметева прибыла по вашему приказанию.

Красотка в мундире замерла в дверях кабинета Голикова.

– Здравствуйте, поручик. Кофе будете?

– Не откажусь, господин штабс-капитан.

Особист махнул рукой.

– Давайте пока без чинов, Елизавета Петровна.

– Как прикажете, Виктор Семёнович.

– Да так и прикажу. Вы присаживайтесь, — Голиков показал на один из стульев. — Вам кофе как — со сливками или без?

– Со сливками, пожалуйста.

– Отлично. Тогда я за вами поухаживаю.

Штабс-капитан налил из термоса кофе — аромат напитка приятно защекотал ноздри. Шереметева зажмурила глаза от удовольствия.

– Пахнет божественно!

– Привёз из последней командировки, — пояснил Голиков. — У нас такой днём с огнём не отыщешь.

Плеснул в чашечку немного сливок и поставил перед собеседницей.

– Вот, угощайтесь. Гарантирую ни с чем не сравнимое удовольствие.

– Я уже догадалась.

– Сахар будете?

– Спасибо, нет. Я пью кофе без сахара.

– Правильно. Зачем портить вкус напитка?!

Допив чашку, Шереметева отставила её от себя.

– Виктор Семёнович, вы ведь меня к себе вызвали не ради того, чтобы кофе угостить?

– Не вызвал, а попросил зайти, — улыбнулся особист.

– Хорошо, попросили зайти, — покладисто согласилась поручик. — И всё же?

– Вы правы, Елизавета Петровна. Не только ради кофе. Меня очень интересует рекрут Ланской, и я хотел посоветоваться с вами, как с преподавателем очень важного и специфического предмета.

– Не понимаю, что вас волнует, Виктор Семёнович. Мы оба прекрасно знаем, кто такой Ланской и что с ним сделали.

– Знаете, Елизавета Петровна, в свете ряда событий, у меня невольно возникли некоторые сомнения…

– Какие, например? — Шереметева внимательно посмотрела на собеседника.

– Обряд шельмования… Был ли он проведён правильно и в полном объёме?

– Виктор Семёнович! — усмехнулась девушка.

Голиков покачал головой.

– Знаю-знаю, Елизавета Семёновна, и всё-таки?

– Насколько мне известно, ещё ни разу за всю историю обрядов не было ни одного сбоя. Все, с кем производили этот обряд, теряли магию навсегда. А этот Ланской… Разве с ним что-то не так? Я видела его на занятиях. Поверьте, он не производит впечатления мага.

– Другими словами, мне, как особисту, опасаться нечего?

– Так и есть, Виктор Семёнович. Нечего.

Голиков кивнул.

– Ладно. Будем считать, что вы меня успокоили, Елизавета Петровна. Однако… просто ради подстраховки… могу попросить вас хорошенько присмотреться к рекруту Ланскому? Хотя бы из благодарности за этот кофе, — улыбнулся особист.

– Кофе просто бесподобен, — улыбкой на улыбку ответила поручик. — Чувствую себя в долгу перед вами. Я обязательно выполню вашу просьбу, Виктор Семёнович.

– Замечательно, — с видимым облегчением произнёс особист. — Ещё по одной? Кстати, могу плеснуть немного коньячку… И тоже из моих личных запасов. Такого вы тоже нигде не купите.

Глава 12

– У солдата выходной, пуговицы в ряд, — напевал я одну из любимых песен отца. — Часовые на посту родины стоят…

Папа часто принимал душ, мурлыкая себе под нос этот мотив, или громко-громко пел, когда брился, под жужжащий аккомпанемент электробритвы.