Лука Витиелло - другой перевод.

— Тебе стоило бы надеть что-то большее, чем это подобие ночнушки, когда заявятся гарпии. Я не хочу, чтобы они видели твое тело, особенно верхнюю часть бедер. Пусть гадают, оставил ли я на них свои отметины, — проговорил я, пока скользил глазами по ее розовым губам. — Но мы не сможем скрыть от них твое лицо.

Я наклонился, собираясь коснуться губами ее щеки, когда Ария закрыла глаза и вздрогнула, будто бы ожидая удара. Отвращение затопило меня только от одной мысли поднять руку на жену.

— Уже во второй раз ты думаешь, что я собираюсь тебя ударить, — сказал я тихо.

Она смущенно взглянула.

— Я думала, что ты сказал...

— Что? Что каждый ожидает увидеть следы побоев на твоем лице после проведенной вместе ночи? Я не бью женщин.

Даже Грейс, а у нее талант доводить меня до ручки, никогда не удавалось вывести меня на подобную жестокость. Я провел детство и юность, слыша изможденные рыдания матери, а потом, когда она умерла, на ее место пришла Нина. Это не было тем, чему нашлось бы место в моем браке. Если я хотел сломать кого-либо, для этого у меня было достаточно врагов.

— Как я смогу поверить, что ты в состоянии убедить окружаюсь в том, что этой ночью мы закрепили наш брак, если ты вздрагиваешь от каждого моего прикосновения?

— Поверь, это лишь позволит им еще сильнее увериться в этом, поскольку я бы не перестала вздрагивать от каждого твоего прикосновения, если бы ты взял свое. Чем сильнее я вздрагиваю, тем большим монстром ты кажешься в их глазах.

Я усмехнулся.

— Думаю, ты можешь знать об игре власти больше, чем я ожидал.

— Мой отец - Консильери, — ответила она. Ария была не только прекрасна, но и невероятно умна.

Я положил ладонь на ее щеку. В этот раз она постаралась не вздрогнуть, но все еще была напряжена. Прежде чем раздражение овладело мной, я напомнил себе, что она не привыкла к мужским прикосновениям. Тот факт, что я был ее мужем, не мог волшебным образом сделать комфортной для нее подобную близость.

— Я имел в виду, что твое лицо не выглядит так, будто бы тебя целовали.

Глаза Арии расширились.

— Я никогда...

Никогда не целовалась. Полностью моя. Всегда только моя.

Мои губы обрушились на ее, и рука Арии уперлась в мою грудь, будто бы она собиралась оттолкнуть меня, но не стала. Ее ладони подрагивали у моей кожи. Я постарался смягчить поцелуй, не желая напугать ее, но это было невъебически сложно - быть обходительным и медленным, когда все, чего я хотел, - это заявить права на женщину рядом со мной.

Мой язык приоткрыл ее губы, и Ария, поколебавшись, ответила. В ее голубых глазах мелькнула уязвимость, но я не дал ей времени на беспокойство. Я захватил инициативу, не дал ей никакого иного выбора, кроме как сдаться мне. Все эти ощущения и ее вкус превратили тлеющие угли моего желания в настоящий пожар. Я еще сильнее прижался к ней, мой поцелуй становился все более неистовым, несмотря на то, что я пытался сдержаться. Мои пальцы на ее щеке дернулись от желания двигаться ниже, чтобы касаться и открывать для себя каждый миллиметр ее тела. Я отодвинулся прежде, чем полностью утратил контроль. Ария моргнула, глядя на меня, и облизнула губы, ошеломленная. Ее щеки покрывал румянец, а губы были алыми.

Я хотел ее.

Стук прорвался через застилавшую мое сознание похоть. Я перекатился на другой бок и встал, радуясь тому, что нас прервали. Ария втянула воздух. Я мельком взглянул на нее, ловя на том, как она расширившимися глазами пялится на мой стояк.

— Предполагается, что у мужчины должен быть стояк, когда он просыпается утром рядом со своей женой, как думаешь? Они хотели шоу — они его получат.

Мои тетки, кузины и особенно Нина умирали от нетерпения заполучить новую порцию сплетен, которая сделала бы их скучные жизни хоть немного ярче. И они набросятся на нас словно кровожадные гиены, стоит им заподозрить, что я не сделал Арию своей.

— Иди и возьми халат, — распорядился я.

Ария мгновенно послушалась, буквально соскользнув с кровати и бросившись в ванную. Должен признать, что ее дух сопротивления нравился мне куда больше послушания.

Мой взгляд остановился на поддельных пятнах крови на простынях, и вспышка сожаления затопила меня. Была веская причина для того, чтобы Семья настаивала на сохранении традиции кровавых простыней, особенно мой отец. Я все еще помнил простыни после его брачной ночи с Ниной, а я тогда был лишь ребенком.

Вздохнув, я направился к столу и взял свое оружие. Стук становился все более настойчивым, но срать я на это хотел. Ария вернулась в спальню, одетая в длинный, белый, атласный халат, держа в одной руке разрезанный корсет. Она с любопытством наблюдала, как я пристегиваю нож и кобуру с пистолетом к своему обнаженному телу, а одна из пряжек идеально прикрывала порез на моем предплечье. Прежде чем направиться к двери, я поправил свой стояк, так он стал еще более внушительным. Пусть ведьмам из моей семьи будет о чем пошептаться. Взгляд Арии вновь скользнул к моему паху, и румянец затопил ее щеки.

Ария подошла к окну, обняв себя руками, выглядя сломленной и невероятно прекрасной.

Оторвав от нее взгляд, я открыл дверь навстречу любопытствующим лицам Нины, Косимы и Эгидии. Позади них стояли и другие женщины, как из моей семьи, так и из семьи Арии.

Их глаза осмотрели меня с ног до головы. Некоторые из них прикидывались смущенными, хоть и было очевидно, что они наслаждаются тем, что видят, учитывая, за какими старыми ублюдками они были замужем.

Только Нина демонстративно проигнорировала вид моего обнаженного тела, но я знал ее слишком хорошо и то, как она нервно сглатывала. Невозможно доподлинно не изучить чью-либо мимику или его жесты, когда ты видел их в самом низшем проявлении. А учитывая, что она была замужем за моим отцом, я видел более чем достаточно.

— Мы пришли забрать простыни, — проговорила она, надевая свою привычную маску и заговорщически улыбаясь.

Я дал им войти.

Они практически кинулись в комнату, желая первыми добраться до кровати. Они зашептались, увидев следы, а потом взглянули на Арию, которая сжалась под их взглядами. Она была так сильно смущена. Интересно, как бы она себя чувствовала, если бы перед ними были реальные доказательства ее потери невинности.

Нина и Косима стянули простыни, хихикая настолько фальшиво, что у меня заболела голова.

— Лука, — вымолвила Нина в поддельном возмущении, — неужели никто не говорил тебе быть нежным со своей девственной женой?

Гребанное хихиканье стало лишь громче. Я встретился с взглядом Нины, мой рот изогнулся в ледяной улыбке.

— Ты же замужем за моим отцом. Неужели он производит впечатление человека, который учит своих сыновей быть с кем-то нежными?

Ее улыбка стала еще менее искренней, вспышка животного страха мелькнула в ее карих глазах. Вероятно, никто в этой комнате не знал, что ей приходилось выносить.