Лука Витиелло - другой перевод.

— Лука, Маттео, — произнес он с легким кивком.

— Я весь день буду занят проверкой нарколаборатории, где сообщили о подозрительных грузовиках на улицах, так что не вернусь до полуночи. Займи чем-нибудь Арию.

— Ага, займи, займи, — проговорил Маттео, поигрывая бровями.

Я едва не ударил его. Сегодня он действует мне на нервы.

Ромеро удивленно посмотрел на нас.

— Тебя слишком часто не бывает.

Так и было - вместо того, чтобы проводить каждую хренову секунду, трахая свою прекрасную жену.

— Он занят, поебывая свою шлюху Грейс, — ответил Маттео.

Осуждение мелькнуло на лице Ромеро, прежде чем он успел скрыть это.

— Ария хорошая.

— Она моя, и это не твое дело, Ромеро, — прорычал я. — Твое - охранять ее и не давать скучать. — Я подошел к нему. — И ни одного слова о Грейс ей.

Ромеро напряженно кивнул и, не сказав ни слова, вошел в лифт.

Маттео усмехнулся, пока мы шли к моей машине. Его байк был припаркован рядом с ней.

— У тебя талант вынуждать людей ненавидеть тебя. Ария, Ромеро...

— Мне по хер на их ненависть, пока они делают то, что я им говорю. И он, и она навечно связаны со мной гребанными клятвами.

Маттео уселся на мотоцикл. Я сел в машину, прежде чем он успел сказать мне еще что-то, и я бы окончательно слетел с катушек.

Позднее я получил сообщение от отца.

Маттео вопросительно взглянул на меня.

— Выглядишь так, будто проглотил горькую пилюлю.

— Отец хочет нас видеть.

Маттео поморщился.

— Опять?

— Ладно, поехали. Я хочу разделаться с этим, как можно скорее.

Когда мы остановились перед особняком в Верхнем Вест Сайде, где выросли я и Маттео, все внутри меня уже привычно напряглось. Я ненавидел это чертово место, ненавидел связанные с ним воспоминания. Снаружи все было царственно белым, скрывая непроглядную тьму внутри. Свет не был частью нашего детства, впрочем, как и настоящего.

Маттео уже ждал у подножия лестницы, ведущей к дверям. Он всегда добирался быстрее, когда был на байке. Его выражение было таким же мрачным, как и у меня.

Мы не сказали ни слова, направляясь к ступеням. Камера повернулась в нашу сторону. Я ввел код, отключавший систему оповещения и открывавший дверь. Охрана уже наверняка видела наши лица и осталась у себя в помещении в глубине дома. Я и Маттео застыли в холле на входе, как раздался крик Нины.

— Мне жаль, Сальваторе. Прошу... — вскрикнула она снова.

Мои руки сжались в кулаки.

— Отец, мы здесь!

Маттео покачал головой, его рот был крепко сжат.

— Мы должны убить его, — прошептал он. — Ты будешь куда лучшим доном. Лучшим во всем.

— Шшш, — отозвался я. Маттео говорил тихо, но папаша был параноиком. Я бы не удивился, если старик распихал жучки по углам, чтобы слушать все, что происходит в доме. Ничего я не хотел так сильно, как убить собственного отца, но Семья никогда не примет отцеубийства.

Отец появился на лестничной площадке в одном только банном халате. Он даже не собирался прикрыться, и я едва смог скрыть отвращение. Он был весь в крови, у него был стояк от того, что он вытворял с Ниной. Его ледяные глаза остановились на мне и Маттео, и его губы растянулись в жуткой покровительственной улыбке.

— Сыновья, рад видеть вас.

Я знал, что он пытался добиться от нас какой-то реакции, выставляя перед нами свой мерзкий старческий хер. Но я и Маттео были его сыновьями. Мы видели куда более ужасающие зрелища. Не было ни единого чертова шанса, что мы продемонстрируем слабость перед ним.

— Ты звал нас, — ответил я просто, Маттео стоял молча, что было к лучшему.

Отец уставился на моего брата, вынуждая его сказать что-то. Все мои мышцы напряглись. В глубине дома были как минимум шесть охранников. Если Маттео слетит с катушек, нам придется убить и отца, и его людей - и это будет кошмар. Спасибо всевышнему, Маттео лишь натянуто улыбнулся. Это было ебанным лицемерием, но папаше не к чему было об этом знать.

Его самодовольная ухмылка стала лишь шире.

— Мне надо обсудить с вами кое-какие вопросы. Пока я пойду приму душ и оденусь, навестите Нину, если она все еще дышит.

Я кратко кивнул. Удовлетворенный нашим послушание, отец развернулся и направился в свою спальню. Маттео встретился со мной взглядом, их выражение обеспокоило меня.

— Давай проверим Нину, — коротко сказал я.

Молча мы направились к лестнице и прямиком в комнату, где жила Нина. Отец не спал с ней в одной постели; они виделись, только когда он хотел трахаться или когда были какие-то публичные мероприятия.

Дверь была приоткрыта. Глубоко вздохнув, я открыл ее, надеясь, что мне не придется избавляться от тела или придумывать какую-нибудь убогую историю о том, как она умерла, чтобы мы могли похоронить ее.

Послышался тихий всхлип. Мои глаза остановились на кровати, где, раскинув руки, была связана Нина. Она была избита, вся в крови и обнажена.

— Блять, — пробормотал Маттео. Это был не первый раз, когда отец устраивал нечто подобное. Я достал нож, Маттео сделал то же самое. Нина заскулила, когда я перерезал веревки вокруг ее лодыжек, а Маттео освобождал руки. Она попыталась сесть, но у нее все затекло, и потому у нее ничего не вышло.

Я потянулся за валявшимся на полу халатом и накинул на нее, прежде чем помог сесть. Я наклонился так низко, что мои глаза оказались на одном уровне с ее.

— Почему ты не сбежишь?

Нина посмотрела на Маттео.

— Он пошлет тебя за мной. — Маттео был лучшим охотником в Семье. Он поймал нескольких предателей.

— Маттео не будет искать тебя, — пробормотал я.

— Не могу, — просто сказала она. — Куда я пойду? Что буду делать? Это мой мир.

Я выпрямился. Нина терпела садистские наклонности отца, потому что любила роскошь и деньги, которые он ей давал. Я не понимал этого и даже не пытался.

Раздались шаги, и я отошел. Отец появился в дверном проеме, одетый в темный костюм и рубашку с высоким воротником.

— Сальваторе, — проговорила Нина с покорной улыбкой.

Отец даже на взглянул на нее, уставившись на меня и Маттео.

— Почему вы все еще здесь? Я не планирую делиться ею с вами.

Он предлагал нам ее прежде. Я до конца не уверен, была ли это очередная проверка или он на самом деле предлагал нам то, что принадлежало ему. Ярость затопила меня. Я не мог понять помыслы своего отца. Он был мерзким чудовищем. Вместо того, чтобы защищать ее, он издевался над ней как над дерьмом. Я никогда не причиню Арии боль подобным образом, и уж точно не позволю кому-то видеть ее обнаженной или, Боже упаси, прикасаться к ней. Я убью любого, кто даже подумает заявить права на мою женщину. Она никогда не будет подчиняться кому-то, кроме меня.