Luminosity - Сияние разума

Фьорды были великолепны.

Когда Эдвард получил от Карлайла ментальное сообщение, что все подготовлено, он прошептал мне на ухо:

— Как только будешь готова, Белла.

Была ли я готова? Я откинулась на Эдварда и задумалась об этом. Я в достаточной мере уверена, что быть вампиром прекрасно. Но боялась процесса обращения.

Три дня, не считая времени комы.

— Обращение нельзя остановить, если оно уже началось, так? — спросила я. Если бы я получила подтверждение, что я пройду весь процесс, нравится мне это или нет, в целости и психически здоровой… это было бы отлично. Но если бы существовал хотя бы небольшой шанс, что я буду умолять до тех пор пока Эдвард не остановит это и обратит процесс, то все было бы зря.

— Нет, — ответил он, — Белла, ты можешь все отменить, если хочешь. Я обещаю, что не позволю никому укорить тебя за это. Решение целиком за тобой. Если хочешь подождать, или изменить свое решение, мы можем просто продолжить путешествие по Европе, а твое сердце будет продолжать биться. Ты вовсе не обязана это делать.

— Я хочу быть вампиром, — сказала я, — я просто … немного боюсь тех шагов, которые мне нужно сделать для этого.

Он поцеловал мои волосы.

— Ты не обязана это делать, — повторил он.

— Но я сделаю, — твердо сказала я. И продолжила уже с меньшей уверенностью: — И ты будешь со мной.

— Буду, — пообещал он. Я посмотрела ему в глаза. Он будет, потому что я нуждаюсь в нем, даже несмотря на то, что каждый раз, когда я буду вздрагивать, это будет ранить его.

Я знала, что раньше ощущала неопределенность, поскольку записала это, но как я могла не знать, что люблю его?

— Тогда я готова, — сказала я, — насколько вообще когда-либо буду готова.

Эдвард поднял меня, крепко прижал и отнес в дом. Я съела плитку шоколада — последний раз, когда человеческая еда имеет для меня приятный вкус. Я позволила ей медленно раствориться на языке, после чего вошла в комнату Карлайла, выбранную для обращения.

Я держала глаза закрытыми, пока Карлайл проводил процедуру для введения в кому. Я знала, что как только я усну, Эдвард введет иглу шприца с ядом в мое сердце и основные кровеносные каналы — чем больше будет в них яда, тем быстрее пройдет изменение. Я провалилась в темноту.

А очнулась, уже будучи объятой пламенем.

========== Глава 13: Новорожденная ==========

Боль была нелепа. В тот момент, когда я пришла в сознание, мой мозг проверил ощущения и отверг их как очевидно абсурдные: такого просто не могло происходить. Не могло быть столько агонии одновременно. Мои нервы посылали очевидно неверные данные, которые можно было спокойно игнорировать.

Но пламя было настойчивей этой мысли, и, уже через секунду после предыдущего осознания, игнорировать происходящее у меня не получалось.

Пламя было повсюду — некуда было убежать, не было прохладного места, на котором я могла бы сконцентрироваться и спастись. Мои глаза варились в собственном соку, кровь кипела в венах, кожа поджаривалась, обугливалась и рассыпалась пеплом, кости растворялись в кислоте, легкие превращали каждый мой конвульсивный вдох в раскаленную плазму, органы скручивались и перемешивались в ванне из магмы.

Я попыталась двинуться, чтобы убежать. Это было чисто рефлекторное действие — “бежать” было некуда — но я сейчас была не состоянии побороть этот импульс. Смутно я поняла, что не сдвинулась с места. Мышцы работали. Даже в этом кричащем и плавящемся, к моему страданию, состоянии они могли бы сокращаться и расслабляться по команде. Я могла двигать пальцами, но не броситься через комнату в бесплодной попытке убежать от огня.

Эдвард.

Он был со мной как и обещал — удерживая меня. Он находился словно по другую сторону — прохлада, которую я не могла достичь. Жар не ощущался слабее там, где его руки обхватывали меня. Но я знала, что он со мной.

Боль совершенно не уменьшалась. Это бы заняло весь доступный мне интеллект — раньше. Но изменение уже началось, так что в моем сознании было уже больше места…

Был небольшой свободный уголок на задворках моего разума, который я могла использовать для размышлений.

— Время, — потребовала я, успев выплюнуть эти два слога до того, как мои челюсти снова сжались, и надеясь, что он поймет о чем я.

— Ты проспала первые тридцать часов и пятнадцать минут, — тут же прошептал он мне на ухо. Я сконцентрировала все доступное мне внимание на его голосе. Я не была уверена, галлюцинирую или нет, когда ощутила, что могу слышать больше оттенков в нем — были ли мои уши уже улучшены? Они тоже были объяты пожарищем, как и все остальное. Печи в виде ушей по обе стороны головы все равно могли улавливать звуки — и его голос был напряженным, несчастным, но преданным. Ему был ненавистен факт, что мне больно. Вот что я поняла из сказанного. Но он оставался со мной.

— Сейчас пятнадцать минут второго ночи. Четверг. Все должно закончится завтра в десять вечера — процесс пройдет быстрее с таким количеством яда в организме, — проговорил он сквозь сжатые зубы.

Завтра. Почти послезавтра.

Но не сейчас.

Я пылала.

*

У меня ушел почти час после пробуждения, чтобы по-настоящему захотеть умереть.

Это желание было почти таким же чуждым, какой ранее была боль. (Теперь боль была привычной — то есть я могла бояться каждого момента оставшейся мне пытки по отдельности.) Я никогда ранее не хотела смерти, несмотря на мои легкомысленные ремарки Эдварду о том, что он сделает, если я буду умолять о смерти.

Но ничего не стоило этого. За целое тысячелетие я не смогла бы сделать ничего такого, что стоило бы еще одного часа этого мучения, даже если бы через этот час все закончилось, и за остаток вечности я бы не сделала ничего из того, что стоило бы того времени, что мне осталось вытерпеть на самом деле.

В пять утра четверга я начала надеяться каждой частичкой своего изломанного и обугленного тела, что он лгал о том, что не убьет меня, даже если я буду умолять.

Я умоляла.

Выплевывая слова, ненавидя воздух, которым формировала мольбы, я просила убить меня.

— Нет, — ответил Эдвард таким голосом, словно он испытывал ту же боль, что и я. Невозможно. — Белла, нет. Скоро все закончится. Завтра.

Я зашипела. Прозвучало вполне по-вампирски, по крайней мере этот звук.

— Пожалуйста! — закричала я.

— Нет, — мне показалось, я слышала, как он двигается; возможно, он сжал меня крепче. Я не могла говорить. Все было огнем и агонией; ничто, столь тривиальное как объятия Эдварда, не стоило передачи информации через мои сгоревшие и разрушенные нервы. Я не хотела, чтобы он обнимал меня, если он делает это не для того, чтобы убить меня, закончить это, прекратить это…

Я испустила бессвязный вопль.

Шло время. Я периодически умоляла о смерти, но Эдвард всегда отказывался. Иногда его возражения были слабее прочих, менее категоричными, и тогда я принималась извиваться, рыдать и кричать сильнее. Возможно, если я раню его достаточно своей болью, чтобы он захотел остановиться, он даст мне единственное, что, как я помнила сейчас, я хотела.

Но такой милости мне не дали. Он не оторвал мне голову, его руки не вырвали мое пылающее, все еще бьющееся сердце. Он не убил бы меня.