Луна и солнце
Шрифт:
Мари-Жозеф встала у двери, загораживая клетку и лихорадочно пытаясь придумать, как же им помешать.
— Его величество повелевает ей показать акробатические трюки в Большом канале.
Хотя Шерзад пришлась бы по вкусу смена обстановки, Мари-Жозеф не могла до конца унять свои подозрения.
— А почему за ее переводом в Большой канал надзираете вы, а не граф Люсьен?
— Потому что месье де Кретьен выполняет более важные обязанности или, быть может, потому, что он утратил расположение его величества.
— А почему его величество… почему вы не вызвали меня и не
— Разумеется, я предлагал, — возразил Лоррен, — стремясь сделать вам любезность. А не вызвал вас потому, что, когда я хочу с вами поговорить, вы норовите ускакать от меня на самой быстроногой лошади в королевстве!
— У меня были на то причины!
— Так что же, мне передать его величеству, что его морская тварь отказывается ему подчиняться?
— Нет, — сказала Мари-Жозеф. — Но прошу вас, уберите багры и стрекала. Если вы не будете ее пугать, она, возможно, согласится перебраться в парусиновую люльку, и вы без помех перевезете ее в Большой канал.
Она отворила клетку и кинулась к Шерзад, замершей неподалеку, посвистывающей и мурлычущей: так она забрасывала Мари-Жозеф вопросами. Мари-Жозеф объяснила ей, что ее ждет.
Слуги спустили в воду люльку, и Шерзад нервно, испуганно несколько раз проплыла вокруг нее. У нее до сих пор не прошли синяки, оставленные сетью во время пленения.
— Шерзад, милая, верь мне, пожалуйста! — взмолилась Мари-Жозеф. — Большой канал намного шире и чище фонтана, тебе там будет лучше!
Шерзад прикоснулась к люльке. Когда она нерешительно заплыла внутрь, Мари-Жозеф подумала: «Она доверяет мне, но насколько я могу доверять месье де Лоррену? Вдруг это всего-навсего уловка, чтобы передать ее месье Бурсену? Но если бы они хотели убить ее, то могли бы поразить ее копьем или выстрелить в нее еще издали», — мысленно возразила она самой себе.
У Мари-Жозеф не оставалось выбора. Она уговорила Шерзад спокойно сидеть в люльке, чтобы слугам не пришлось бить ее или опутывать сетью.
С бешено бьющимся сердцем, мучимая опасениями, Мари-Жозеф сопровождала Шерзад, держа ее за руку. Вырвавшись из фонтана, Шерзад вертелась, егозила и пела, предвкушая свободу. Если Лоррен обманет ее, ничто не помешает ей защищаться.
И тут со склона Зеленого ковра к ним неуклюже сбежал месье Бурсен.
— Ах, какое счастье, что я вас застал! — воскликнул он. — Можно зарезать ее прямо сейчас? Пожалуйста, следуйте за мной, скорее…
— Нет! — крикнула Мари-Жозеф. — Его величество даровал ей жизнь до полуночи!
Она в ярости обернулась к Лоррену. Шерзад пронзительно закричала. Ударив когтями, она со свистом рассекла парусину люльки, оставив длинную прорезь.
— Вы солгали!
— Нет, успокойтесь, мадемуазель! — Лоррен предостерегающим жестом остановил Бурсена. — Подождите, сударь.
— Не волнуйся, Шерзад, все будет хорошо!
Морская женщина, не переставая дрожать, затихла, почувствовав прикосновение подруги. Мари-Жозеф упрекнула себя в излишней подозрительности.
Бурсен, вознегодовав, бросился за ними следом:
— Вы собираетесь ее уморить? В вас
что, бес вселился?— Его величество, — произнесла Мари-Жозеф, — соблаговолил сохранить Шерзад жизнь. Приготовьте что-нибудь другое.
— Но его величество обещал мне тысячу луидоров, — задохнулся от негодования месье Бурсен, — если я приготовлю и подам русалку эффектнее, чем на пиру Карла Великого!
— За свою свободу Шерзад обещала ему куда больший выкуп.
— А что, если его величество намерен получить и то и другое: и сокровища, и мясо?
Испуганные криками и стонами Шерзад, слуги почти бегом преодолели маленькое расстояние, отделявшее фонтан Аполлона от Большого канала, и наклонили люльку над его краем. Шерзад вскрикнула, забилась и, подняв брызги, неловко сорвалась в воду канала.
— Она похудеет, — застонал Бурсен, — она отощает, мясо будет жилистое, а если блюдо не окажется безупречным, право, я покончу с собой!
— А ну, прыгай, русалка! — крикнул Лоррен.
Русалка всплеснула раздвоенным хвостом, забрызгав Лоррену начищенные сапоги, нырнула и была такова.
— Только бы она не набила себе синяков, — выразил опасение Бурсен.
— Уходите! — велел Лоррен. — Пусть наставит себе синяков сколько душе угодно, лишь бы не вылезла из канала.
— Ей некуда идти, — вмешалась Мари-Жозеф. — И потом, она же не ходит, она умеет только плавать.
Мари-Жозеф склонилась над набережной канала, высматривая Шерзад. Месье Бурсен попытался к ней присоединиться, однако, встретив злобный взгляд Лоррена, поспешил ретироваться.
— Что ж, до полуночи, — напомнил он. — В полночь я явлюсь, и вы должны будете передать мне эту тварь.
— После полуночи!
— В одну минуту первого!
Бурсен тяжело забрался в повозку, усевшись рядом с рабочими на груду парусиновых люлек, сетей и багров, и уехал. Мари-Жозеф осталась наедине с Лорреном.
— Вас это утешает? — осведомился Лоррен, улыбаясь своей очаровательной улыбкой. — Неужели вы не испытываете ко мне благодарности за то, что я дал вашей питомице в последний раз почувствовать вкус свободы?
Мари-Жозеф в ярости вырвала у него руку:
— Вы не заслуживаете даже презрения! Моя подруга в смертельной опасности, а вы… вы…
Он беззаботно рассмеялся, глядя на ее вспышку:
— Не стоит оскорблять меня, мадемуазель. Может статься, когда-нибудь у вас не найдется иного защитника и покровителя, кроме меня.
Он вскочил на коня и небыстрым галопом ускакал. Поверхность Большого канала замерла, словно ничто никогда не нарушало водной глади.
Шерзад наслаждалась холодным чистым течением в своем новом обиталище. После стольких дней, проведенных в грязи и мути фонтана, ее не раздражала даже безвкусная пресная вода. Она напевала и посвистывала, прислушиваясь к контурам своего жилища, обнаруживая длинные острые края и правильные изгибы, отсутствие растений, кроме жалких водорослей: их спутанные стебли тянулись к поверхности, но их неумолимо срезали или выдергивали с корнем. Сверху в царство Шерзад вторгались кили небольших лодок.