Луна и солнце

Глава 19

Словно не замечая множества лошадей, собак и карет, непрестанных выкриков и окликов, Заши грациозно переступала по булыжникам версальского двора. Мари-Жозеф погладила блестящую золотисто-рыжую шею кобылы.

— Заши, милая, ты ведь знаешь все мои слабые стороны? — прошептала она.

«Я просто устала», — думала она, хотя ее лихорадочное отчаяние совершенно не походило на приступы усталости, которые ей случалось ощущать прежде.

Заши повела одним изящным ушком, затем навострила оба и выгнула шею. Она шла как по ровной водной глади.

Мимо с криками, отчаянно колотя каблуками в бока своих пони в леопардовом крапе, пронеслись маленькие принцы; их «скакуны» подняли невообразимый шум, стуча копытами по булыжнику. Молоденькая гончая залаяла и заскребла когтями, пытаясь кинуться за ними в погоню, однако смычок, прицепленный к ошейнику старой, многоопытной суки, чуть не задушив, удержал ее. Сука зарычала; молодая собака от страха сжалась в комочек. Постепенно собрались все участники королевской охоты: пятьдесят всадников и примерно столько же человек, готовых отправиться в десятке открытых колясок. Горячие жеребцы фыркали и становились на дыбы; их хозяева выступали не менее самодовольно.

Запахи конского и людского пота, навоза, дыма и духов смешивались с ароматом апельсиновых деревцев и благоуханием прозрачного прохладного сентябрьского утра. Голубое небо сияло.

Месье и шевалье де Лоррен выехали на охоту на одинаковых, под пару, испанских вороных. Бриллиантовые мушки месье мерцали на фоне напудренной кожи, на новом платье переливалось золотое кружево, а белые пышные перья чуть ли не до задней луки седла ниспадали со шляпы, которую он сдвинул набок, как требовала самая последняя мода. Лоррен, невероятно элегантный в расшитом синем жюстокоре, щеголял новым бриллиантовым перстнем, надетым на указательный палец поверх перчатки.

Мари-Жозеф надеялась, что в толпе сумеет избежать встречи с ним.

— Надо же, как странно: месье едет верхом по-мужски! — сказал герцог дю Мэн.

Его мощный гунтер толкнул плечом Заши.

— У него прекрасная посадка, сударь, — заметила Мари-Жозеф. — Смотрите, как конь откликается на каждое его движение.

— Жалеет, что нельзя накинуть узду на Лоррена: уж тот бы восхищался посадкой месье безмерно! — усмехнулся герцог Мэнский.

Мари-Жозеф не поняла его насмешки и уловила лишь издевательский тон.

— Я слышала, что во время последней кампании он храбро возглавил атаку своей кавалерии.

— Да, но сначала провел перед зеркалом часа два. А сегодня одевался часа четыре, не иначе.

Его конь придвинулся ближе. Коленом герцог Мэнский задел ногу Мари-Жозеф. Заши заложила уши и попыталась укусить его гунтера. Мари-Жозеф ее не пожурила.

— Сударь, месье неизменно был добр ко мне, — сказала она. — И он, и мадам, и мадемуазель. Я не хотела бы, чтобы в моем присутствии о них говорили неуважительно.

Дю Мэн обернулся к Мари-Жозеф так стремительно, что ей на мгновение показалось, будто плечи у него выровнялись. Тень широкополой, с пышными перьями шляпы, падая на лицо, подчеркивала красоту черт, напоминавших его отца-короля в юности.

— Мадам следовало бы родиться мужчиной, а месье — женщиной.

Мари-Жозеф потеряла дар речи, потрясенная его язвительностью и сарказмом, а дю Мэн пришпорил коня и быстро ускакал.

— Мадемуазель де ла Круа! — окликнули ее.

На крупной гнедой лошади к ней неспешной рысью подъезжала мадам, в поношенной амазонке, которую она надевала всякий раз, когда этикет не требовал придворного роброна.

— Добрый день, мадам!

Мари-Жозеф улыбнулась; мадам просто излучала блаженство, и Мари-Жозеф невольно забыла о своих горестях, словно солнце разогнало тучи: в конце концов, сентябрьский день был прекрасен, ее пригласили на королевскую охоту, она ехала на чудесной лошади. Мадам светилась радостью, щеки у нее разрумянились, глаза сияли.

Мадам в ответ нежно улыбнулась Мари-Жозеф:

— Мы с мадемуазель ужасно расстроились, узнав, что вы больны. По-моему, душенька, у вас небольшая лихорадка. Не прислать ли к вам моего доктора?

— Благодарю вас, мадам, я совершенно поправилась, не беспокойте его.

Мари-Жозеф пониже натянула рукав, чтобы скрыть повязку в красных пятнах.

— Вам не трудно ехать верхом?

— Я бы ни за что не хотела пропустить королевскую охоту! — Она надеялась, что его величество, едва увидев ее, не отменит в тот же миг свое приглашение. — Заши обо мне позаботится.

Мари-Жозеф еще раз погладила гнедую по шее; ей хотелось снова и снова прикасаться к нежной теплой коже арабской кобылы, ощущая стальные мышцы.

— Лошади месье де Кретьена быстроноги и надежны, — сказала мадам. — Жаль, слишком уж малы для меня!

Она рассмеялась, а потом с недоуменным видом поглядела на Мари-Жозеф и заметила:

— Первый раз вижу, чтобы граф Люсьен одалживал своих лошадей. Прежде за ним такого не водилось, он не давал их даже близким друзьям.

— Это для удобства моего брата, ради его работы во славу его величества, — стала оправдываться Мари-Жозеф. — Но со стороны графа Люсьена было очень любезно разрешить мне поехать на охоту на Заши — просто для моего собственного удовольствия.

— Душенька, что-что, а это вы в полной мере заслужили, ведь вы работали без устали.

— Но я пренебрегала своими обязанностями перед вами и мадемуазель. Пожалуйста, простите меня.

— Пока ваш брат служит королю, он не может обойтись без вашей помощи. Я смирилась с этим. Впрочем, надолго мы вас не отпустим, не забывайте, — сказала мадам. — А мадемуазель просто не в силах обойтись без вашей Оделетт: только сегодня утром они придумали шесть новых причесок, и, полагаю, изобретут еще с десяток, пока мы охотимся.

— Моя сестра Халида — просто чудо, мадам, это воистину так.

— Ваша сестра? — Мадам удивленно подняла брови. — Халида?

— Отныне она моя названая сестра, она свободна, носит свое истинное имя и разделит со мной любые блага и любую милость, которой я только удостоюсь.

Мадам задумалась.

— Великодушное и добродетельное решение. Владеть рабыней вам… не пристало.

— Я лишь недавно осознала это, мадам. Пожалуйста, простите меня, я всего лишь невежественная провинциалка из колоний.